После секундного шока я соображаю, что нужно прикрыться, но фарш назад провернуть нельзя: папа Димы уже увидел меня голой. Видел мою грудь. Сиськи мои видел.

Небритая челюсть Молотова сжимается, глаза чернеют от гнева, или от чего они у него там чернеют, и он молча захлопывает дверь, да так сильно, что вибрируют стены. Сердце отбивает барабанную дробь, щеки пылают, а в горле разбухает ком. Что мне делать? Переехать в Сибирь? Сделать пластическую операцию? Написать письмо Крису Хемсворту, чтобы выпросить прибор, стирающий память? Что мне, черт побери, с этим теперь делать?

– Дим, – жалобно пищу, нащупывая злополучную кружевную тряпку. – Я же просила закрывать дверь.

– Забыл, наверное, – виновато произносит он, – папе следовало постучаться, но он же типа большой босс. Вечно врывается без предупреждения.

Я подтягиваю колени к груди и несколько раз бьюсь об них лбом от бессилия. Да что же непруха такая? Одно радует – грудь у меня красивая и живот плоский даже в сидячем положении.

Дима натягивает футболку на плечи, очевидно осознав, что секса теперь ему точно не обломится, и быстро целует меня в лоб.

– Он, может, и не увидел ничего, Юль. Я вроде тебя прикрывал.

Если бы. Молотов смотрел прямо на меня. Вернее, на мою грудь, и, судя по выражению олигархического лица и тому, как сжались его олигархические губы, ее идеальные пропорции баллов в его глазах мне не добавили.

– Я пойду узнаю, чего папа хотел, – продолжает Дима, поднимаясь с кровати. – Может, по поводу свадьбы зашел поговорить. Заодно денег у него попрошу – мотик себе из Японии заказал, завтра забирать надо, – он берется за дверную ручку и весело подмигивает, – покатаемся с ветерком.

Дима выходит, а я падаю на подушку и закрываюсь с головой одеялом, как если бы это помогло мне скрыться от реальности. Сердце по-прежнему колотится как у зайца, а во рту сухо. Разумеется, Молотов не станет разговаривать с Димой о свадьбе. Отчего-то мне кажется, что после этого инцидента Сергей Бейтманович уже никогда не благословит наш брак.

Необходимость раннего взросления по итогу сослужила мне хорошую службу: к тридцати годам я сколотил многомиллионное состояние, вступив в ряды представителей бизнес-элиты, которому рады везде и всегда. А потому ощущать себя лишним под крышей собственного дома, как минимум, непривычно и странно для меня.

Мысленно усмехаясь над собой же, иду к припаркованному во дворе Range Rover: что, Сергей Георгиевич, пострадал за привычку входить без стука? Здесь ты не в своем лондонском офисе, здесь, блядь, полуголая невеста твоего сына может на кровати сидеть.

Второй раз за неделю ощущаю себя идиотом. Какого черта меня к ним в комнату понесло? Ах, да, хотел с Димой поговорить по поводу его заоблачных трат. Только не учел тот факт, что сын уже вырос и может в этот момент заниматься сексом со своей девушкой.

Морщусь и тру переносицу, чтобы избавиться от картины, которая упрямо возникает перед глазами: перепуганная рязаночка и ее идеальные округлости. Кстати, молодец, Серега – угадал. Действительно третий. С имплантатами только ошибся. Ни черта это не имплантаты – натуральная грудь, высокая, красивая. Соски светло-розовые. Блядь.

Сажусь на водительское сиденье и нащупываю пульт от ворот. Пусть и не пристало в моем возрасте идти на поводу у мимолетных импульсов, но сейчас мной владеет единственное желание – уехать. Все равно куда. Может, даже просто покататься. Давно ли я вот так бесцельно куда-то ехал? Вечно встречи, переговоры, деловые ужины.

Включаю фоном какую-то модную попсу и, вырулив на большую дорогу, выжимаю педаль газа, пока стрелка спидометра не замирает на разрешенной отметке сто. Безусловная реакция мозга на скоростное ограничение. И с каких пор ты таким скучным стал, а, Серега?

