Бар именовался высокопарно «Под крылом орла». Это пышное название завсегдатаи давно переиначили по-своему — «Под хвостом орла». Хозяйничал здесь старый ирландец по прозвищу Длинный Майк. Эта кличка полностью соответствовала его облику: он был очень высок, костляв и неулыбчив. Тем не менее, место это он держал уже больше десяти лет, втихаря продавая индейцам спиртное и подмазывая при этом шерифа на случай неприятностей с законом. Таким образом он пересидел уже трёх шерифов.

Певец был благодарен Майку — три года назад тот дал ему первые уроки игры на гитаре и возможность выступать перед публикой субботними вечерами, когда в баре был наплыв народа. Возле его барной стойки Певец горланил свои первые песни — грустные или озорные баллады о любви. Потом обстановка в резервации накалилась, он ушёл в ДАИ и бросил выступать у Майка. Но иногда жалел о том беззаботном времени, когда мог это делать. Когда завсегдатаи бара, пьяные ковбои, от души хлопали ему, даже не вспоминая про то, что он — индеец.

Ладно, сейчас они впятером ввалились в знакомую дверь под вывеской, на которой красовался аляповато нарисованный орёл с задранным кверху крылом.

Внутри было шумно, грязно, накурено, визгливо завывал музыкальный автомат, в дальнем углу любители бильярда загоняли шары в лузы. Разило спиртным, которое кто-то пролил на пол или на скатерть. Прекрасная, располагающая к мирному отдыху обстановка, с усмешкой подумал Певец.

Джеки Шульц и его кодла действительно были здесь. Томми с двоюродным братцем как раз резались в бильярд, а Джеки и остальные пьяно развалились на стульях возле стойки, потягивая заказанную выпивку.

Здесь же сидели несколько байкеров, чьи мотоциклы Певец заметил на стоянке, и их подружки, три ярко накрашенные девицы в коротеньких юбках.

Дэнни Бычок сразу же беззастенчиво уставился на стройные ноги девиц, как, впрочем, и остальные вошедшие, а Шульц, заметно напрягшись, громко поинтересовался:

— Эй, краснокожие, чего припёрлись?

— Тебя не спросили, — резонно отозвался Бычок, неспешно направляясь к стойке впереди всех. Парни Шульца бросили игру в бильярд и выпивку, осторожно подтягиваясь поближе к своему предводителю.

Серые глаза Шульца угрожающе сузились, правая рука нырнула в карман куртки. Он соскочил с табурета и выпрямился, глядя уже не на Бычка, а на Певца.

— За добавкой пришёл? Мало показалось?

Голос его стал странно растерянным, но Певец едва успел отметить эту странность, как Бычок гаркнул:

— Да хватит болтать, блядь!

И его кулак размером почти что с волейбольный мяч без замаха врезался Шульцу в челюсть. Тот буквально взвился в воздух, пролетев несколько футов, как в замедленной съёмке, и грохнулся прямёхонько на барную стойку.

Его ребята взвыли, и началась потеха.

Да, это была не драчка малолеток за школьной спортплощадкой, подумал Певец, в весёлом раже хватая табуретку. На собственную правую руку он мало надеялся. Но ему не хотелось выглядеть слабосильным калекой под защитой друзей. И ещё ему чертовски не хотелось, чтобы в драку на стороне Шульца встряли приезжие байкеры, которым уж точно не могло понравиться, как развязно пялился Бычок на их подружек.

Но байкеры, к его превеликому облегчению, не вмешивались. Они лишь азартно колотили пивными кружками и кулаками по стойке, надрывая глотки, пока их девчонки так же упоенно визжали, а индейцы и белые тем временем разносили бар Длинного Майка вдребезги.

Но тут Длинный Майк, тоже надорвав глотку возмущёнными воплями и окончательно осипнув, вытащил откуда-то ружьё и шарахнул в потолок сразу из двух стволов.

Наступила тишина, кисло воняющая пороховой гарью и пролитым пивом. Стало слышно даже, как натужно рокочет старый холодильник с напитками да вхолостую перещёлкиваются пластинки в музыкальном автомате, куда угодила брошенная табуретка. Все взоры устремились на Майка, свирепо подбоченившегося. А потом — на Дэнни Бычка, который плотно придавил Джеки Шульца лопатками к грязному кафелю и сам победоносно уселся сверху. Одна его пятерня сжимала горло пленника, не давая вымолвить ни слова, вторая — получше всяких наручников сковывала задранные кверху запястья. Физиономия Шульца казалась сильно перекошенной из-за распухшей челюсти, куда пришёлся первый удар Бычка, а рядом на полу валялся его складной нож.

