Певец онемел, чувствуя, что снова заливается краской. Кенни с такими же пылающими щеками суетливо распаковал чемодан и почти нырнул в него.

Во входную дверь кто-то громко постучал, и Певец с невероятным облегчением крикнул:

— Не заперто!

Но он всё равно посмотрел на стоявшее в углу ружьё. Если Питерс-старший уже обнаружил отсутствие жены и пасынка, то выяснить, куда они направились, ему не составило бы большого труда. На то, что Воронье Крыло и Маленький Камень всё ещё дежурят у подъездной дороги, Певец не очень-то надеялся.

Чёрт, ему следовало бы завести псину позлее, чтобы вцеплялась в прибывшего сразу во дворе!

Он тревожно переглянулся с Кенни, а миссис Питерс поднялась с места.

Дверь распахнулась — на пороге возвысилась мощная фигура Марджи Храброй Медведицы, и Певец перевёл дух.

— Анпету уоште, хорошего дня, — громогласно поздоровалась та, выставляя перед собой блюдо с огромным тыквенным пирогом, источавшим неописуемо заманчивый аромат. — Мокасиновый телеграф доложил, что у нашего парня гости, — её улыбка была тёплой и яркой. — И я подумала, что этому шалопаю сегодня будет не до готовки. Правду сказать, ему никогда не бывает до готовки, как и его деду, который тоже был шалопаем, но поесть они оба не дураки, вечно шлялись ко мне на ужин.

— Это миссис Марджи Храбрая Медведица, моя соседка, а это миссис Питерс и Кенни, — весело объявил Певец. Характеристика, выданная ему и деду устами Марджи, была абсолютно точна.

— Очень приятно, вы так добры, — робко проговорила миссис Питерс. — Я Кэти. Кэти Форбс. Хочу вернуть себе девичью фамилию.

Марджи вразвалочку, как настоящая медведица, прошла к столу и поставила на него пирог.

— Вам надо вернуть себе свою жизнь, — твёрдо заявила она, обернувшись. Её тёмные глаза сверкнули на смуглом скуластом лице, широкие брови сурово сдвинулись. — Если бы мой муж посмел поднять на меня руку, я бы эту руку сразу оторвала и засунула ему в задницу!

Певец закашлялся. Да уж, в прошлые времена Марджи наверняка стала бы легендарной женщиной-воином вроде тех, о ком он не так давно рассказывал Кенни.

— Вы осуждаете меня за слабость, — негромко произнесла Кэти. — Что ж, вы совершенно правы, я сама себя осуждаю за то, что не ушла раньше и позволила издеваться над собой и собственным ребёнком.

— Мама, — сердито окликнул её Кенни. — Я давно не ребёнок.

— Моя семья была очень набожной, — продолжала Кэти, не слушая его. Она нервно переплела тонкие пальцы. — В шестнадцать лет я поехала поступать в колледж во Фриско. Я влюбилась… в одного студента, начала встречаться с ним… а потом поняла, что беременна.

Она посмотрела на Кенни, и Певец тоже.

«Мой отец был художником», — вспомнил он его слова.

— Вернуться домой я не могла. У меня не было… да и сейчас нет ни образования, ни работы, ни собственных средств, — продолжала она, словно на исповеди, а Марджи внимательно слушала и хмурилась. — Питерс… мой муж дал мне защиту, имя моему ребёнку, крышу над головой, всё, всё… и я терпела… ради Кенни. Но сейчас ради Кенни я больше терпеть не намерена, — женщина вскинула белокурую голову, и её голос зазвенел.

Марджи энергично кивнула.

— Это самые что ни на есть правильные слова, уоштело. Но прежде всего вы не должны терпеть ради себя самой.

— Но что мне делать дальше? — спросила Кэти, завороженно глядя на неё, могучую, бронзовокожую, с перекинутыми на монументальную грудь иссиня-чёрными косами.

— Подать на развод и научиться стрелять, что же ещё, — Марджи указала в сторону прислонённого к стене ружья. — Мальчишки не всегда будут рядом с вами. Когда они отлучатся, вы можете прийти ко мне, и я буду очень рада. Но это не выход.

— Я научу её, — подал голос Кенни.

— Молодец, — басовито похвалила его Марджи, и тот просиял от удовольствия. — А тебе, оболтус, — она развернулась к Певцу, — стоит подумать, как бы побыстрее и получше обустроить своё логово. Тебе нужен дизель-генератор, это дорогая штуковина, но за твоим дедом вроде как числился участок земли, примыкающий к резервации. Его можно заложить, и этих денег хватит ещё и на то, чтобы провести сюда водопровод. Сколько можно в тазике плескаться? Тебе не пять лет!