Сам того не замечая, в течение часа доезжаю до Цветного бульвара. По центру Москвы даже поздним вечером не раскатаешься, поэтому я паркую машину возле светящегося ресторанного фасада и выхожу на улицу. Можно позвонить Илье и поинтересоваться, чем он занят, но проблема в том, что я и сам не знаю, чего мне хочется. Разговаривать о делах желания нет, личное тоже обсуждать неохота. Делаю вывод, что компания мне на сегодня не нужна, и толкаю стеклянную дверь.

– Вас ожидают? – мило осведомляется худощавая шатенка за стойкой на входе.

– Я один.

Быстрый взгляд, оценивающий сумму на моей пластиковой карте, и как результат – обворожительная улыбка:

– Я вас провожу.

Меня размещают за столом возле окна, и я, не заглядывая в меню, заказываю двойную порцию виски. Я не любитель этого напитка, но отчего-то Москва ассоциируется у меня именно с ним. Делаю глоток и еще один, и снова морщусь, потому что картина, не предназначенная для моих глаз, никак не хочет исчезать, вызывая предательское натяжение под молнией брюк.

Как ни стараюсь себя убедить, что эрекция – это естественный отклик мужчины на обнаженное женское тело, успокаивает это слабо. Глупо все оправдывать физиологией. Девчонка эта – девушка моего родного сына, с которой он в данный момент, возможно, занимается сексом, и подобная реакция ну никак неуместна.

Глоток, еще глоток. Напряжение понемногу отступает, замещаясь тягучим расслаблением, и мысли плавно перетекают к минувшему ужину. Может, никакая и не аферистка эта рязаночка? Может, и правда влюбилась в Димку. Парень-то он неплохой, хоть и избалованный. Лицом на мать свою похож, а Снежана до чрезмерного увлечения косметологией была редкой красавицей. Словом, если попытаться, то в свете Юлиных проблем с законом можно представить, что деньги для нее не первостепенны. Я, конечно, момент с пожилой воровкой батонов уточню завтра у Конникова, но что-то мне подсказывает, что тут рязанка не обманула.

Это, разумеется, не означает, что я вдруг оценил идею свадьбы, хотя бы потому, что Дима явно в будущей семейной жизни на свои силы не рассчитывает. До сих пор понять не могу, почему нельзя просто встречаться, а непременно нужно жениться? И вот тут снова несостыковка. И правда, для чего молодому парню, возле ног которого готовы валяться все университетские красавицы, так рано связывать себя по рукам и ногам? Еще год назад Дима менял девчонок, как резину на пит-стопе, а тут неожиданно надумал стать семьянином. Все же без вмешательства рязанки здесь вряд ли обошлось. Еще один неоспоримый факт в эту пользу: она и мне каким-то образом успела в мозги залезть.

– Сереж, неужто ты? – отвлекает от размышлений грудной женский голос. Отрываю взгляд от бокала и вижу перед собой Свету Барышеву. Она юристом у Ильи долгое время проработала, и пару раз во время моих недолгих визитов в Москву у нас с ней был секс.

Свету природа не обделила ни внешностью, ни мозгами, а это в наше время редкое сочетание. Потому как стоит современной женщине увериться в своей привлекательности, она почему-то предпочитает тупеть. Тысячу раз был свидетелем.

– Здравствуй, Свет, – салютую ей полупустым бокалом. – Как видишь – я.

– Присяду? – осведомляется она, кивая на соседний стул.

– Садись, конечно.

Я поднимаюсь и, позволив Свете на московский манер задеть губами свою щеку, выдвигаю для нее стул.

– Прекрасно выглядишь, Сереж. Ты как вино, с годами только лучше.

Я начинаю подозревать, что не так-то я и презентабельно выглядел все эти годы, если в настоящий визит каждый норовит сделать комплимент моему внешнему виду.

– Ты тоже, Свет. Пьешь, ешь? – указываю глазами в лежащее рядом меню. – Заказывай.

– Вообще, я не голодна и за рулем. Собиралась ехать домой, а тут заметила тебя и подумала: может, у тебя на этот счет будут другие планы?

Всегда ценил в этой женщине прямолинейность без фальшивого жеманства и увиливаний. Хочет заняться сексом – говорит об этом.

Света красивая женщина: ей немного за тридцать, светлые волосы, фигура роскошная, и в постели мне с ней было хорошо. Тру виски в очередной попытке вытравить из головы высокую грудь над тонкой талией, после чего осушаю остатки виски в бокале. Все верно. Мне нужно потрахаться, и тогда идиотское наваждение покинет мою голову.