Генерал Хомяк успевал быть везде и всюду. Стоило взреветь бензопиле, как за спиной у Джона раздавалось доброжелательное фырканье: «Ты не так пилу держишь. И бензин у тебя скоро закончится».

Едва в одном месте успевали отмахнуться от непрошеного помощника, как он объявлялся в другом, деликатный, как ледниковый мамонт на сочной полянке: «А сахар у тебя есть? А спину почешешь? А давай я тебе ногу на ногу поставлю?» В ответ на возмущения он совершенно искренне недоумевал: мол, и чего эта женщина орёт, я ж на неё подышал только?

К счастью, Джон вспомнил, что прошлой зимой начал приучать Генерала Хомяка ходить в санях. Не тратя время на сомнения, он запряг его, но к планке прицепил небольшую тележку. Так Генерал Хомяк стал рабочей лошадью и всю субботу, раздуваясь от важности, таскал свою тележку, гружённую небольшими ветками и мусором, с ужасно довольным видом.

К вечеру Джону удалось добраться до виноградника. Минуты две он постоял у поля с перекорежёнными лозами, прибитыми к земле, а потом, не говоря ни слова, развернулся и пошёл прочь. Не спускавший с него глаз мистер Хэмиш снял шляпу и отёр пот с лица. В спину ему ткнулся Генерал Хомяк, словно говоря: «Чего встал? Вон там ещё поленницу набросали, грузи, приятель!»

Узнав про виноградник, Стелла впервые заплакала при детях.

Все выходные с самого утра к дому Шеверсов подъезжали машины. Это были друзья и знакомые родителей, а также друзья и знакомые знакомых, а ещё – родители Лисиных одноклассников и родители одноклассников Макса – словом, все те хорошие и отзывчивые люди, которых пощадил ураган, и поэтому у них была возможность помочь Шеверсам. Все эти дни до самого вечера не замолкало рычание электропил; машины с прицепами раз за разом отвозили на дальние поляны срубленный лес.

После поток помощников заметно поредел – что и понятно, началась рабочая неделя, люди вернулись к обычным делам. Но Шеверсы всё же не остались со своей бедой один на один, с десяток волонтёров продолжало приходить и все последующие дни, пока шла расчистка основной территории.

В однообразных хлопотах прошло несколько недель. Приближался декабрь, а там и Рождество не за горами, но оно обещало быть безрадостным. Лиса неоднократно замечала среди волонтёров мистера Хэмиша. Она слышала от родителей, что тот снял комнату в ближайшем мотеле и помогал на многих фермах, пострадавших от урагана. Однако к Шеверсам он наведывался чаще, чем к прочим. По мнению девочки, это было как минимум странно, но кто она такая, чтобы к ней прислушались взрослые? Конечно, отец радовался любой паре рабочих рук – зима приближалась, резко похолодало, со дня на день ждали снега, а часть левад до сих пор не удалось освободить от бурелома. Так что мистер Хэмиш был на ферме желанным гостем. Работал он быстро, играючи, – словно бы и не прикладывая никаких усилий, – и постоянно что-то насвистывал.

Однажды Лиса подслушала его разговор с отцом, когда одним особенно тёплым утром они пили лимонад под уцелевшим яблоневым деревом. Отец сокрушался, что не приобрёл в своё время фермерскую лицензию. Если бы она была, поленья и ветки можно было бы сжечь, но что теперь делать со всем этим поваленным лесом?

– Весной это будет мёртвый лес, – сетовал отец.

Мистер Хэмиш советовал раздавать бревна бесплатно всем желающим, а Лиса смотрела на лес и не верила отцу.

Лес сам полыхал, как огонь в камине на Рождество – полыхал червонным осенним золотом – и никогда до этого не казался Лисе таким красивым. Может, потому, что наступало время, которое Стелла называла хрустальным: короткие дни, ранние закаты, особенный, приглушённый свет предзимнего солнца, в котором купался рыжий лес. Рыжий в то время, когда ему полагалось царапать низкое блёклое небо оголёнными ветками, а то уже и укрыться под пушистыми шапками первого снега.

