Ньют оглядел результат своих трудов. Смотрелось надёжно, но это только до тех пор, пока ниффлер не закончит с молоком и не приступит к поиску украшений. Тогда частые прутья не станут для него помехой.

Говорят, что гениальные идеи приходят к нам во снах. Или когда мы их совсем не ждём. Отчасти это именно так, но Ньюту повезло. Не пришлось ни засыпать за рабочим столом, пачкая чернилами щёки, ни ложиться в полную горячей воды ванну. Он просто кинул взгляд на чемодан, который использовал ещё со школьных времён, и всё придумалось само собой.

Конечно, это был только черновой вариант. Просто достаточно широкое и высокое помещение, где будет удобно прятать Тома и ниффлера (особенно если дать тому посеребрённых пуговиц для гнезда). Но перспективы открывались воистину прекрасные. Надо будет поискать в библиотеке соответствующие книги — дедушка очень уважал Трансфигурацию. И спросить Тесея.

Ньют вылез из своего нового убежища и запихнул чемодан под кровать. Меж пальцев он вертел серебряный зажим для бумаги, покусывая нижнюю губу.

Он откладывал момент, когда придёт к брату и скажет, что бумаг нет, насколько было возможно. Но теперь все дела были сделаны, и неизбежность вежливо покашливала прямо за правым плечом. И холодила шею острым лезвием гильотины.

Ньют знал, что Тесей ни за что не покажет, что разочарован. Не состроит недовольную мину, не закатит глаза, обвиняя в исчезновении бумаг. И весь страх, терзающий душу — надуман. Но это чувство, что он подвёл Тесея. Подвёл снова… Оно было отвратительным, едким, как дым, горьким, как паслён.

На всякий случай наложив на окно и дверь чары Недосягаемости, Ньют вышел в коридор. Сосчитав до десяти, он постучал в дверь комнаты Тесея и, не дождавшись ответа, нажал на ручку. Та не поддалась.

Тогда Ньют почти крадущимся шагом прошёл по коридору в другую сторону, но и в библиотеке никого не оказалось. Только в кресле у окна лежала обложкой вверх раскрытая книга. Детектив, но уже какой-то другой. Тесея, похоже, отвлекло что-то важное, раз он оставил его вот так, даже не положив закладку.

Ньют поднял книгу и вложил меж страниц светлое гиппогрифье перо — целый букет их стоял на столике в вазе как раз для этих целей. Глянул за окно.

Сумерки сгущались, но погода была хорошая, безветренная. И небо, пусть и привычно затянутое тяжёлыми свинцово-серыми облаками, пока не обещало разродиться дождём или снегом. Вполне пригодная для прогулки к морю погода.

— Мяу?

Хаски грациозно вспрыгнула на подоконник, мазнув пёстрым хвостом по руке Ньюта, привлекая внимание.

— Скучно? — рассеяно спросил Ньют, почесав кошку под подбородком, за что был вознаграждён сначала мурлыканьем, а затем укусом. Исполнив свою кошачью миссию, Хаски спрыгнула на пол и скрылась в глубине библиотеки, горделиво задрав морду вверх.

Куда вообще мог деться Тесей? Ньют был уверен, что его поймают ещё на пороге чёрного хода, потому что брат выглядел очень нетерпеливым, когда просил добыть бумаги. Так почему же за без малого час он так и не натолкнулся на ожидающий взгляд голубых глаз?

Тесей мог быть и на кухне, например. В компании газеты, сигарет и чая. Цедил бы его размеренно, размышляя о чём-то своём, рабочем… Принимал ли он сегодня лекарства? Выпил ли содержимое флакончика, переданного Сибилл?

Но и на кухне пахло не табачным дымом, как хотелось верить, а свежей выпечкой. Полное блюдо сконов* ожидало пятичасового чая на подносе вместе с металлическим заварником и чашками из другого сервиза. Неожиданно налетевший сквозняк парусами надул занавески.

— Мама, ты не видела Тесея?

— Он собирался морским воздухом подышать. — Мама затворила за собой дверь, потянулась и бросила на тумбочку перчатки из грубой кожи. — Так что, думаю, он где-то на пляже.

Ничего не говоря, Ньют рванул к парадной двери, на ходу натягивая пальто и чуть не поскальзываясь на мокрой после очередного дождя дорожке.

