— Твои песни — тоже оружие, — твёрдо заявил Кенни.

— Это просто песни, — вздохнул Певец. — Оттого, что я в них обсира… э-э… обсмеиваю гадов из племенного Совета, они же не перестанут продавать нашу землю другим гадам — нефтеразработчикам.

— Но если бы ты об этом не пел, всё осталось бы так… шито-крыто, — запальчиво гнул своё Кенни. — Ты выволок на свет все их паршивые махинации. Люди о них узнали благодаря тебе. И теперь должны вступать в дело юристы.

— Такие же продажные гады, как племсовет, — пробормотал Певец, отправляя в рот новую порцию каши. — Вкуснотища! — он благодарно улыбнулся Кэти.

— Вот поэтому я и хочу стать адвокатом, — подытожил Кенни. — И стану. Слушай… а что тебе поведали духи? Можешь рассказать?

Его взгляд был полон любопытства.

«Чантэ Ишта — Глаз Сердца»…

— Я должен это всё сам обдумать, — быстро проговорил Певец, успокаивающе коснувшись его руки. — Я расскажу… попозже.

Кенни задумчиво кивнул.

— У твоих песен есть ещё одна сторона, — негромко сказала вдруг Кэти, машинально сворачивая и разворачивая на коленях полосатое кухонное полотенце. — Они показывают остальным людям, как сейчас живут лакота. Чем они живут. Что чувствуют. Показывают самую душу твоего народа. И как раз это важно. Это делает твои песни самым что ни на есть грозным оружием.

Голос её стал таким взволнованным, что Певец даже смутился.

— М-м… особенно когда я ору дразнилки про племсовет и племполицию, — неловко усмехнулся он. — Уоштело, пила майа. Но вот бабла я такими песнями точно не заработаю.

— А ты что, хочешь петь другие? За бабло? — спокойно уточнил Кенни, и Певец отозвался, не раздумывая:

— Нет. Песни даются мне не за этим. А чтобы люди слушали… и слышали.

— Вот видишь, — развёл руками Кенни.

Шунктокеча, спокойно лежавшая возле кухонного стола, вдруг навострила уши и вскочила на ноги. Тут и Певец услышал шум автомобильного мотора, донёсшийся от старой грунтовки.

Подойдя к окну, Кенни чуть раздвинул пластиковые полоски древних жалюзи, каждую из которых Кэти собственноручно протёрла во время уборки, и теперь с них не сыпалась пыль и паутина.

Из подкатившего полицейского «форда» степенно вышли Воронье Крыло и Маленький Камень. Бравые и подтянутые, несмотря на ранний час.

— Эй, бузотёр! — прокричал Крыло с ухмылкой. — Ты дома? Всё окей?

— Чего надо? — в свою очередь, ворчливо осведомился Певец, так же вразвалочку выходя на крыльцо и демонстративно почёсывая голый живот. — Всё отлично, вашими заботами.

Кенни, встав рядом с ним, тихонько фыркнул.

— Пекусь о тебе денно и нощно, парень, — весело поведал Крыло, прислонившись к дверце «форда». — Только проснусь, сразу думаю, как же там наш горлопан поживает? Приветствую, миссис Питерс… э-э… мисс Форбс, — он снял свою широкополую шляпу при виде показавшейся из дома Кэти.

— Привет, — с улыбкой откликнулась та. — Спасибо вам, что не забываете о наших нуждах.

— Не стоит благодарности, мэм, охранять покой и порядок в резервации — наш долг, — важно произнёс Крыло, и Певец закатил глаза. — Вообще-то я хотел сообщить нашему певуну, что Мо Филипс ждёт его сегодня в полдень на радиостанции, чтобы записать его попевки. Просил передать, раз уж мы мимо проезжаем. Телефона-то нету у тебя.

— Что, правда? — Певец даже подпрыгнул. — Он меня не бортанул? А ты не разыгрываешь? Ты таковский.

— Да брось, — буркнул Крыло, снова усаживаясь за руль «форда» в ожидании, когда напарник займёт место рядом. — Седлай своего зверюгу и отправляйся за славой. С тебя магарыч.

Он сверкнул белозубой улыбкой, захлопнул дверцу и нажал на газ.

Посмотрев вслед исчезающему в пыли «форду», Кенни вдруг испустил воинственный боевой клич, в точности как Храбрая Медведица на Пау-Вау. А Певец безудержно расхохотался. Его так и подмывало схватить Кенни в охапку и закружить, но он проделал это с Кэти.

