Матросы, как и пышная служанка, расселись за столом. Придвинув стул Элизабет, я разместился позади. И началась игра. И полетели карты. Послышался родной треск фишек – ставки возрастали. Я консультировал свою Элизабет, нашёптывая на ухо особые маневры, подсказывая лучшие из них. И всё как будто получалось, хотя, признаться, я не ожидал, что она знает “Texas hold’em”. Нет-нет, мои матросы никогда не поддавались – за проигрыш я сбрасывал их в море (всех, кроме пышненькой служанки) – они играли сильно, просто блеск!

А капитан тем временем, поставив скорость в пять узлов, взял курс на Монте-Карло. И в девять вечера мы заходили в Порт, швартуясь на моём обычном месте у тесной набережной с вереницей всяких ресторанов и кафе, откуда сотни любопытных глаз туристов подглядывали жизнь иных миров.

Неспешно покидая яхту, я подозвал Роберто (капитана), шепнув ему на ухо тайный свой приказ.

Дежурная машина из Отеля «De Paris» уже ждала неподалёку.

Поднявшись в люкс, и, перед тем, как влезть под душ, я вызвал для Элизабет свою любимую и лучшую во всей округе мастера-стилиста.

Элизабет во всей своей обворожительной красе предстала предо мной в гостиной – я ждал её с бокалом виски на диване, закончив плановый обзвон секретарей. На мне был чопорный стандартный смокинг.

Она была в классическом вечернем платье, пошитом словно для неё искусным “Valentino”: светлые и мягкие тона струились шёлковым отливом, подчёркивая плавные изгибы её тела. Шпильки держали в тонусе подтянутые икры загорелых ног, скрывающихся в линиях разреза платья где-то на уровне бедра. Не расставаясь с белоснежной ласковой улыбкой, она свободно обернулась вокруг собственной оси, продемонстрировав загар на в меру оголённой спинке, тут же покрыв её полупрозрачным, прошитым золотою нитью, палантином, что ниспадал с её округлых хрупких плеч волною переливных складок. Причёска, макияж, черты лица, огромные задорные глаза – она будила во мне искренний восторг и сдержанную ревность (опасные эмоции перед большой игрой).

Она стояла и смотрела на меня, нетерпеливо ожидая комплименты. Я не заставил её ждать.

«О, моё Небо! Ты прекрасна! Теперь я не могу дышать тобой. Я просто задыхаюсь.», – я подошёл почти вплотную и ощутил её насыщенный цветочный аромат, – «Закрой глаза…», – шепнул я в следующий момент и обойдя вокруг неё, остановившись за спиной, украсил её шею диамантовым колье.

Она немного вздрогнула, вздохнула – прохладное колье чуть обожгло горящий трепет её кожи. Глаза её открылись, она, словно смущаясь, обернулась и подарила мне волшебное «Merci». В ответ я поднял кисть её руки, накрыл проникновенно-нежным поцелуем и обернул вокруг её запястья сияющий алмазными слезами тоненький браслет. Раскрыв ладонь её руки, я передал и серьги.

«Не знаю, как их надевают…», – развёл руками виновато, – «Поэтому, давай сама…».

И этим необтёсанным признанием своим я чуть было не сбил всю магию момента. Она же, просто улыбнувшись, надела серьги, глядя мне в глаза кричащим преданностью взглядом, не отводя ни на мгновенье его волшебных искр счастья. Она обвила мою шею своими тонкими и тёплыми руками и продолжала мне шептать одними лишь глазами, а перед выходом воткнула мне в петличку пиджака нераспустившийся бутон бордовой розы.

В холле отеля было шумно. Изысканная публика готовилась войти в ночную жизнь. На фоне многочисленных мадам в вечерних туалетах моя Элизабет смотрелась просто лучезарно.

В плеяде чёрных смокингов серьёзных джентльменов было предельно трудно разобраться, кто есть кто. Все то и дело безустанно обсуждали предстоящую премьеру в «Operá», припоминая автора известной пьесы, превознося и критикуя исполнителей ролей. Мы тоже бы сходили на спектакль, но нас тянуло предвкушение игры.

Вооружившись тонкими бокалами с «Cristal», мы погружались в светский гул, разбавленный чуть сдержанным «хи-хи» уже весёлых дам. А вот и первые знакомые – друзья… И «Бон-суар!», «Сава туа?», «Мерси, требьян…». Немного комплиментов, быстрых сплетен. Элизабет держала меня под руку. Она была раскрепощённа и проста, доброжелательна, мила, легко поддерживала всякие беседы на любые темы, умела пошутить и посмеяться.