Певец подавил желание схватиться за голову, а соседка величественно заключила, прошествовав к двери:

— А пока что вы можете приходить и мыться у нас. Мы во всём себе отказывали, но я всё-таки устроила душевую для своих чертенят. Хау.

Она подмигнула Певцу и исчезла за дверью.

— Ты моешься в тазике? — с тихим смешком прошептал Кенни, когда ночью они лежали в постели — в одной постели! — затаившись, как мыши.

— Поди к чёрту, — пробубнил Певец. — Это удобно… если стоять в тазике и лить воду на башку. Нагреть воды и… слушай, успокойся, а?

Кенни содрогался от смеха, накрыв голову подушкой, а потом, высунувшись наружу, шёпотом объявил:

— Я бы лил на тебя воду… и лил бы… и лил…

— Пока не залил бы всю округу, дурачок, — буркнул Певец, отворачиваясь от него и старательно закутываясь в одеяло.

Кэти, вымотавшись за день, наверняка крепко спала, но рисковать всё равно не стоило.

Хотя ему ужасно хотелось обнять Кенни и прижать к себе так, чтобы косточки захрустели.

*

Набить морды Джеки Шульцу и его уродам «вот прямо сейчас» предложил не кто иной, как Дэнни Бычок. Певец и четвёрка его друзей из ДАИ возвращались с патрулирования дорог вокруг резервации, выручая тех, кому требовалась помощь. Что бы там ни гундел Одинокая Птица насчёт нужности своей системы, она в любом случае работала лишь на территории резервации, а за её пределами была бессильна.

Вот на шоссе возле Мэндерсона такая помощь Певцу ой как требовалась! Но тогда друзей рядом не оказалось.

— Этим подонкам надо так вломить за тебя, чтобы больше неповадно было лезть, — уверенным басом заявил Бычок, поигрывая бицепсами. — Мы только тебя из больницы и дожидались. Надо, чтобы ты был с нами.

Ребята ехали как раз в его «плимуте», и он сидел за рулём, а Певец — рядом с ним. Он тихо хмыкнул:

— Скажи уж, что тебе смерть как охота кулаки почесать.

— Это тоже, — покладисто согласился Дэнни, расплываясь в щербатой улыбке, — но просто пока ты в богадельне лежал, эти крысы по домам тихохонько сидели и не высовывались.

— Ну, один-то раз высунулись, — рассмеялся Певец, живо припомнив, как драпали Шульц и его компашка от выстрелов Кенни.

Дэнни раздосадованно хлопнул ладонью по баранке руля так, что раздался возмущённый гудок, будто бы «плимут» тоже протестовал.

— Это нам, дуракам, надо было дежурить возле тебя и охранять, прости, — уныло покаялся он, — нам, а не этой мелкотне Питерсу. Хотя он здорово справился, вот уж не ожидал я от него.

Он уважительно покрутил головой, а теснившиеся на заднем сиденье Тим Стой-В-Сторонке, Гарри Левша и Шон Грозовая Туча одобрительно загалдели.

— Кенни — парень что надо, — с радостью подтвердил Певец. Он готов был расхваливать Кенни всем и каждому, повествуя, какой тот отважный и умный. И талантливый. И весёлый. И… хм, но это было уже чересчур, и Певец сдержался, молча улыбнувшись.

— Он сейчас где? — с любопытством осведомился Дэнни, поворачиваясь к нему.

Кенни помогал молодым училкам из индейской Школы за выживание расписывать стены в спортзале по собственным эскизам. Там намечалось что-то вроде стилизованной батальной сцены из прошлого века, скорее абстрактной, чем реальной. Подразумевалось сражение при Литтл-Биг-Хорн, где племена сиу наголову разбили отряд полковника Кастера. Этот эскиз понравился не только Певцу, но и учителям, и ребятам.

— В Школе за выживание стену расписывает, — отозвался Певец, и Шон позади него подал голос, облокотившись на спинку сиденья:

— Нормально, что Движение открыло эту Школу для своих, но мне в такой не хватало бы наших крутых стычек с белыми мудилами вроде Шульца.

Ребята дружно расхохотались.

— Всё, ты сказал, тебе не хватает стычек, хау, — продолжая посмеиваться, Дэнни повернул «плимут» к ярко освещённому бару. — Шульц наверняка в этом гадюшнике торчит.