– Прекрасно.

– Ни в чем не нуждаетесь?

– Да нет, ни в чем.

– А машина как ездит?

– Трансмиссия чего-то пошаливает.

– Это мне известно. Она начала барахлить как раз перед тем, как ты… – Он осекся, не докончив фразы: «Перед тем, как ты меня бросила». – Отгони ее к Отто. Гарантия все еще действует.

– Хорошо.

– Хочешь, я с ним обговорю?

– Да ладно, я сама.

Прошло несколько неловких секунд.

– Я сегодня читала твою статью о том ужасном похищении. Не могу представить, чтобы что-нибудь подобное случилось с Заком…

– Расследование идет полным ходом. Я сейчас еду на пресс-конференцию. Энн, я хочу с тобой увидеться, обо всем поговорить.

– Это, наверное, Зак?

Зак?

Рид озадачился.

– Что-что? Не понял.

– Я думала, это он тебе позвонил. Ему снились кошмары. – Ее голос спустился до шепота: – Он по тебе скучает.

– Скучает, по мне?

Ум кипел от противоречивых эмоций. «Чего ты ожидала, Энн? Ты рисуешь меня эдаким злым прокаженным, потому что мне нравится моя работа. Ты выдергиваешь его из единственного дома, который ему известен, отнимаешь его у друзей, у соседей. Он, наверное, до смерти напуган этой дикой историей с похищением. Каждое утро он вынужден вставать в полшестого, чтобы его через весь Залив везли в школу. Ему приходится пропускать футбол, которым он живет и дышит. Ты швыряешь его маленький мир в блендер. Он тоскует по тому, чего ты его лишила: по дому».

«А ну стоп».

Он был не прав. Обвинять Энн мог бы лишь глупец. Вини себя, Рид.

– Я скучаю по вам обоим, – сказал он.

– Тогда почему ты не приезжал с ним повидаться?

– Когда ты переехала в Беркли, я понял, что ты не хочешь меня видеть. Клянусь, я думал, что так угодно тебе. Мне приходилось перебарывать желание увидеть тебя. Я парковался на улице рядом с домом твоей матери, надеясь увидеть тебя.

– Ты это делал?

– Я не знаю, каковы правила, Энн.

– Однажды Зак после школы начал спрашивать меня о тебе, и когда же мы перестанем злиться и вернемся все обратно домой.

– Глянь-ка, уже смолоду разгребает чужое дерьмо.

Они обменялись хохотком, деликатно обходя вопрос Зака стороной.

– Энн, я хочу, чтобы мы встретились. Есть о чем поговорить.

– Зак, между прочим, ждет, когда можно будет приехать в твою газету. Почему б нам к тебе не заглянуть и не пообедать на этой неделе?

– Заметано. Он не хочет со мной немного поболтать?

– Конечно, минутку.

Энн положила трубку – судя по всему, на стол. Через несколько секунд послышался бодрый перестук ножонок Зака. Он бежал к телефону.

– Папа? – схватил он трубку.

Рид ощутил у себя в горле комок.

– Зак, как ты там? Молодцом?

– Ага.

– С бабушкой хорошо себя ведешь?

– Хорошо. – И, понизив голос до шепота: – Я даже помню опускать в туалете сиденье, когда схожу.

– Ай молодец.

– Пап, а мы домой обратно поедем?

– Сейчас решаем. Решим ведь, так?

– Ты же, пап, хочешь, чтобы мы все вместе поехали домой?

– Да, конечно.

– И я тоже. И мама. Я слышал, как она говорит бабушке.

– Это хорошо. Я рад. Хочешь о чем-нибудь меня спросить?

– Тот маленький мальчик, которого вчера похитили. Я видел его фотографию в вашей газете. Он что, мертвый?

– Никто не знает. Полиция очень усердно работает над этим делом.

– Полиция ведь его поймает, похитителя? Они же поймают его до того, как он заберет еще и других детей? Да, пап?

Рид провел рукой по лицу.

– Зак, ты даже не знаешь, как мы с мамой тебя любим. Больше всего на свете. Ты слышишь меня, сынок?

– Наверно, да, – ответил он тихим голосом.

– И это нормально, немножко бояться и быть очень осторожным, чтобы никогда, никогда не разговаривать с незнакомыми. Только, Зак, не позволяй себе сходить из-за этого с ума. Не путай это с тем, что сейчас происходит у нас с мамой. Хорошо? Мы с мамой решаем, как снова быть вместе.