Бычок торжествующе посмотрел на Певца, застывшего поодаль, и пророкотал своим гулким басом:

— Если хочешь отплатить этому гаду той же монетой, возьми нож и вырежи на его паршивой шкуре любой узорчик, какой тебе по нраву. Я его подержу.

Певец взглянул в покрасневшее от напряжения лицо Шульца. Когда тот осознал смысл слов Дэнни, лицо это стало белым, как бумага. Шульц хрипло, с шумом втягивал в себя воздух, но по-прежнему не произносил ни слова.

Пощады не просил.

— Да вы охренели, краснокожие ублюдки… — почти беззвучно выдавил Эл Морган и повернулся к хозяину бара. — Пальни по ним, Майки!

Ствол винтовки, однако, обратился как раз в сторону попятившегося Моргана, пока сам хозяин пронизывающим хмурым взором уставился на Певца.

— Всё по справедливости должно быть, — непререкаемо изрёк он, и все разинули рты от неожиданности. — Валяй, парень, если это твоей душе угодно, сделай, как здоровяк говорит. Нож-то при тебе есть? А то возьми его складень, вон там, на полу. Это уж совсем по-честному будет.

Какая-то из девчонок громко ойкнула, и все затаили дыхание.

Певец снова посмотрел в побледневшее лицо распятого на кафеле Шульца. А тот вдруг просто закрыл глаза. Просто закрыл, так и не пытаясь вырваться или вымолить пощаду. Думал небось, что всё бесполезно, чёртов придурок.

Что бы сейчас сделал Кенни?

Певец пинком отправил валявшийся на полу нож Шульца под барную стойку и решительно велел Бычку:

— Отпусти его, Дэн. Не хочу я так.

Серые глаза Шульца снова широко распахнулись — и несколько мгновений он смотрел прямо в лицо Певцу.

Наконец Бычок, разочарованно чертыхнувшись, нехотя разжал руки, и Шульц, перекатившись набок, с трудом поднялся сперва на карачки, а потом выпрямился, держась за горло и судорожно кашляя.

Майк, суровый, как архангел Михаил, однако, ружья не опустил.

— Вы все, долбоёбы малолетние, сейчас заплатите мне за испорченное имущество моего бара, или я вам ноги из задниц повыдёргиваю, как Бог свят, — непреклонно заявил он. — Ну?! Давайте, давайте, раскошеливайтесь.

Ворча, как побитые собаки, Шульц и его банда вывернули карманы. На стойку легли купюры, со звоном посыпалось серебро. Неумолимый Майк бесстрастно указал индейцам на ту же стойку ружейным стволом:

— К вам это тоже относится, о великие воины.

— Называется, заглянули кулаки почесать, — скорбно пробормотал Бычок, вытряхивая последнюю завалявшуюся в карманах мелочь. Остальные сумрачно последовали его примеру. Майк был кругом прав — его бар они действительно расколошматили.

Певец хмыкнул — у него с собой вообще не было ни цента. Дуло ружья тотчас повернулось к нему.

— Чего регочешь? Из-за тебя всё, ты, чёртов святомученик. Денег нет? Бери гитару, будешь отрабатывать. У меня по вечерам петь некому. А вы автомат разнесли. Неделю погорланишь тут, и будем в расчёте. Как когда-то. Людям твои припевки всегда нравились.

— Чего-о? — оторопел Певец.

— Того, — отрубил Майк. — Мою старуху бери, коль своей при тебе нету, — он кивком головы указал на гитару, стоявшую за его спиной. Там у Майка было нечто вроде иконостаса — обложки пластинок с автографами известных исполнителей кантри, посетивших его заведение. Когда-то он говорил Певцу, что непременно поместит здесь его диск.

Озадаченно почесав в затылке, Певец шагнул за стойку и взял гитару, отозвавшуюся протяжным звоном. Провёл пальцами по струнам. Старушка и впрямь была ему хорошо знакома. Он поднял просветлевшие глаза на Майка:

— А подыграешь?

— Ещё бы, — степенно согласился тот, доставая из ящика стола губную гармошку.

Байкеры радостно загудели, а их подружки облегчённо завизжали. Ребята Шульца, попятившиеся было к дверям, затоптались на месте, посматривая на предводителя. Тот стоял, упрямо нагнув башку и расставив ноги, но тоже медлил уходить.