На сердце лето. Лето в горле. Лето в ноздрях. В садах. В машинах с опущенными боковыми стеклами. Лето в нас. Во всех нас. В любую погоду.

Мы – живущие. Момент.

Я знаю ее не так давно, но мне достаточно. Ее память сама мне все рассказала. Она нечаянно не прошла мимо его мягких рук. Сродни фокусу, он ее обманул. Она не опомнилась, пока я не ткнула носом. Кто ты? Ради забавы? Ложь. Не испытываю чувства к лгунам и ложным.

Обособленный от мира особняк. Десятки комнат. В каждой комнате у заложниц на руках по браслету, как у заключенных. Во имя отца. Колокольчик на шею.

Они улыбаются бессознательно. Сознательное стоит за дверью. Кашляет, мол, обрати внимание. С кем ты? И сколько еще?

Крокодилы ползут по коридорам и подслушивают разговоры. Как ласковые преданные зверушки, передают по слогам хозяину. Хозяин выглядит бездумным, когда в его мозгу лавы дум и на каждую свой капкан. Истинный Фламель[2], у которого вместо философского камня – молодые сердца.

Ее сердце слишком большое, тяжелое, горячее.

Я легче ветра, поэтому мне все равно. Вдыхаю лето, пока она, в образе жары, отдает тепло. После ее организм плачет. Сердце стучит тук-тук. И просится на улицу. Я показываю виват пальцами, пока она показывает за окном свое лицо.

У каждого несогласия со временем рождается план. Непроизвольно сначала вынашивается, а после невзначай устраивает атомные войны. Где бомбы – слова. А поступки трезвые – это то, что в договоре. Начеркано и уже не мелким шрифтом.

«Отпусти меня». Из ее рта в его рот влетал воздух.

Он молчал.

Пока думы протекали импульсы мозга.

Крокодилы ждут приказа и спокойно слушают.

Он молчал. Проверял пульс. Осталась где-то сотня. Что ж, одно биение, один удар, годом меньше, годом больше. Поцелуй. Пританцовывая движется к выходу. Виват. Не оборачиваясь простился.

Минус одна.

Я кашлем ее тороплю. Смотрю на других сознательных. Неполноценные. Навечно тут. Она садится ко мне на заднее сиденье. Я говорю крокодилу: вези. И рукой делаю одобрительный жест. Мы проезжаем лето. Оранжевый закат. Фиолетовый шелк. Падают с неба снежинки. Смотри, так выглядит снег. Девственный, обновленный, чистый.

Да, я всегда художественным предпочитала документальные фильмы.

Пальцем правой руки я прокручивал глобус. Влево. Вправо. Мысли мотали меня вслед за пальцем по огромным материкам. Я улыбался, мечтая о дальних странах и величественных вершинах, неподвластных морям. Улыбался, зажмуривал глаза и выискивал пальцем особенные названия. Рок, судьба. Куда попаду теперь? Это как волей движения открывать книгу на любой странице и задавать волнующий вопрос. Восторг. Мы всегда интерпретируем вещи, с нами не связанные. Главные герои всюду. Везде. Пальцем указательным с айсберга на корабль, с корабля к людям. Пробую названия на слога, расщепляю звуки в воздухе. А-ааааб-ХА-зи-я…Юж-но. Бал-тийс-кое. Мо-рЕ. Я здесь сегодня. Там ходил вчера. Смеюсь. Кручу у виска пальцем. Палец, не указывай на меня, указывай на Аравию, Африку, Арктику, Сибирь, реку Волгу, Париж, поля голландские, амазонский риф.

И указывает палец, направляется. Улыбаюсь в ответ на смысл. Глобус вертится. Катится. В руках мир.

Неожиданно случаются, настигают. Люди радостно кидаются в идею, обтекая энтузиазмом, как смолой. Я захватил нажатием пальца слово. При-клю-че-ни-е. Застыл. Изумился. Перелистывал слова в чужих работах по географии. Слова этого не находил. Приключения прямо на карте. Вперед.

