Он снова разулыбался, стоило ему заметить, что Баки проснулся. Баки чувствовал себя так, будто его раздели догола, вытолкали на сцену и заставили развлекать публику. Как будто он и не делал ничего такого, но каждый его жест, каждое движение вызывали вой толпы и одобрительный свист. Баки нужно было встать с кровати, но он никак не мог себя заставить откинуть одеяло. Он никогда не спал голым, тем более в больнице, где в любой момент с обходом могли заглянуть санитары или врач. На Баки была больничная пижама, но она слабо спасала от глаз Стива.

– Наконец-то ты проснулся, – сказал Стив, и если раньше Баки и сомневался, что он все время находится под неусыпной слежкой, то теперь сомнения полностью развеялись. Он неосознанно сжался и натянул одеяло повыше, когда Стив поднялся с места и сделал шаг в его сторону.

– Не могу спать на новом месте, – как ни в чем не бывало сказал Стив. Он стоял в центре комнаты и раскачивался с носка на пятку, то ли разминаясь после сна, то ли раскачиваясь, как бывает с сумасшедшими во время приступа. – Проснулся еще два часа назад. Лежать скучно, делать ничего не мог – боялся тебя разбудить, ты же после изолятора. Прости, но вчера ты показался мне таким разбитым. Наверное, после такого нужен полный покой? – продолжал Стив.

Баки почувствовал легкий укол вины. Стив не был виноват в том, что Баки тяжело привыкал к новым людям. Он не виноват, что одно его присутствие пугает до одури, как и его слова, его желание угодить, его милая улыбка. Баки надумал себе черт знает чего, а Стив просто не хотел ему мешать. Как хороший сосед. И все же это никак не объясняло, почему Стив рассматривал его во сне.

– Ты ведь… смотрел на меня? – выдавил Баки.

– На тебя? – удивился Стив. – Я смотрел, – он сделал неопределенный жест рукой, – ну, вдаль? Сел, задумался, а тут ты лежишь… Слушай, ты пойдешь умываться? – без перехода спросил Стив, не дожидаясь полагающихся извинений, которые Баки физически не мог заставить себя принести. – Хотел пойти первым, но я тут новенький, я знаю, что такое субординация, старожилы – вперед, – рассмеялся он.

– Иди первым, – ответил Баки. – В моей… в нашей палате не будет никакой дедовщины. К тому же ты сюда въехал раньше, так что – ты главнее, – Баки заставил себя улыбнуться и даже сесть на постели и принять более-менее свободную позу.

– Я это запомню, – ответил Стив неожиданно серьезно и направился в ванную.

Баки не стал ждать своей очереди и пулей вылетел из палаты. До официального подъема было еще пятнадцать минут. Хотя за это не стали бы возвращать на место даже самые вредные из санитаров, слоняться по больнице без дела было небезопасно. Об этом могли доложить Пирсу, а он, в свою очередь, мог решить увеличить ежевечернюю дозу снотворного. Баки три дня провел на сильнодействующих лекарствах, и хотя обычные таблетки для сна не шли с ними ни в какое сравнение, Баки не слишком радовала перспектива провести еще несколько дней как в тумане. Тем более, что их ему предстояло провести не в одиночной камере, а один на один со Стивом.

Так что Баки сначала поднялся на третий этаж, в один секретный закуток у окна, надеясь застать там Тони. Однако там никого не было. Баки подышал немного холодным утренним воздухом и, успокоившись, отправился к обеденному залу. Он умудрился опоздать к открытию, хотя и успел отхватить свежий, только со сковородки бекон. Баки не требовалось специальное меню, поэтому он покидал в тарелку все, что выглядело вкусно, и с подносом в руках побрел между столиков в поисках свободного.

Стива он заметил сразу. Тот сидел в самом центре зала так, что не увидеть его было невозможно. Он замахал руками, подзывая Баки, как если бы тот был его лучшим другом, с которым они не виделись много лет, но потом вдруг передумал, неловко плюхнувшись на место и по обыкновению разулыбавшись во весь рот. Баки кивнул ему в знак приветствия, едва не уронив поднос с едой, который и так еле удерживал одной рукой, и улыбнулся Стиву, поравнявшись с ним. Стив приподнялся на месте, готовясь подхватить неумолимо кренящийся набок поднос, но Баки, сделав вид, что не замечает его жеста, как мог быстро двинулся вглубь зала – туда, где, как он заприметил, уже сидели Тони и Клинт.

