— Учусь на фотографа. Знаешь, для меня важно запечатлеть моменты, чтобы помнить. Потому что после одного инцидента в детстве, мне довольно сложно удерживать многие вещи в памяти. Рисую я средне, а словоблудие вообще даётся плохо, так что остаётся лишь единственный вариант — фотография. Не можешь что-то написать, то сделай снимок. Я заметила, что ты тоже фотографируешь. Но ты же вроде художник, разве нет?

Пит встаёт с кресла и идёт к рабочему столу, мимоходом вынимая с кармана ключ, чтобы открыть один из выдвижных шкафчиков. Он решает пока не спрашивать у неё про инцидент. Зачем портить разговор?

— Я художник, но подрабатываю фотографом и корреспондентом нашей университетской газеты. И раз речь зашла о фотографиях, — здесь он делает драматичную паузу, внешне пародируя повадки местных актёров-студентов и громким шёпотом добавляет, — вот твоя фотография. Держи.

Китнисс колеблется, но аккуратно берет снимок. Глянцевая фотобумага на ощупь приятная, да и веет от неё необъяснимой теплотой. Она пытается подавить улыбку и даже впивается ногтями в мягкий матрас кровати. Она не должна улыбаться. Не должна и всё.

— Я согрелась, спасибо, — кратко отмахивается она.

Китнисс застёгивает жакет, ставит грязную кружку на стол и подходит парню. Несильно сжимает его руку в качестве прощального жеста и открывает дверь, чтобы уйти. Питу хочется, чтобы она оставалась здесь подольше. Но задерживать человека против его воли, это неправильно. Он следом натягивает на себя толстовку и в спешке сует в руки Китнисс кожаную перчатку.

— Пойдём, провожу тебя. Пока возьми эти перчатки. На улице холодно.

Китнисс хмыкает, а блёстки на щеках все так же сияют ярко. Даже под обычной лампочкой они не гаснут, а продолжают ослепительно мерцать. Пит зажмуривается.

— Пожалуй, ищешь повод, чтобы встретиться со мной снова. Книги же всего лишь были предлогом.

Из уст Мелларка чуть не вырывается игривое «а что нельзя? а ты догадлива», но он вовремя одёргивает себя щипком в руку и окрылённый сегодняшней встречей честно произносит:

— Прости. Я просто хотел отдать тебе фото, твоё фото. Оно должно храниться у тебя. Так будет правильно.

Эвердин опускает взгляд в сомнениях. Невозможно, чтобы парень был так учтив. Хотя, ведь её отец и отчим всегда были любезны с мамой. Может, так проявляется любовь? Когда ты хочешь быть лучше и совершенствоваться, чтобы объект воздыхания всегда чувствовал себя комфортно возле тебя? Нет, слишком много мыслей. Лучше она уйдёт. Спрячется в нору и подождёт окончание бури.

— Ну, Пит. Уже поздно, пора двигаться, а то опять придётся ругаться с охранником.

В ту ночь смех Пита Мелларка, наверное, был слышен на весь этаж. И студенты предположили, что вот и настал день, когда он сошёл с ума под началом Катона. Пит может и не принимал наркотики, но это не означало, что он был чист. Он был зависим. О, ещё как! Это была самая настоящая аддикция. И имя ей — Китнисс.

========== Глава восьмая. ==========

Мирта начинает лихорадочно искать припрятанные ножи, когда утром с неё резко стягивают тёплое одеяло. Резкий порыв ветра, бросающий в неприятную дрожь, проносится по комнате сквозь распахнутые окна.

Декабрьский холод нещадно пронзает чувствительную кожу, ведь девушка облачена лишь в тонкую пижаму. Пока Китнисс взволнованно раздвигает оранжевые шторы из бархата, Мирта только проснувшись, смотрит в стену пустым взглядом непонимания. А льющийся солнечный свет озаряет комнату и девушка, обречённо вздохнув, понимает, что она теперь точно не заснёт.

— Вставай, уже десять часов утра, — строго командует Китнисс, — после экзаменов спать допоздна простительно, но пора просыпаться. У нас сегодня будет совместный завтрак с Питом.