А ещё отец рассказал, как шёл через этот лес сразу после смерча, торопился домой, и ему всё чудилось, будто кто-то сторожко ступает за ним след в след. Признался, что пару раз даже оглянулся, но, понятно, никого не увидел. Рассказывал, посмеиваясь над собственным страхом: какие там шаги можно было услышать в порывах ветра и скрипе деревьев? Но Лисе почему-то стало тревожно за отца.

Мистер Хэмиш, однако, выслушал Джона с серьёзным видом, потом хлопнул по плечу и заметил: мол, после такого урагана немудрено, что многие привычные вещи становятся странными. Это же потрясение как для человека, так и для леса. Нужно время, чтобы всё вернулось на привычные рельсы.

Лиса мысленно с ним согласилась. Хотя своего мнения насчет мистера Хэмиша она не поменяла, да и менять не собиралась, в этих его словах была своя правота. Она ещё раз глянула на рыжеющую впереди полоску леса и вспомнила, как Фанни, по всегдашней своей привычке уходящая с ночи на охоту, позавчера утром притащила котятам странную – очень странную для конца ноября – добычу.

В тот день, услышав в кошачьем домике бурную возню и писк, Лиса вытащила по одному всю пушистую, изрядно подросшую пятёрку, перецеловала очаровашек в розовые носы – и через пару секунд обнаружила, что причиной шума-гама в кошачьем семействе стала огромная синекрылая бабочка. Живая! Разве что крылья ей чуток помяла Фанни, пока несла котятам. Впрочем, это не помешало бабочке легко выпорхнуть из кошачьего домика, пролететь полкомнаты и усесться на мамины орхидеи.

Боб, сладко спящий после ночных прогулок, при виде такого дивного дива моментально встряхнулся, стрелой пролетел через комнату и резво вспрыгнул на подоконник. Но то ли недосып сыграл с ним злую шутку, то ли настигло проклятие старой Дсоноквы, да только охотничья удача изменила ему. Пару секунд он пытался балансировать, однако гравитация победила, и увесистая тушка плюхнулась на пол, таща за собой кружевной тюль и пару горшков с цветами. Бабочка, величественно взмахнув крылышками, перелетела на другое окно. Похоже, такие мелочи, как неуклюжие коты, её нисколько не беспокоили.

Убрав следы битвы Боба с силой земного притяжения, Лиса распахнула оконные створки и с минуту трясла тюль, пока бабочка не догадалась выпорхнуть на волю. При всём своём восхищении красивыми насекомыми прикасаться к ним она не могла – кожа на руках сразу же начинала гореть и чесаться. Эта странная аллергия началась у неё лет в семь, аллергологи долго подбирали терапию, но ничего не помогало. Дошло до того, что они заподозрили психосоматическую реакцию и рекомендовали родителям показать Лису психологам. После этого Джон предложил простое решение: обходить всяких бабочек стороной. В конце концов, на них можно просто полюбоваться издалека – как на цветы.

Конечно, выпуская сейчас бабочку, девочка опасалась, что та долго не продержится, всё же на улице никак не июнь, вот-вот снежные мухи полетят. Но так у неё хотя бы есть шанс ещё пожить, а вот дома точно замучают кошки.

На следующее утро уже Макс принёс в дом бабочку. Огромную, похожую на тропический цветок: ярко-лимонного цвета, с тёмно-шоколадными «глазками» по краю крыльев и с двумя длинными «хвостиками», расходящимися книзу.

Показал маме, и та тихо ахнула.

– Откуда такая красота?

Макс сказал, что нашёл бабочку во дворе. Она сидела на изгороди из декоративного винограда и казалась уснувшей. Но дома, в тепле, встрепенулась и распахнула огромные крылья. Боб, увидев это, бросил едва початую порцию паштета и кинулся Максу в ноги. Тёрся, упрашивал, обвивал хвостом, внезапно охрипшим голосом клятвенно обещал, что только он способен как следует позаботиться об этой красавице. Разумеется, на его уловки никто не поддался. Бабочку посадили в старый аквариум, предложили завтрак из нарезанного апельсина, и Макс заявил, что отнесёт её в школу, к мистеру Бруксу, у которого в кабинете хватало всякой живности.

Пока шёл к автобусной остановке, в голове вертелись строчки из дедовой тетради: