Я продолжал ей объяснять всё то, чего ей не хватало для решительности БЫТЬ, описывая ей привычный мир совсем другими взглядами на жизнь, показывая безграничность мыслей, которыми определяются границы жизни… Она мгновенно проникала в суть, хоть и вопросов становилось больше…

Закончив трапезу глоточком «Limoncello», я ей провёл экскурсию по яхте, открыв все помещения, включая Мостик Капитана, дав подержаться за штурвал – Роберто (капитан) прибавил ходу – она зигзагом отрулила к нити горизонта. Весь Монте-Карло, Сен-Жан-Кап-Ферра и далее, почти до самой Ниццы – всё превратилось в контуры скалистых берегов, еле видневшихся сквозь дымку жарких испарений от воды. Затем Роберто выключил моторы и… тишина на много миль вокруг. Лишь плеск воды о борт и вскрики редких чаек. Весь купол неба был пречисто голубым, а Солнце высоко сияло бело-золотым. Жара достигла апогея, и мы ушли ко мне в прохладную каюту немного отдохнуть и подремать.

Все интерьеры яхты были сделаны по эксклюзивному дизайн-проекту – со всех сторон сплошной Ампир. Элизабет, хоть и была уже не Лаурой совсем, всё время находила повод для восторженного «Ах! Какая прелесть!». Я обожал её непринуждённость, лёгкость и естественность изысканных, но сдержанных манер в прямой и гордой как скала осанке. В ней было что-то от аристократки и что-то от девчонки с городских трущоб. И в этом синтезе полярностей далёких рождалось что-то новое, чего я в женщинах ещё не знал.

Элизабет ходила по каюте и всматривалась в яркие сюжеты многочисленных картин. Она была удивлена такому изобилию пиратских элементов во всём убранстве моей яхты. Ей нравилось всё больше погружаться в атмосферу бороздящих океаны пиратских кораблей эпохи восемнадцатого века.

Стянув с настенной декорации отреставрированный мастером мушкет, она играючи направила его в меня, почти в упор, изобразив стремительное па:

«Сдавайся! Последний пират Средиземного моря!», – с торжественностью в звонком голосе, Элизабет свела в суровом взгляде брови и сразу улыбнулась.

В ответ я сделал шаг навстречу, упёрся грудью в дуло пистолета и улыбнувшись заявил:

«Сдаваться просто так, не отыграв войны? Совсем не по-пиратски! Я сдамся только в руки Смерти! О, если бы Её глаза были похожи на твои…».

«Ну и в какие войны ты играешь? Какие корабли захватываешь-грабишь?».

«О-о-о!..», – воскликнул я протяжно, – «Это моя любимая игра! Я ухожу в моря Сардинии – обычно на закате мая, буквально накануне карнавала в Castelsardo – дрейфую где-нибудь поблизости Alghero, ищу суда добытчиков кораллов и забираю их улов, обыгрывая в покер. Уже к разгару карнавала мои трюмы доверху набиты вот такой вот красочной добычей», – я показал ей ветку красного коралла, лежавшую на круглом столике из бука под шапкой алых роз над белой вазой, – «И всю эту добычу я распродаю каким-нибудь японским перекупщикам-туристам, которыми кишит весь Castelsardo, и только за наличку…».

«О, мой Эльмар!» – она завороженно слушала меня, – «Я тоже бы хотела поучаствовать в такой игре…».

«Легко, моя Элизабет… Возьму тебя с собою в следующем году».

Я развалился на своём трёхместном «сексодроме», подбив под спину несколько подушек. Она, не думая, залезла рядом, прильнула головой ко мне на грудь, поёрзав плечиком, мол, обними меня, прижми к себе скорей… Всё так легко, без всяких слов, само собой – я ощутил её такой уютной и родной…

– Ну, всё понятно! – перебил Томазо, раскуривая новую сигару, – А дальше был гремучий и безбожный секс! Она, поди, как бестия царапалась, кусалась и кричала от неистовых оргазмов, а ты – свирепый зверь – рвал и метал, рычал и извергался… Ваши тела блестели потом, а в воздухе зависли ароматы вытекающих последствий…

– Не угадал! – из лабиринтов узких улиц Viareggio Адам вернулся на широкую прямую Lungo Mare и двинулся назад в Forte-dei-Marmi. И траффик был по-прежнему активным – ночная жизнь никак не утомлялась.