Мирта закатывает глаза. В жизни многое изменилось с того момента как они с Питом начали встречаться. Комната проветривалась чаще. Китнисс притащила в комнату занавеску оттенка «золотого мака». Так называл её Пит. Хотя, Мирте казалось, что она больше цвета апельсиновой шипучки. Да и весь этот роман развивался как-то излишне стремительно, что порождало у неё смутное чувство тревоги. Будто в один день корабль реальности взорвётся, не выдержав ниоткуда нахлынувшие чувства.

Пит как-то говорил Китнисс, что его любимый цвет оранжевый. Как у неба на закате. Вот и Китнисс покрасила часть своей комнаты в этот оттенок. И, конечно же, не без его помощи, что ему тогда приходилось часто ночевать у девушек. На полу. В спальном мешке, который он заранее приносил с собой. Потом Китнисс повесила ту самую фотографию. На самом видном месте. Это служило напоминанием об их встрече с Мелларком. Мирте было немного неуютно от их отношений, но она старалась на этом не зацикливаться, потому что это её не касается. Да и после этого семестра, она собиралась переезжать в другую комнату, чтобы не мешать Китнисс.

— Знаешь, ты встречаешься с Мелларком уже целый месяц. Но не научилась относиться деликатно к другим людям. Могла бы поучиться у своего «джентльмена», — недовольным тоном выражается Мирта.

Китнисс вытаскивает из шкафа несколько коробок и бережно кладёт их в рюкзак. А затем, повернувшись в сторону соседки, оглядывает её с хитро прищуренным взглядом и примирительно восклицает:

— Не кипятись, тебе понравится. Ну же! Чем быстрее соберёшься, тем быстрее узнаешь, что тебя ждёт.

У Реггадсон совсем не было планов на рождественские каникулы. Пит с Китнисс оставались в кампусе, так что она тоже решила, что останется, ведь ей не хотелось видеться с Марвелом. Вот и сегодняшний день не изобиловал никакими мероприятиями, так что Мирта уже мысленно соглашалась со всем, что предлагала её соседка.

Одевшись за пару минут, девушки спускаются в многолюдный холл. Большинство студентов как-никак не уезжали домой, предпочитая оставаться в стенах родного университета. Выбравшись оттуда, они, неуклюже топая по твёрдому снегу, за полчаса добираются до кофейни.

Раздвижные двери автоматически открываются, пропуская замёрзших посетителей в тёплое пространство, где в воздухе витает запах только что испечённых черничных кексов. На третьем столике сидит безмятежный Пит, который мигом встаёт, увидев идущих к нему девушек. Пит с Миртой вежливо кивают друг другу, а затем парень нежно обнимает Китнисс. А она в свою очередь коротко целует его в щеку в качестве приветствия.

— Ну, вы там не замёрзли? Что мне стоит заказать? Знаю, Китнисс не переваривает кофе. А что насчёт тебя, Мирта? — внимательно читая меню, уточняет Пит.

— Я, пожалуй, возьму омлет со шпинатом. И кофе с карамелью, — сонно отзывается девушка, — А ты, Китнисс?

Эвердин ослепительно улыбнувшись, воодушевлённая отвечает:

— Я возьму яичницу-глазунью с картофелем и паприкой. Шоколадный кекс с бананом и горячий шоколад.

Пит улыбается ей в ответ. Его радует, что у неё появился пламенный аппетит, и то, что она научилась радоваться ежедневным мелочам. И пока он отходит, чтобы сделать заказ, Китнисс достаёт из рюкзака небольшие коробки из василькового картона, перевязанные белоснежными ленточками. И протягивает одну удивлённой Мирте. Но она не спешит распаковывать, думая, что будет лучше открыть, когда Эвердин всучить подарок и Питу.

Вскоре Пит возвращается с тяжёлым подносом. И усевшись, тоже получает коробку от своей девушки. В то время как Пит и Мирта не теряя времени, рассматривают свои подарки, Китнисс не спеша попивает горячий шоколад.

Пит вытаскивает из коробки тёмный вязаный шарф из кашемира, а также перчатки в тон. Ещё и антисептик. Мирте достаётся изящный гербарий из высушенных одуванчиков и плитка молочного шоколада. Китнисс хоть и виду не подаёт, но жутко переживает, ведь раньше она не заморачивалась с выбором подарков. А это её первый год, в котором она усердно отбирала и выискивала подарки своим близким друзьям.

— Ух ты! Спасибо огромное, это так неожиданно, — выкрикивает Мирта, очнувшись первой от приятного сюрприза, — удивительно, что ты смогла достать одуванчики зимой.