Это было грубо. Видит бог, Баки не хотел быть грубым и не хотел никого обижать. Но сильнее, чем незнакомцы, его страшили навязчивые незнакомцы, которые начинали с ним активно дружить. Пройти мимо Стива было очень неловко, и Баки выворачивало наизнанку, когда он чувствовал его взгляд на своей спине. Но, черт возьми, он был сумасшедшим и жил в сумасшедшем доме. Мог он хотя бы здесь на полшага отступить от социальных норм, позволив своей болезни течь так, как ей вздумается, и спокойно лечиться? Не мог, если верить решениям Пирса и его оценке финансового состояния Баки. И все же Баки рухнул на стул рядом со знакомыми и привычными Тони и Клинтом, правда, так, чтобы опасный незнакомец Стив оставался в поле зрения.

– Жуткий тип этот новенький, – сообщил Тони.

– Есть немного, – неохотно согласился Баки.

Его раздирало внутреннее противоречие: с одной стороны, хотелось перемыть кости новому соседу с людьми, которые всегда все и обо всех узнавали первыми, Тони – из-за близости к руководству, Клинт – благодаря своей глухоте и активной жизненной позиции, а с другой – кололо чувство вины. Баки был едва знаком со Стивом, но все же успел слегка перед ним провиниться.

– Очень жуткий, – возразил Тони. – Повезло же тому, к кому его подселят. Отдал бы руку на отсечение, лишь бы не оказаться на его месте.

Вообще-то Тони жил в лучшей палате клиники и был бы последним, к кому Пирс решил бы подселить соседа. И, скорей всего, уже давно знал, кому именно достался этот парень. Но Баки после нескольких дней в изоляторе был не против поболтать.

– Так вот почему Пирс мне его подсунул, – фыркнул Баки. – Мне нечем было откупиться.

Он помахал в воздухе обрубком руки, и Тони рассмеялся. Он всегда смеялся, когда Баки пытался что-то делать культей, считая, что это похоже на то, будто Баки пытается исполнить танец маленьких утят. Это было хорошо – значит, Тони стало лучше и ему снова снизили дозу лекарств. В такие дни он был разговорчивым и смешливым, хоть и нес иногда полный бред. Когда лекарств было больше, он все равно бредил, только говорил медленно, неразборчиво и не интерактивно, не обращая никакого внимания на своего собеседника.

– Дело не в этом, – отмахнулся Тони, а потом добавил тише: – Началось. Я думаю, он один из них.

– А они – это кто? – уточнил Баки. Тони был помешан на идее захвата мира. Круг злодеев, желавших его поработить, менялся от нацистского культа и коммунистов до антропоморфных ящериц и духов, решивших завладеть телами людей.

– Вторжение, – ответил Тони таким тоном, будто говорил с полным идиотом, которому все нужно разжевывать и класть в рот.

Значит, все еще пришельцы. С тех пор, как Баки загремел в изолятор, ничего не изменилось.

– Тридцатифутовые твари, они только и ждут подходящего момента, и когда мы меньше всего ожидаем, они нанесут удар. Уже скоро…

– Не представляю, зачем тридцатифутовым тварям наносить удар по психиатрической больнице.

– Стратегия! От малого к большему! Сначала они захватят больницу, а потом и весь мир. Они же смогут творить здесь, что захотят! А нам никто не поверит, когда мы попробуем предупредить человечество.

– Будет сложно доказать, что под личиной Стива скрывается тридцатифутовая тварь, – согласился Баки.

– Баки, ты мой друг, – тяжело вздохнул Тони. – Только поэтому я тебе это говорю: ты очень милый парень, но ужасно глупый. Милый, но глупый. Это не твоя вина. Ты таким родился, – успокоил его Тони. – Но пойми, размер не имеет значения, когда речь идет о Сти… о них, – добавил он, понизив голос и нервно оглядываясь по сторонам, переходя из стадии бурного фонтанирования безумными идеями в фазу скрытности и заговоров. – Но это хорошо, что он будет жить с тобой.

– Потому что я милый, но глупый?