– Тогда не понимаю…, – Томазо обновил стакан Адама и в свой налил ещё немного «Chivas». Дым от сигары уходил в открытое окно и растворялся в тусклом свете придорожных фонарей, что пролетали мимо, словно кадры из истории Адама.

– Нам было просто хорошо быть вместе, без всяких ожиданий чего-то друг от друга. Мы продолжали молча наслаждаться этим мигом и вскоре задремали. Не знаю, сколько времени прошло – возможно, час или чуть больше. Я пробудился от её прикосновений – её ладонь лежала на моей щеке, а пальцы щекотали у виска и ласково поглаживали бровь. Во сне я, кажется, немного повернулся, пристроившись на левый бок. Я медленно открыл глаза – её лицо совсем напротив, близко-близко, щекой лежало на моей руке. Она смотрела на меня и улыбалась. И я ответил тем же. Она чуть-чуть пошевелилась, и кончик её носа коснулся моего, мол, просыпайся же уже! Без всяких слов и в полной тишине мы продолжали изучать друг друга, заглядывая вглубь зрачков, в рисунки ореолов вокруг них, изгиб ресниц, бровей, высматривая все мельчайшие морщинки-лучики у глаз, морщинки лба, у носа, вокруг губ и подбородка… Я открывал в ней бесконечно чистый беззащитный мир, она во мне – надёжность и защиту. Она читала мои мысли, я – её.

«Послушай, как мы дышим», – шептала она мягкими губами.

«Слышу…», – ответил я, моргнув глазами.

«Мой выдох, чтобы был твой вдох… Твой выдох – чтобы я вздохнула. Ты чувствуешь – мы дышим друг для друга», – и губы её нежные почти моих касались.

Я чувствовал цветочный запах её кожи, вдыхая его каждой порой тела своего. Но не было в ней аромата секса. Зато был трепет или даже пульс чего-то несравненно выше, что за пределами известных чувств. Мы не могли и объяснить это друг другу, но наши души знали всё без слов. Мы пропадали в неизведанной Вселенной каких-то запредельных наслаждений, сравнимых, может быть, хоть как-то отдалённо с ознобом тела при последнем выдохе перед уходом в Смерть, когда душа щекочет кожу, покидая плоть.

Умывшись и переодевшись для купанья, мы выбежали на корму и, разбежавшись, нырнули в свежесть моря, проплыв с захода метров тридцать, кто вперёд – она была чуть-чуть быстрее, и ликовала на условном финише как настоящая пловчиха, закончив мировой финал победой. И я невольно заражался её смехом. Повсюду плеск воды и где-то крики чаек. Перевернувшись на спину, мы дрейфовали по волнам, касаясь рук друг друга. Яхта оставалась позади. Вокруг морская гладь и бесконечный купол голубого неба. Солнце сияло где-то сбоку, неспешно набирая ход к закату.

«Ты слышишь этот тёплый ветер?», – она шептала, подпевая плеску лёгких волн, – «Это друг другом дышат Небо с Морем – прямо, как мы с тобой – любуются друг другом…».

«Ты – моё небо…», – отвечал я в унисон дыханию морскому.

«А ты, ElMar… Ты – моё море…», – шептала она ветром с неба.

Мы забрались на борт и, освежившись в душе на корме, расположились на диванах в главном зале яхты. Дежурный кок в пиратской униформе стоял за барной стойкой и колдовал нам сладкие коктейли в стиле «Тропикано». Я взял универсальный пульт, и в зале зазвучал парижский Lounge.

«Сегодня вечером нас ожидают в Казино», – я раскрывал ей наши планы, – «Закрытый покерный турнир. Стол “Texas hold’em”. Шесть персон. Желаешь поучаствовать, Элиз?».

«О! С удовольствием, Эльмар!» – она азартно улыбнулась.

«Ваши коктейли…, мой хозяин…», – кок выставил на стол бокалы, пытаясь угадать глазами: “А это что ещё за имя? Какой-то вдруг Эльмар…”».

«Тогда давай потренируемся перед игрой», – с прищуром хитрым, чуть заметным, я предложил Элизабет. Она заметила мой вызов и сразу согласилась.

Я приказал собраться всей команде в главном зале и подготовить стол на шестерых персон. Дежурный юнга появился с чемоданом, и занял место Дилера – он знал, что делать. Вся моя славная «пиратская» команда прекрасно знала толк в игре – я лично их тренировал два года, с момента найма на работу – мне самому всё это помогало оставаться в должной форме, оттачивать стратегии, уловки для большой игры.