— Я же говорила, что тебя оценят по достоинству! — та тоже счастливо рассмеялась. — Вот видишь! Видишь! Ну же, поставь меня на место… и оденься поприличнее.

Запыхавшись, она восторженно глядела на Певца снизу вверх.

— Мама, его же не в кино будут снимать! — провозгласил Кенни, уставившись на Певца с таким же благоговением. — Слушай, я хочу поехать туда с тобой!

— И до Голливуда дойдёт дело, — объявила Кэти уверенно.

— Давайте поедем к Мо все вместе! — радостно предложил Певец.

Но тут выяснилось, что Кенни и Кэти просто не на чем ехать, разве что пристроиться втроём на спине Вазийи, но это выглядело бы крайне смешно. Старый пикап забрали ребята из Центра, а дом Храброй Медведицы, у которой Певец хотел поклянчить грузовичок, оказался заперт снаружи на палку. Во дворе обретался только старый чёрный пёс по кличке Чико, лениво развалившийся на солнцепёке и даже головы не соизволивший повернуть при появлении запыхавшихся соседей. Очевидно, Медведица с семейством отправилась в Рапид-Сити за покупками, как и намеревалась.

— Ну во-от… — разочарованно протянул Певец, почесав в затылке.

— Поезжай один, всё будет хорошо, — бодро заверила его Кэти. — Вот свежая рубашка. Надевай. И волосы заплети.

— Мы тебя будем ждать! — выпалил Кенни. — Пальцы скрестим на удачу!

И вот Певец, закинув за спину гитару, рысью погнал Вазийю по грунтовке. Шунктокеча бежала следом. А Кенни и Кэти стояли у изгороди и ободряюще махали ему руками.

Но когда он, счастливый и взбудораженный, вернулся обратно, дом был пуст.

========== Часть 8 ==========

*

— Мою землю оскверняют.

Черный снег,

Горячий камень —

Лица прячут

И бьют,

Бьют наотмашь,

Не скрываясь —

Это значит:

Войну

Нам пророчат…

Встаю

Я с колен, и я снова живой!

Встань рядом со мной —

Мы вернулись домой!

— Хочешь, правду я расскажу?

— Нет. У меня своя:

Счастье — это когда есть путь

И ветер в гриве коня.

Встаю.

Прямо на дороге,

Во весь рост, ведь конь мой пал —

Ты поможешь?

Мою землю оскверняют,

По лесам проходит пал,

И тревожно…

Южная Дакота - мой поруганный дом.

Встань рядом со мной.

Мы сразимся - к плечу плечо…

Певец и сам не знал, откуда к нему пришла эта песня, едва он надел наушники в студии Мо Филипса, встал у микрофона и взял в руки гитару.

В неё будто вместилось всё, что он услышал от духов в Громовой пропасти, - любовь и ненависть, Кенни и Шульц, стремление защитить свой народ и отчаянная тяга к миру и покою.

Он торопливо спешился, оставив Вазийю у коновязи, и вбежал в дом, чтобы побыстрее поделиться своими мыслями с Кенни.

Но Кенни, как и Кэти, там не оказалось.

Сперва Певец даже не поверил в это.

— Эй, — позвал он, растерянно озираясь. — Вы где?

Они что, решили подшутить над ним? Разыграть его? Спрятались?

Но тут же он с оборвавшимся сердцем заметил, что возле кухонного стола валяется перевёрнутый табурет, а под раковиной — осколки бело-голубой фаянсовой тарелки. Певец машинально подобрал их и повертел в руках. Кэти, конечно, могла случайно разбить тарелку, почему бы и нет, но не подмести осколки, не поставить на место табурет — для такой чистюли, как она, это было немыслимо.

— Чёрт, — прошептал Певец пересохшими губами и вздрогнул, когда ему в колено ткнулась мордой неслышно подошедшая Шунктокеча. Он посмотрел в её янтарные глаза и понял, что волчица чувствует то же, что и он.

Пришла беда.

О Вакан, как же все они были беспечны и неосторожны!

Певец быстро обошёл комнаты, пытаясь отследить произошедшее намётанным взглядом охотника, привыкшего изучать звериные тропы в горах. Шунктокеча не отставала от него, втягивая ноздрями воздух.

Уоштело, в дом кто-то внезапно и бесшумно вошёл.

Кто?

Питерс? Шульц?

Кэти стояла спиной к двери, мыла посуду и из-за шума воды, ударявшейся в жестяное дно раковины, не услышала чужих шагов.

Она повернулась, когда вошедший схватил её. Выронила тарелку, которая с треском разбилась.