– Раньше ты говорил другое, – пожал плечами Стив. – И Фьюри не стал бы отправлять меня в изолятор за то, что я хотел помочь. Это ведь не наказание за плохое поведение, это способ помочь человеку, когда он не справляется сам с собой.

– Да, наверное, – согласился Баки.

– Я думаю, Пирс боится, что Фьюри займет его место, – тихо добавил Стив.

– Наверное, – пробормотал Баки.

Стив, решив, что разговор окончен, оставил Баки. Он собрал с пола карандаши, взял альбом и вернулся на свою постель.

Но Баки просто не мог его не спросить.

– Стив, может быть, мне приснилось, но…

– Я тебе приснился? – улыбнулся Стив.

– …Ты меня трогал, пока я был связан? – Баки коснулся перебинтованной рукой своей щеки, и ему показалось, что Стив немного смутился.

– Ты не был связан, – смешался он. – Я же знаю график обходов, я связывал тебя перед ними и развязывал после.

– Так ты меня трогал? – настаивал Баки.

– Я будил тебя, когда ты кричал.

– Мог бы просто потрясти меня, – осторожно проговорил Баки.

Стив не ответил. Он забрался в свою постель и натянул одеяло на голову.

– Я сплю. Не мешай мне спать. Я, между прочим, не спал всю ночь, пока сидел с тобой, – проворчал он.

– Стив, я не хотел тебя обидеть, просто…

– Сплю, – оборвал его Стив, и через мгновение из-под одеяла послышался тихий храп.

*

– На что я трачу свою жизнь, – простонал Клинт, глядя на стол перед собой. – Если они хотят, чтобы я стал идеальной домохозяйкой, могли бы просто сделать лоботомию. Потому что это – вообще не работает.

В любой нормальной больнице помимо лечения существовало несколько программ, призванных улучшить социализацию пациентов и просто занять их время. Список разрешенных занятий был ограничен, и упор обычно делался на творчество или домоводство.

Баки сам бы близко не подошел ни к растениям, ни к кулинарным курсам, если бы ему не было так отчаянно скучно. Так что в кои-то веки он был полностью согласен с Клинтом.

Но курс был новый, поэтому зал оказался забит до отказа. Некоторые желающие даже не смогли попасть на урок. Баки смог. Ему совсем недавно сняли швы, и, строго говоря, ему все еще нельзя было возиться с едой и вообще слишком активно пользоваться рукой, но он дружил с Тони, а Тони не принимал никаких возражений, когда собирался облагодетельствовать своих друзей.

Так что большую часть занятия Баки сидел на стуле и ждал, пока кто-нибудь освободится, чтобы помочь ему. Сегодня они пекли печенье.

Тони в очередной раз взвешивал ингредиенты, вычисляя нужные пропорции. Он хотел знать объем потерь продукта за счет того, что часть остается на стенках мерной посуды. Стив перемешивал заготовку. Он с удивительным энтузиазмом взялся за дело с учетом того, что был равнодушен к еде. Впрочем, болезнь давала о себе знать – он единственный не ел тесто.

Стив ткнул в миску особенно сильно, и его обдало мучным облаком. Баки бросился к нему с салфеткой – у Стива руки были слишком грязные, чтобы утереться самому. Баки успел только протереть ему глаза, как его по плечу похлопал санитар, требуя отойти от другого пациента. Сейчас санитаров было много, и они проявляли удивительное рвение к работе, хотя пока все шло хорошо. Иронично, с учетом того, что они ничего не смогли сделать, чтобы навести порядок, когда больные ходили смотреть на Рамлоу, и Стив не смог найти ни одного, чтобы позвать на помощь, когда Баки поранился.

Клинт как попало покидал ингредиенты в свою миску и теперь сидел и тоскливо смотрел на Наташу. С тех пор, как она вернулась в больницу, Баки видел ее впервые. Она казалась бледной и изможденный, что, в общем, не было удивительно, с учетом состояния, в котором ее привезли, и времени, которое она провела в отделении для буйных.

Баки хотел подойти и поздороваться с ней, но Клинт остановил его.

– Пока не нужно заговаривать с ней, если она сама не начнет.

