— Почему ты здесь, Пит? — говорит она, лениво потягиваясь на стуле. Ей все равно, но разговор нужно начинать с чего-то. А она никогда не скажет ему, что поражена тем, как он легко отгадал загадку с розами. И да, работник несёт её заказ.
— Хотел, развеется. И заодно попить кофе. А ты почему здесь? — выражается он, смотря, как Эвердин оживлённо приступает к трапезе. Она даже ест мило, вот только успела испачканной ложкой коснуться щеки.
— Просто пришла за кампанию. У Мирты были дела. Что-то не похоже, что ты пришёл отдыхать, — указывает она кипу книг, расположенных прямо на полу.
— Да, что-то не сложилось. Ты могла бы пожалеть бедного парня, измученного учёбой и помочь донести книги в его комнату.
Эвердин безудержно расхохоталась.
— Ты серьёзно? Обычно это обязанность мужчин помогать женщинам.
— Эвердин мы же не в пятидесятые живём. То, что ты говоришь это обратный сексизм. Может, мне правда нужна помощь? Откуда ты знаешь? — и молча кусает губы.
— Ладно, только напишу Мирте, потом можно двигаться.
Пит слабо улыбается. Ему бы хотелось, чтобы она позволила ему остаться в её сердце.
— Спасибо, что нашла меня. Китнисс, — шепчет он.
========== Глава седьмая. ==========
В парке не спеша бредут две одинокие фигуры в неясном молчании. Китнисс тяжело дыша, несёт книги на пару с Мелларком. А тем временем полупрозрачный пар изо рта мерно растворяется в ночном воздухе. Молчать неловко, но вести диалог, удерживая в руке несколько книг дело проблематичное. Однако Пит, беспокоясь о том, что его спутница может утомиться от тягостного безмолвия решает начать разговор. Главное, поблагодарить её за то, что не оставила его одного с грядущими проблемами.
— Спасибо, что согласилась сопроводить меня в комнату. Ты, наверное, будешь смеяться, но два часа назад эти книги казались мне легче пушинки. Я почему-то сегодня испугался своей собственной комнаты и в панике покинул её. Это возможно из-за адреналина тащить книги было определённо легче. Сам бы я точно не дотащил.
Китнисс понимающе глядит на него. Но она смущена от его неожиданной откровенности. Даже не знает, что сказать. Да и от волнения она просто неуместно хрипит, словно её ранили. Пит взирает на неё с волнением и решает позже угостить её горячим шоколадом, чтобы согреть. Наверное, она замёрзла. А он даже не успел одеться по погоде, а то мог бы предложить куртку.
— Ты замёрзла? Давай я сам донесу. До комнаты осталось мало. Будет лучше, если ты спрячешь руки в карман, так хотя бы их согреешь.
Китнисс сдавленно вздыхает и мотает головой.
— Не надо, Пит. Мне не сложно донести, тем более ты сам только что сказал, что до комнаты осталось всего лишь ничего, — и кивком указывает к приближающемуся свету от фонарей университетского общежития. Мелларк решает не спорить, уловив её решительный взгляд. Да и мелочи это. Будет что-то важное, то обсудят. Ну, если вообще доберутся до этого этапа.
Пока Китнисс поднимается по лестнице, Пит торопливо подходит к двери, еле держа одной рукой кипу книг, чтобы второй открыть ей дверь. Дышать болезненно, но облегчение, проступившее на лице девушки, немного заглушает его боль в мышцах верхних конечностей. Поднимаются они по лестнице в гробовой тишине, потому что лифт как назло отключили. А добравшись до нужного этажа, Пит ставит книги на пол и ключом открывает обшарпанную дверь. Все-таки при ремонте администрация университета сделала ставку на женское общежитие, посчитав, что это будет более благонадёжным вложением.
В комнате зажигается желтоватая лампочка, озаряя комнату домашним уютом. Китнисс слегка колеблется, но её руки так затекли, что она больше не может держать книги. Да и в последнее время она забросила спорт, потому и мышцы ослабели от отсутствия нагрузок.
Они с Питом ставят книги на стол, после чего Пит как угорелый носится по комнате в поисках чайника. И Китнисс как-то неуклюже садится на односпальную кровать и наблюдает за ним.