Гром раздался в моем шкафу. Я взял чемодан и аккуратно положил туда свои предвкушения. Беспрерывный поток чувств, эстетических вожделений. Захват взглядом, как камерой, пейзажа лиц. В новой местности. В новом адресе. Вспышка. Щелчки. Энергия. Спешка. Из рук валятся вещи, руки не ощущают боли. Разве может быть боль у того, кто скоро настигнет мир.

Глобус запомнил взглядом. На плечи закинул рюкзак и с ноги отворил дверь в пространство жизни. Я иду, приключения. Я готов!

Влево. Вправо. Не чувствуя карты, не понимая жизненных путей. Не имея знамени. Компаса. Он пошел навстречу приключениям. И когда он бежал влево, приключения бежали вправо. Так они никогда и не встретились. Но глобус вертится, катится. Свершится ли круг от А до Б? Если у радости хватит воли для завершения. Если у радости хватит сил. Мой ответ – да. Может быть.

Я качусь с горок искусства по Помпиду[3]. Не понимаю ни в новом, ни в старом. Пальцами глаз захватываю красоту и прячу ее по своим карманам. Я не понимаю в искусстве ничего. Я неуч в постоянном учении. Мне важны только чувства. Их глотаю, как сок. Фруктоза пульсами в моем теле. Пульсация влияет на мозг. Незамедлительно опустошаю стаканы. Картины – настоявшийся грог. И то, что было по-русски, теперь иностранно.

Улыбаюсь, а надо плакать. Потребляю сперва. После больше, чем просто знаю, будут жрать меня. Резать ножами, колоть вилками. Создатель-зритель. Создатель-зритель.

Бегите на поиски. Порхайте по жизни, как я. На этом шведском лугу выбирайте все самое сочное. Будьте гурманами, потому что возле дряни обитают порой настоящие сочени.

Я качусь с горок по Помпиду. Уроборосом облачаясь, качусь по кишкам. Конечно, всегда надо рассматривать то, что жрали твои глаза.

Не боюсь ошибок. Булимия мозга – завершающий штрих. Чтобы не было отравления плохим искусством, гурман, правильно жри.

Они делились на касты и шагали вперед манифестами. Слабые отставали, обезумевшие погибали в пути, но так или иначе происходило действие, в котором нужно было примкнуть и вписаться, чтобы быть.

Я не люблю относить себя к определенной плоскости, к кем-то придуманным догмам, правилам. Мне не радостно запоминать исключения и вставать в ряды, чтобы шагать сплоченно. Знать, что на каждое возмущение есть порядок общественных норм. Так меня отбрасывало от моих несогласий, точно от батута, и кидало в группы определившихся.

В кастах любовались zeros, пока я разглядывала фон, на котором они корчились за свою обреченную систему ценностей.

Временами я попадала в интересные круги, которые чем-то затягивали и вдохновляли, но всем этим коротким промежуткам соответствовало горение одной единственной спички.

Так огонь появлялся и погасал.

«Быть» никак не получалось, тогда я приходила не к кастам, а к безликим и небывалым. Они ругали мир из каст. Я внимательно слушала, но также понимала, что среди всех этих лжецов найдется мир заветный, правдивый, мне подходящий.

Я не задавала вопрос, как прийти к тому или иному выбору, чтобы кричать ради действия, рвущегося из сердечного пламени (пламени, что еще не загоралось ни разу), манифест, за который не страшно руки сложить на груди и продлиться в вечности.

Губы мои не решались задать вопрос, но из глаз, неравнодушных к будущему, вываливались буквы поиска. Кто-то мимо скользящий их приметил и отобрал, засмеявшись моему сомнению:

Зачем вам вписываться, если вы сами ось?

Так, заточив себя в свою идеологию, я открыла сердце для всех желающих пойти со мной. Так слово чужое вселило твердость в свои убеждения.

Зачем ненавидеть чужие условия, если всегда можно создать свои? И быть твердым, непоколебимым в личностном манифесте всех глаголов настоящего и будущего. Прошлые поиски не отрицать, пусть будут незаметным фундаментом.

За одно воюющие – узнаются по одинаковому огню на своих мечах, который загорится при первом прикосновении стали, продолжится в глазах и никогда не погаснет.

Точка координат, координатные четверти и бесконечное распространение присоединяющихся чисел по оси ординат и оси абсцисс.

Социальная матрица. Какова будет ваша поведенческая модель?