Калитка была отперта, на мокрой земле виднелись свежие следы, ещё не припорошенные снегом. Ньют, сощурившись, задрал голову к свинцово-стальному небу. Воздух был тяжёлым, давящим на голову. Предчувствие уверяло — стоит ждать дождя в ближайшие несколько минут, или же вновь пойдёт снег, что наконец-то заметёт пожухлую траву вдоль ведущей к пляжу тропинки. Она истосковалась уже по белоснежной перине.

Море было серебристо-серым, блестящим, как шёлк. Мелкие волны накатывали на галечный берег, густое марево тумана скрывало одиноко торчащую из воды скалу, до которой в детстве Ньюту было запрещено плавать. У самого стыка двух стихий образовалась тонкая корочка льда, в большей степени сковавшая гальку, а не воду.

Здесь, на берегу, совсем ребёнком он проводил все летние дни напролёт, пуская «лягушек» и бросая хлебные крошки прожорливой треске. Здесь же учился плавать и удить рыбу и выхаживал первую в своей жизни подбитую чайку.

Ньют огляделся, ища хорошо знакомую фигуру.

— Тесей!

Брат стоял на крыльце рыбацкого домика, облокотившись на перила, с неизменной сигаретой в руке. Тесей почти не приходил в это место по собственной воле. Это маленький Ньют упорно тянул сюда старшего брата. Раньше домик, полный пыльных сундуков, пожелтевших книг и старых магических журналов, казался Ньюту сказочным местом, почти что Хогвартсом, в котором ему только предстояло побывать. Теперь же рассохшиеся доски и скопившаяся на рамах пыль больше не выглядели такими волшебными.

Наверное, Тесею было тяжело приходить сюда в одиночку, потому что на него тут же накатывали воспоминания об отце. Ведь кто-то же должен был научить его всем премудростям рыбной ловли и плавания кролем, чтобы он потом передал эти знания младшему брату.

— Да, Ньютон? — Тесей спустился по ступенькам. Галька похрустывала под его шагами, забытая сигарета тлела меж пальцев.

А может, Тесей просто не любил воду. Хотя рысь, с которой Ньют так часто сравнивал старшего брата, была отличным пловцом.

— Я не принёс бумаги, — сказал Ньют, не дожидаясь вопроса и глядя прямо в глаза. — Их там не было. Кто-то забрался в твой стол до меня.

Тесей выругался на каком-то незнакомом, отдалённо напоминающем русский, языке, сжимая в ладони тлеющую сигарету, обжигаясь. Комок из пепла и белой бумаги подхватил ветер и унёс в сторону.

— Плохо дело, — тяжело вздохнул брат. Он внимательно осмотрел ладонь и, решив, что та не пострадала, вынул из кармана пальто портсигар и маггловскую зажигалку. — Но я что-нибудь придумаю. — Щелчок кремня. Искра. — Обязательно придумаю, Ньютон.

Ньют смотрел на брата словно бы другими глазами. Тесей всегда был красив: высокий рост, военная выправка и обворожительная улыбка, столь редко озаряющая приятное лицо в нынешние времена. Но самыми красивыми были голубые глаза. Ясные, внимательные. В них хотелось смотреть, им хотелось верить, несмотря на тот обездвиживающий холод, что таился в чуть более тёмной окантовке зрачков. И всё же… сейчас красота Тесея, которой Ньют восхищался всю жизнь, будто бы потускнела. Покрылась патиной, окислилась, почернела, как забытое фамильное серебро. Слишком резко очерченными стали из-за худобы скулы, слишком портила правильные черты лица кривоватая ухмылка, и длинные пальцы сжимали отвратительную сигарету.

Тесей был словно феникс, чей цикл близился к завершению, но птица всё затягивала с перерождением, словно боялась, что на этот раз всё будет кончено.

— Ты совсем ничего не нашёл?

Ньют потянулся к карману, являя на свет серебряный зажим в раскрытой ладони. Тесей было двинулся вперёд, нацеливаясь забрать своё сокровище, но Ньют сжал пальцы и отступил на шаг.

Тесей недоуменно на него посмотрел.

— Ньютон, отдай его мне.

Голосу Тесея было сложно сопротивляться. Сладкоголосая сирена. Его всегда спокойный тон, интонации «я знаю лучше» околдовывали. Ньют впился ногтями в ладонь до боли.

— Поговори со мной, Тесей.

— О чём ты? Если о расследовании, то я обязательно поставлю тебя в известность, если что-то узнаю…