Наташа же не проявляла интереса ни к Баки, ни к Клинту, ни к своему занятию. Она все делала строго по инструкции, а рядом сидел Ситуэлл. Личный присмотр со стороны доктора еще раз подтверждал, как она плоха, хотя это было заметно и так.

В программе было печенье с предсказаниями. Ну, не совсем предсказаниями, скорей, с подбадривающими надписями, и кроме ингредиентов для теста на столах лежали бумажные ленты. Пожелания можно было писать самому после согласования с куратором урока или выбрать из заранее заготовленных. Баки взял себе несколько штук с надписями вроде «Я хозяин своему разуму», «Мой мозг – мои правила», «Мое здоровье – моя крепость». Стив что-то писал сам, но отказывался показать. Тони даже не дошел до этапа с бумажками. Он увлекся взвешиванием и бродил по залу, размышляя, что бы еще интересного разместить на весах.

Клинт просто кое-как напихал пустые бумажки в тесто.

– Так нельзя, – сказал ему Баки. – Смысл же в том, чтобы выразить на бумаге свое отношение к лечению, к себе, к окружающим.

– Я выразил, – ответил Клинт. – Я облизал каждый листок.

Когда с печеньем было закончено, санитары унесли противни на кухню. Пока печенье готовилось, пациентам показали видео, как его готовят профессионалы. Баки подумал, что было бы больше толку, если бы видео показали до того, как их подпустили к стряпне. А теперь, когда он посмотрел, как работают профессионалы, его собственные расплывшиеся поделки оказывали исключительный демотивационный эффект.

– Хочешь попробовать мое печенье? – спросил Стив, сунув тарелку прямо ему под нос.

Баки взял одно и разломил пополам. На вкус оно было ровно таким, как и ожидалось от печенья, сделанного из яйца, муки и сахара человеком, которому не нравится есть. Но Баки было интересно, что же Стив написал в записке. Он развернул хорошо пропекшийся листок и прочел: «Просто сделай это».

– Интересно, – сказал Баки.

– Возьми еще, – ответил Стив. – Может, дальше будет еще интереснее.

Баки послушался. Он раскрыл записку из следующего печенья и прочитал: «Просто сделай это».

– Они что, все одинаковые?

– Проверь, – улыбнулся Стив. – Я очень люблю эту фразу. Ее сказал один философ, и я всегда ей следую.

– Разве она не из рекламы кроссовок? – хмыкнул Клинт.

– Заимствование в философии – очень старая традиция, – пожал плечами Стив.

За разговором они не заметили, как к ним подошла Наташа. У нее в руках была тарелка с единственным печеньем.

– Привет, – прошелестела она, и Клинт тотчас вскочил на ноги.

– Привет, – улыбнулся Баки.

– Можно мне взять? – спросил Клинт.

– Нет, – ответила Наташа.

– А мне? – влез Баки, чисто потроллить Клинта.

– Нет.

– Лучше возьми мое, – сказал Стив, тыча тарелкой ему в грудь.

– У тебя все надписи одинаковые. Я их уже читал, – ответил Баки.

– Ты этого не знаешь. Проверь!

Баки разломил третье печенье Стива. В записке было написано: «Просто сделай это».

– Для кого ты приготовила свое печенье, Нат? Если нам его трогать нельзя.

– Для Ситуэлла, – ответила она, и Клинт бросил неприязненный взгляд в его сторону.

– Этот гондон не заслужил твоих подарков.

– О, он заслужил, – ответила Наташа с улыбкой и на мгновение чем-то напомнила Стива.

– Иногда, если подарок приготовлен кому-то, другим его лучше не трогать, – заметил Стив, скармливая Баки четвертое печенье.

Был ли философом тот, кто придумал слоган для кроссовок, Баки не знал, но продавцом он был отличным – каждое предыдущее печенье настоятельно требовало взять следующее.

– Если не хочешь отдать его нам, то съешь сама, – взмолился Клинт. – Он просто один из докторов, а ты у себя одна.

– Сама? – переспросила Наташа. Ее лицо на мгновение прояснилось. – Да, это многое решило бы.

Она снова улыбнулась и проглотила печенье почти не жуя.

Баки вскинул бровь и едва не рассмеялся, глядя, как она силится проглотить немаленькое печенье. С учетом того, что внутри был еще и кусок бумаги, можно было только надеяться, что у нее крепкий желудок.