И, сжигая друг за другом по одному перепутью, мы стремились к логическому завершению. Остался последний. Мы как раз стояли на нем. Брать на себя ответственность никто из нас не решался, тогда я использовала свой ход:

– Может быть, ты и не архитектор вовсе, раз не смог мечтать чисто и честно. Раз не смог воплотить большую мечту, прикрываясь моими талантами и способностями. Понимаешь, архитектура, как и любовь, слабым не по плечу.

Я была смертельно напугана, но улыбалась в безумии сделанного укола, он улыбался в ответ, поджигая фитиль. Бам.

Провалившись в реку жизни, обессиленные, мы стали захлебываться в ее течении. Мы. Нас. Больше нет.

Так был разрушен наш последний мост.

Угрожающе-принудительно они повели меня по темному коридору, вдали которого просвет, к сожалению, не выступал ближайшей перспективой. Мы уперлись в стальную дверь. Они нажали на звонок, висевший на стене. Через минуту дверь открылась, мы вышли в нее, и меня ласково посадили на стул перед важным человеком с ясным взглядом. Он был настоящим джентльменом и потому представился. Передо мной стоял распорядитель казино. После чего выяснилось, что меня обвиняют в мошенничестве.

«Как? Меня?» – возмутившись, я воскликнул.

Непроницаемость ясного взгляда оставалась прежней. Он улыбался мне в молчании, а когда начинал говорить, его речь казалась настолько твердой, острой и убедительной, что я сам стал верить в его неправду. Конечно же, это была неправда. О каком мошенничестве может идти речь, если вся афера была воплощена лишь в моих, недоступных их головам, мыслях. Распорядитель настаивал. А я восклицал и уже чуть ли не смеялся в театральной истерике. Я был чист, как небо в день его творения, и какой им всем черт, что припрятал я в рукаве, на минуточку, не пиджака, а разума.

Иногда люди, при сверхволнении, действуют быстро, необдуманно. Иногда люди не ведают, что творят. Это состояние аффекта. Состояние, в котором можно совершать, а после не помнить. Под давлением его ясных глаз я засомневался в себе. Я стал думать, что обманулся в доверии к собственной памяти и в верности своим рукам. В моей голове обрывками появлялись картинки, в которых я мог облапошиться. Руки мои слегка тряслись. Во рту кончилась влага. Я хотел сглотнуть слюни, но увы. Так сухо.

«Признавайтесь», – настаивал голос. «Не в чем признаться», – отвечал я.

В неопределенную, но долгую секунду меня постигло самообладание. Я решил наступать им на пятки их же предъявлениями. Я почувствовал в себе силы к тому, чтобы обыграть. Это же казино. «Доигрывай», – билось в сознании.

Сначала получалось неубедительно. Будто бы даже вопросительно. Но когда его ясный взгляд впервые за наше знакомство изобразил сомнение, я стал четче и громче. Язык жегся об речь, подступающую из ниоткуда.

«Блестяще сыгранное недоразумение! Это вы мошенники! Это вы хотите уличить в невозможном самого честного из честных игроков! Это вы забавляетесь фальшью, нападая на слабых и открытых к миру. Это вы, вы, вы». Я не прекращал до тех пор, пока окончательно не достал распорядителя и тех, кто привел меня из зала казино в этот прелестный кабинет переговоров. Они выставили меня за дверь и сказали больше сюда не возвращаться. Я выдохнул. Мне все сошло с рук.

Спустя пару недель мы с моими друзьями выпивали в баре. Как это обычно бывает, к друзьям присоединились друзья друзей, с одним из которых я душевно дегустировал высокоградусные напитки. Тут выяснилось, что у нас одна страсть – казино. Мы рассказывали друг другу множество забавных историй, когда вновь дошла очередь до него, он стал рассказывать мне про своего брата, распорядителя некоторого казино, в котором он дурачит игроков, придумывая им грехи. Игроки, как ни странно, с ними соглашаются, но недавно, по его словам, приходил какой-то болван, который их раскусил. Выходит, и не болван вовсе. Он засмеялся, протянул ко мне стакан, чтобы чокнуться, а у меня в этот момент отпало всякое желание пить. Моему возмущению не было предела. «Скоты, мошенники», – подумал я и ушел в свои мысли.