— Что ты делаешь? — заинтересованно спрашивает она. Юноша включает электрический чайник и вытаскивает из рюкзака завалявшиеся пакетики сухой смеси.
— Ты замёрзла. Я видел, что ты не сильно, но все же дрожала на улице. Потому и хочу тебя согреть, прежде чем сопроводить до комнаты. Конечно, это всего лишь смесь. Но давай притворимся, что будем пить настоящий горячий шоколад.
Китнисс растерянно смеётся, растирая онемевшие от холода руки.
— Странный ты. И фразы у тебя изумительные под стать. Прямо как у моей соседки, когда она в ударе.
Пит льёт кипяток в пластиковые стаканы, а затем сыпет туда порошок, попутно смешивая ложкой темно-коричневую смесь. Протягивая наспех сделанный напиток, обращается к Китнисс:
— Знаешь, у тебя неплохая подруга. Правда, немного импульсивная. Помню, что на курсах арт-терапии она ушла с урока без разрешения заменяющего профессора. Просто потому что пьяный мистер сказал что-то в её адрес. Хорошо, что мистер Ричтсон вернулся. Но она, конечно, позже написала мне извинения в «ватсап». За то, что оставила одного посреди урока.
Китнисс делает глоток. Немного горько, но сойдёт. Тем более, когда по телу разливается приятный жар, жаловаться будет неприлично. Девушка немного обдумывает слова знакомого и даёт уклончивый ответ.
— Не буду отрицать то, что она нервная. Кажется, у неё там что-то стряслось с двоюродным братом.
— А ты не спрашивала?
— Нет, не интересовалась. Не моё дело.
Пит неприятно удивлён её безразличием. А вот и первая брешь в его иллюзиях. Его идеализированный субъект имеет свои недостатки. Но он отмахивается от них будто Пигмалион, забывая, что Китнисс обыкновенная смертная, изначально имеющая право ошибаться. Пит хмурится и назидательным тоном продолжает разговор.
— Иногда интересоваться важно. Ведь человек думает, что «вот мои проблемы только мои проблемы», а затем оказывается в сумасшедшем доме, — и смотрит на неё испытующим взглядом.
Затем подумав, что он был слишком суров для малознакомого парня, смягчает интонацию. В конце концов, Пит пока что для неё никто, чтобы читать моральные проповеди, — кстати, почему тебе не нравятся розы? И ещё на кого ты учишься? Столько всего нужно спросить.
Китнисс допив напиток, оценивающее рассматривает его. Слишком он уж переполнен энтузиазмом. И к облегчению Пита успевает заодно, и вытереть лицо карманным платком. Ведь он так и не смог намекнуть ей, что все это время у неё на щеке красовалось пятно от шоколадного торта.
— Что ж, мистер следователь. Я отвечу вам. Розы у меня ассоциируется с мистером Сноу, — и кривит лицо с нескрываемым отвращением, — Был у нас такой учитель химии. Преподавал хорошо, но являлся учителем старой закалки. Строгий, требовательный и любящий наказывать детей физически. На девушек он рук не поднимал, однако юношей нещадно бил то указкой, то учебником. Хотя, насколько мне известно, то наш штат запретил эту меру уже в семидесятые годы. Но ему все сходилось с рук. Ещё если ты сразу же не вникал в материал, то мучил тебя до конца учебного года. Но он был потомком какого-то английского аристократа, потому и носил в лацкане белоснежную розу. Я даже могу процитировать его слова «Белый — это цвет совершенства». А я ненавидела и его самого, затем проецировала ненависть и на невинный цветок.
Пит задумчиво потирает лицо. И откидывается на спинку старого кресла от накатившей усталости. Действие адреналина прошло, он ослаб, но история с розой пробуждает его любопытство, причём неподдельное.
— Я думал, что символ Англии это красная роза. А может он потомок Йорков, кто его знает, — пытаясь попутно вспомнить давно пройдённые уроки всемирной истории. Зря он тогда все-таки предпочёл обыкновенные курсы уборки, хотя Китнисс тоже не блещет глубокими познаниями в этой сфере, судя по её недоуменному взгляду. Значит, нужно перевести тему в другое русло, — а что с профессией?
Китнисс вымученно улыбается. Ей и правда, не хотелось развивать тему о мистере Сноу, так что предпочтительнее поговорить о простых вещах, как выбранная специализация.