Часы показывали ровно полночь. Мы вышли в ночь на Площадь «Casino». Кругом движение, толпа, шум голосов, автомобили – всё это утопало в свете фонарей, а в свежем воздухе был запах моря, и в нём интрига, тайна и азарт.

Мы медленно спустились по ступеням и продвигались прямо к Казино. Швейцар открыл нам двери, и мы вошли в фойе. Шум улицы остался позади. А впереди, в полтона, те же светские беседы и снова старые знакомые – друзья. Среди толпы было полно завсегдатаев – я знал их всех – кого в лицо, кого по именам. О бизнесе здесь мало говорили, дискуссии сводились к играм и проигранным деньгам.

«Я обещал тебе вчера», – напомнил я, – «что познакомлю с Божеством, с самой Фортуной! Знакомься, вот она, перед тобой», – я жестом показал на бронзовую статую Фортуны, – «Рог изобилия наполнен до отказа, глаза же, посмотри, завязаны повязкой…».

«Но, почему?» – спросила она шепотом, прижавшись к моему плечу.

«Считается, она слепа ко всем. Я же считаю, что ей просто пофиг на богатства – берите, кто сумеет взять, и уходите! Мне ничего от вас не надо! Всё лучшее я посвящаю вам! Возьмите, сколько сможете представить! Возьмите, сколько в силах пожелать…».

«И это ты сейчас её озвучил? Или собственную щедрость?».

«Давай-ка лучше вспомним об игре», – я щекотнул её в ребро, – «Фортуна благосклонна только к тем, кто уважает риск и помнит меру! Азарт – дело хорошее, но только лишь когда он под контролем! Иначе – это просто слабость слабых. Играем, отдыхаем и уходим среди первых. Подолгу только дураки сидят. Но Первые – следов не оставляют! У нас с тобой назначен лишь один турнир. Потом начнутся соблазнения продолжить дальше».

«Не беспокойся! Я тебя остановлю!».

«Ах, вот как! Ну, пойдём, посмотрим, кто кого…».

В главном зале Казино вовсю кипела жизнь. Народ метался от стола к столу, играя, кто в «Black Jack», кто на рулетке, кто… Треск фишек отовсюду, шёпотом «бла-бла». Глаза, куда ни посмотри, наполнены надеждой и азартом, как всегда. Дресс-код не действовал на этот зал – демократичные наряды, джинсы, блузки, кофточки, рубахи, мятые костюмы – сюреализм, да пёстрые цвета и смесь всех стилей – от классики до писка актуальной моды.

Мы продвигались дальше. В одной из отдалённых комнат нас ждали остальные игроки – одни сидели за столом и что-то обсуждали, другие медленно ходили взад-вперёд.

«Э, бон-суар, мадам, месье…», – я поздоровался с порога.

Зелёный стол для «Texas hold’em» был готов на шесть персон, как обещали. К нам подошёл галантный менеджер, осыпал комплиментами Элизабет. Я протянул ему свой чек на сумму равную «BUY-IN».

Мы подошли к столу, я усадил Элизабет на купленное место и тут же встретил взгляды удивлённых игроков – моих знакомых. Элизабет была удивлена не меньше.

«Сегодня ты играешь за меня», – шепнул я ей на ушко, – «А я, пожалуй, посижу в том кресле…».

«Эльмар!» – она взглянула на меня с улыбкой, – «А ты уверен, что сумеешь меня остановить?»

«Э! Об этом я ещё не думал. Удачи тебе, милая Элизабет, моя Фортуна, моё Небо!».

Я разместился в дальнем кресле сбоку от неё и наблюдал, что происходит за столом, за каждым жестом каждого «пингвина», как будто бы подглядывал, что происходит в этом мире смертных. Невольно вспомнились слова: "вся жизнь игра", и на лице моем возникла легкая усмешка – я размышлял о людях кто игры не признает, кто пыжится – пыхтит, себя считая всех умнее, кто тешит свою жизнь самообманом, мол, никогда не позволяет себе риски. Они планируют свой каждый день, считают прибыли, скорбят по неожиданным убыткам, блефуют на словах, обманывают в деле и норовят ударить в спину конкурента… Они не признают игры. Но почему? Да потому что в правильной игре всё чисто и открыто, и все события, убытки, прибыли – всё на виду! Здесь лицемерие и подлость не пролезут! Вот почему они не признают большой игры и утопают в мелочах несчастной жизни.