Она была по-настоящему красива. Талантлива в своем кокетстве. Загадочна. Магнетически притягательна. Размахивая передо мной своим лисьим хвостом, точно белым флагом, она вверяла мне некоторую власть, которой я решил следовать, ведь она совпадала с моими инстинктивными желаниями.

Поскольку она отвечала на все мои действия сладким фырканьем, я наступал на нее в открытую, как преступник, маньяк, который не боялся быть пойманным, потому что жертва – мазохист. Какая удача! Я варился в усладе, которую она создавала для меня, будто бы в специально оборудованном котелке. Я глотал сок экстаза, с каждым днем заходя все дальше, перешагивая историческую черту элементарных общественных норм. Мое поведение было скотским. Сначала ей нравилось. Сначала мне нравилось. Немного позже она стала пугаться моих экспериментов с ее душой и телом. После это уже не доставляло мне никакого удовольствия, но было любопытно, как далеко она сможет зайти, следуя за мной, и на сколько еще хватит ее сил и нервов?

Безоговорочная позиция сверху рождает в человеке агрессию в то время, пока на душу валится ненужный хлам, образовывая беспорядок. Некоторая преступность с нотками не изящества, а тотального беспредела. Скуки и деградации. В те моменты, когда мои глаза прекратили блестеть на все возможности, лежащие у меня в кармане, она стала стараться еще больше, заинтересовывая и заражая меня анархией.

Я летел над этой бездной самой мощной и свирепой птицей. Я летел «над» или «в» – это был открытый вопрос. Казалось, я уже не контролировал полет. Растрата физической энергии лилась немерено. Вытекала из меня ключом. Жажда на языке связала мой рот, и я искал чистый родник, чтобы напиться. Будучи внимательной ко мне, она подала стакан. Я улыбнулся, но мыслями проклял ее, сказав:

– Лимонад. Моя шипящая, прохладительная, газированная, кисло-сладкая, вредная, содовая, в жаркий день желанная, мною выпитая-испитая до дна. Неизбежная отрыжка, как исход. Теперь проваливай.

Прежде чем оказаться где-то, сначала нужно совершить полет: пусть даже не ввысь, а в пропасть. Я бы нарек себя расписной птицей, но я, хоть и с крыльями, всего лишь жук. Не мудрено, что они все время пытались меня прихлопнуть. Клянусь, я не из тех, кто собирался довольствоваться своей участью. Да, да, появиться на свет мной – рок, но я не был лишен внутреннего чувства достоинства, а потому в своих эмпиреях я был отважнее слона.

Не ветра2 меня сразили – природа мне благоволила.

Стояла душераздирающая жара всего сочного и спелого: от земли до неба. Сочное, спелое, аппетитное, ароматное. Я стремился жить по их образу и подобию, хоть и понимал, что, в конечном итоге, это губительно для меня. Имея в арсенале лишь момент, я жил и довольствовался врожденной наглостью.

Призна2юсь, в тот день я не одержал ни одной победы, так как не участвовал ни в одном сражении. Но я и не думал, что, даже если не сражаешься, можно проиграть. Сначала они гоняли меня по вымышленному полю боя, они окружили меня, я видел их большие и неприятные зубы, я слышал громкие звуки и всем волосяным покровом чувствовал, как приближается беда. Они забили меня до полусмерти. Печально говоря, это не стоило им даже малейших усилий. Хлопок, и я был втоптан в землю.

Казалось, я лежал бездыханно. Казалось, со мной остался только разум. Спустя какой-то период времени мой слух разразил гром. После ливни опрокинулись водопадом. Капли били по моему хребту. Холод касался меня, я ощущал воду, тем самым ко мне пришло осмысление, что я, жук

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.