Я дважды перечитала газету и отдала ее мужчине, который с нетерпением ждал своей очереди.

Я двинулась дальше – без конкретной цели, доверившись инстинктам. Спустилась к реке, прошла по набережной – вернее, по узкой полоске тротуара, которая еще не была перекрыта, – и пересекла Вестминстерский мост. Оттуда я увидела, как вверх по течению идут военные корабли. Там были баржи, перевозившие солдат, и мне показалось, что я узнаю низкие борта миноносцев – похожих на «Сына грома», который столько сделал для моего спасения тринадцать лет назад. Такие суда, как я поняла, смогут пройти под мостами и подняться по реке выше, чем большинство боевых кораблей. Я также увидела тяжелые орудия, погруженные на небольшие корабли и баржи.

От реки я прошла по Бридж-Роуд и оказалась к югу от Ватерлоо. На узких улицах Ламберта, несмотря на стены и фонари, сплошь увешанные, как и везде, правительственными плакатами, не было той паники, которая охватила Вест-Энд. Видимо, когда у тебя почти ничего нет, тем более не хочется бросать то, что есть. Но на улице Кат продуктовые магазины были закрыты, а в одном хозяйничали мародеры. Его разбитое окно зияло, как дырка на месте зуба.

На ступенях перед непритязательным, но величественным зданием театра «Олд Вик» я увидела стайку босых ребятишек, которые просили подаяние. Я дала им несколько пенни – впрочем, какой толк от денег, когда магазины все равно закрыты! Интересно, как скоро Марвин сможет наладить свою карточную систему? Я надеялась, что скоро: в местах вроде этого людей отделяет от мук голода всего один обед. Во время Первой войны, даже когда марсиане свирепствовали в Суррее, полиция пыталась подавлять голодные бунты в подобных районах. Это имело долгоиграющие последствия: Фрэнк был в одном из первых медицинских отрядов, после войны отправившихся в Ист-Энд, и он так и не отказался от своей миссии – а полицейские, закаленные в боях, так и не смягчились. Уолтер Дженкинс никогда об этом не говорил и никак не комментировал заявления властей, которые утверждали, что подобные несчастья больше никогда не постигнут обездоленных людей, вверенных их заботам. У меня не было оснований сомневаться в искренности этих заявлений, но теперь правительству настало время претворить их в жизнь.

Я вспомнила Фрэнка и задумалась о том, что случилось с моим бывшим мужем там, в Миддлсексе. Жив ли он? Я не знала.

Как Фрэнк позднее записал в своем новоиспеченном дневнике, через семь часов после приземления первых цилиндров – вскоре после рассвета – ему и прочим медикам сказали, что войску нужно передислоцироваться.

Фрэнк ожидал, что уцелевшие части отзовут в Лондон, – раненых туда уже отправили: одних везли на санитарных машинах, другие шли пешком. Эвакуировали всех, кроме умирающих, которые ждали своего часа в палатках, разбитых посреди фермерского поля. Однако вместо этого подполковник Фэрфилд лично явился к Фрэнку и Верити, чтобы сообщить, что часть выживших военных отправят за Кордон.

– Так мы прозвали тот огромный земляной вал, который в один миг воздвигли марсиане. А местность внутри можно назвать «Марсовым полем» – Фэрфилд ухмыльнулся собственной вымученной шутке.

Вокруг было жарко и дымно. Окрестные леса и поля горели всю ночь, и кое-кто даже пытался спать в противогазе. До сих пор приходилось часто моргать, чтобы в глаза не забивалась пыль. Над головой, словно мухи, жужжали аэропланы. Фрэнку в конечном счете удалось помыться и сменить окровавленную одежду, хотя поспать он так и не успел, и все же его преследовало странное чувство нереальности всего происходящего, словно даже дневной свет был бутафорским. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы понять, о чем говорит Фэрфилд.

Тот показал сделанный с воздуха снимок, где было запечатлено кольцо из пятидесяти двух кратеров.

– Раны, нанесенные с хирургической точностью, – сказал Фрэнк.

– Думаю, это уместное сравнение, – заметил Фэрфилд. – Но по этим фотографиям трудно понять масштаб. Тут ведь совмещено несколько снимков. Ребята трудились всю ночь, чтобы отпечатать эти фото и составить новую карту местности, – я уж не говорю о том, какой опасности подвергались пилоты, которые это снимали. Каждый из этих кратеров почти в милю шириной. Вот эта клякса, – он показал на размытое пятно в самом центре кольца, – это Амершем, довольно крупный городок. В этом кольце его почти не видно – теперь представляете размеры? А ведь впереди еще вторая волна. Это была всего лишь подготовка.