– Но когда, папа? Я хочу домой… – Голос Зака рвал сердце на части.

– Точно сказать не могу, сынок.

Зак тихо заплакал.

– Зак, грустить – это нормально. Мне тоже грустно. Но тебе нужно быть сильным и терпеливым ради мамы и меня. Ты можешь это сделать?

– Угу. Я постараюсь.

– Мы сделаем все, что в наших силах. Обещаю тебе, что очень скоро мы с тобой снова поговорим.

Рид посмотрел на часы.

– Скажи маме, что я ей позвоню. Теперь мне пора идти, сынок.

Рид повесил трубку и поспешил к своей «Комете».

Дэнни Беккер проснулся испуганным и голодным. Это странное место нехорошо пахло, как клетки зверей в зоопарке. Во рту мальчика был странный привкус.

– Папа!

Дэнни подождал. Тишина.

– Мамуля! Ты где?

Дэнни вслушался. Опять ничего.

Что-то было не так. На нем были ботинки. Мама никогда не разрешала ему лежать на кровати в ботинках. Дыхание Дэнни участилось. Ему очень боязно было сидеть здесь, на старом вонючем матрасе. Комната освещалась голой тусклой лампочкой, отбрасывающей на бетон стен длинные тени. На одном мелком оконце изнутри была решетка. Стекло закрывали газеты.

На полу Дэнни заметил чашку молока, тарелку с печеньем и бутерброд.

За едой он плакал. Бутерброд был с арахисовым маслом и джемом. Совсем не так вкусно, как делает мама. Джем с боков стекал каплями. Печенье было жирное, с кремовой начинкой. Мальчик вспомнил, что был в метро с папой, а потом его вытолкнули за дверь и он упал. Сзади его подняли сильные, как у папы, руки. Но они были не папины и держали его как-то забавно. Дэнни сначала подумал, что это игра, потому что они от кого-то быстро убегали. Но когда человек, несущий его, споткнулся, то сказал плохое слово. Дэнни пробовал закричать, но лицо ему обжала пахучая мокрая тряпка.

Дэнни хотелось писать. Он положил на тарелку недоеденное печенье, встал и огляделся. Надо было найти туалет. Он подошел к двери, потянулся вверх, схватил дверную ручку и повернул.

Она открылась.

В коридоре было темно. Лестницу освещал луч света от телевизора, а сверху доносилось отчетливое, ритмичное поскрипывание: скрип-скруп, скрип-скруп.

Шмыгая носом, Дэнни стал на цыпочках подниматься по лестнице. И тут раздался резкий лай. Наверху лестницы его караулила мелкая белая собачка.

На следующем этаже было светлее, а рядом с лестницей находилась ванная с туалетом. Дэнни вошел туда и оставил дверь открытой, чтобы было видно, что он делает все как надо. Собачка ждала его у двери. Она была дружелюбна и лизнула Дэнни руку.

С приближением к гостиной телевизор и скрип звучали все громче.

– …вот подача крученым… Страйк.[20]

Полсотни тысяч болельщиков на стадионе «Доджер» дружно взревели. Дэнни приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнату. Она была совсем голая. Какое-то рваное тряпье, засаленные простыни и полотенца на окнах. Ни мамули, ни папули.

Стены грязные. Большой стол, загроможденный старым компьютером, бумагами и картами, сдвинут в угол.

Скрип-скруп. Скрип-скруп.

– …«Джайантс» хорошо смотрятся здесь, в Лос-Анджелесе…

Бейсбол. Телевизор располагался на высокой стойке посредине комнаты.

Скрип-скруп. Скрип-скруп.

Лицом к телевизору сидел незнакомый взрослый, покачиваясь взад-вперед в кресле-качалке. К Дэнни он был повернут спиной.

– Где мои мама и папа? Я хочу к ним, – сказал Дэнни.

Незнакомец его проигнорировал.

– …но пока они задают нашему городу трепку…

Скрип-скруп. Скрип-скруп.

На полу возле мужчины валялись газеты. Завидев там что-то знакомое, Дэнни бочком подступил ближе.

Скрип-скруп. Скрип-скруп.

На одной из газет Дэнни увидел свою фотографию. А еще фотографию папы. Он был тревожный и грустный. Дэнни вздрогнул.

Кто этот дяденька в кресле-качалке? Дэнни из боязни отступил на полшага.