– Вторая волна, – Фрэнк вспомнил слова Уолтера о том, что с Марса летят сто цилиндров, пока что успело приземлиться только около пятидесяти. – Следом наверняка прилетят военные корабли вроде тех цилиндров, что упали в прошлый раз. Но где они приземлятся? Можем ли мы сейчас это сказать?

– С определенной долей уверенности: им осталось лететь всего-то часов восемнадцать. Некоторые упадут внутри Кордона. Но другие, которые летят первыми, приземлятся… – Фэрфилд ткнул пальцем в некоторые кратеры. – Вот здесь, здесь, здесь… В уже существующие ямы. Как видите, они метят не в каждый кратер, но большая часть примет новых гостей.

– Но зачем приземляться туда, где они уже все разворотили? – озадаченно спросила Верити.

– Потому что там они уже успели уничтожить всех противников, не открыв ни единого цилиндра, – ответил Фрэнк. – Теперь они думают, что смогут спокойно совершить посадку.

– В точности, – подтвердил Фэрфилд. – Но в их планах есть изъян. Им не удалось уничтожить всех, и у нас есть время подготовиться – перебросить туда солдат и пушки из тыла и из резервных дивизий. И окружить их еще до приземления.

– Окружить их, – повторила Верити. – Вот почему мы идем внутрь.

– Именно так. Мы бросаем силы за Кордон, располагаем солдат между кратерами и на сравнительно нетронутой земле внутри кольца, так что, когда цилиндры опустятся, каждый из них ожидает радушный прием. А тем временем подтянутся новые солдаты, которые заткнут бреши в обороне. И вы отправитесь с нами. Боюсь, вам сегодня придется много ходить, ходить и копать. До Кордона отсюда недалеко, но местность там неровная, сами понимаете. Разведчики и саперы уже там, – он посмотрел на Верити. – Мисс, это не приказ. Ваш отряд – добровольцы. Если вы хотите уйти…

– И пропустить все веселье? – откликнулась она. – Ну уж нет, ни за что.

Фэрфилд улыбнулся.

– Ну что ж, тогда вперед.

Он коротко отсалютовал и ушел.

– Смелый поступок, – пробормотал Фрэнк.

Верити хмыкнула:

– У меня нет особого выбора: если я спасую, мне придется вернуться и предстать перед матерью, которая постоянно хвалится тем, что когда-то встречала Флоренс Найтингейл. Лучше уж орда марсиан, чем это. Пойдемте, доктор Фрэнк, надо собрать вещи.

Фрэнк всегда старался держать себя в форме. После той стычки у Хай-Барнета во время Первой войны он снова начал заниматься боксом, которым увлекался в школе, раз уж этот навык оказался таким полезным. Позднее он с не меньшим энтузиазмом выполнял распоряжения Фирда: тамошние инструкторы требовали, чтобы рекруты были здоровыми и крепкими. Но, несмотря на это, он порядком утомился, когда они разобрали полевые госпитали, свернули палатки и погрузили их в автомобили и повозки.

Конечно, медицинское оборудование было куда легче, чем оружие, обмундирование и прочие вещи, с которыми приходилось иметь дело солдатам. «Я никогда не встречал менее спортивных с виду людей, чем рядовые британской армии, – рассказывал мне Фрэнк. – Но дай им задание – и они его выполнят. В процессе они будут курить, жаловаться, чертыхаться, но на самом деле каждый из них – маленький Геракл».

Впрочем, он говорил, что в тот момент тяжелый физический труд воспринимался как облегчение. Хотелось чем-то себя занять, чтобы лишний раз не думать.

Они сделали небольшой перерыв на обед – подкрепились холодным мясом и хлебом. А потом, вскоре после полудня, направились на северо-запад, мимо руин Аксбриджа. Фэрфилд и прочие офицеры шли или ехали вдоль колонны, а разведчики сновали туда-сюда на мотоциклах, подскакивая на изрытой земле. Фрэнк представил, как все это выглядит сверху, словно на сборном снимке Фэрфилда. Быть может, в эту самую минуту какой-нибудь марсианин в своем цилиндре наблюдал именно такую картину: огромный круглый шрам на теле планеты – и люди, машины и лошади, которые осторожно перебираются через земляную гряду.