— То, как ты отзываешься обо мне, — девушка говорит без давления и напряжения, она вовсе не желает вызвать с его стороны угрызение совести. — Ты часто говоришь с Роббин обо мне, — поворачивает голову, взглянув на парня. — Я отвратительна, — без эмоций цитирует слова О’Брайена, и тот пристально смотрит в ответ, сразу же поняв, о чем идет речь. И он… Он чувствует себя в легком смятении.

— Неприятна, — Тея вздыхает, убирая прядь волос за ухо, и отворачивает голову, ведь на экране вновь множество крови. — Я знаю, — принимает этот факт. — Жаль, я не могу ответить чем-то подобным тебе, — О’Брайен опускает взгляд, хмурясь, и вновь, исподлобья смотрит на девушку, которая без задней мысли произносит. — Ты, может, и ведешь себя, как козел, но ты не неприятный, — упирается подбородком в колени. — С внешними данными тебе повезло.

Происходящее на экране поглощает. Опять. Тея отдается кровавым сценам, пока Дилан нервно отсаживается назад, на свое место, вновь взявшись за пачку сигарет. Его и выпить внезапно потянуло. И он нервно глотает никотин, бросив спички на тумбу. Одну ногу сгибает, вторую вытягивает, сложив руки на груди. Смотрит куда-то вниз, не замечая, как принимается пальцами потирать кожу плеча. Активно. Словно…

Медленно переводит внимание на свою руку.

Он чувствует.

Жжение. Под кожей.

Час, или полтора часа. Натянутости. Но исключительно для О’Брайена. Мало того, что он, почему-то, почувствовал себя некомфортно, узнав, что Оушин в курсе о том, каким образом он отзывается о ней, а тут еще и жжение возвращается, причем с каждой минутой оно усиливается. Дилан еле воздерживается, позволяя себе аккуратно водить пальцами по плечам.

Одно дело говорить за спиной, другое — в лицо. Парень ничего не дает в ответ на слова девушки, и поэтому окутывает ощущение, словно своим молчанием он подтверждает сказанное ею. Но ведь… О’Брайен отличается прямолинейностью. Дилан не отрицает того, что Тея ему, мягко говоря, неприятна из-за своей худобы, но он бы не стал признаваться ей в этом. Теперь уж точно. Первое впечатление, конечно, значимое, но на то оно и зовется «первичным». Пожив вместе несколько недель, О’Брайен удостоверился, что с Оушин, в принципе, можно выстроить общение, внутренне она не вызывает отвращения. Поэтому и отношение к ней изменилось, выстроилось свое, обоснованное.

Наверное, О’Брайен, в большей степени, чувствует себя нехорошо из-за разыгравшегося жжения. И всё это накручивается. Мысли в большой ком.

Титры.

— Хороший фильм, — Тея кивает головой, оповещая о своем мнении насчет увиденного. — Со смыслом, — оглядывается на Дилана, вытянув ноги, чтобы размять их. Колени привычно хрустят. О’Брайен давно выкуривает сигарету, но окурок не спешит бросить в кружку. Он его покусывает последние полчаса. Весь фильм — просто мимо. Пялился в стену, в потолок, в окно. Слушал шум дождя. Но в одном он уверен точно.

— И какой же смысл в этом кровавом месиве? — хмурится, наконец, опустив окурок в кружку, и двигается ближе к ноутбуку, свернув окно видеопроигрывателя.

— Они все освободились, — каждый ответ Теи — это нечто непонятное, и Дилан реагирует с ожидаемой озадаченностью:

— Они сдохли, — усмехается, открыв браузер, чтобы проверить, не пришло ли сообщение от Дэна насчет понедельника. Если шторм не утихнет, то занятия отменят.

— Да, — девушка потирает больные колени, обратив свое внимание в сторону окна и балконной двери. Дождь продолжает бушевать, молнии хоть и сверкают, но где-то далеко, ведь грома практически не слышно.

— И теперь они свободны, — шепчет, вздохнув как-то обреченно. — Хороший фильм.

О’Брайен оглядывается, с ожидаемой хмуростью изучив девчонку, но больше не предпримет попыток понять суть её слов и суждений. Это просто Тея. Типичная Оушин. Это нормально.

И вдруг обнаруживает, что употребляет понятие «нормально» по отношению к ней. А вот это уже странно.

— Ладно, — девушка оценивает наступившее молчание и начинает ползти к краю кровати. — Спасибо, — благодарит, слезая, и поворачивает голову, сложив на груди руки. — Пойду и попробую уснуть, — не ждет. Неловким шагом направляется к порогу.

Чувствуя на себе зрительное давление.

***

Рассвет не скоро. За окном по-прежнему черная пелена ночного неба. И сильный дождь. Он моросит по стеклу, по крыше, электричество на улице отрубается из-за сильных перепадов. Знаю, что в такие моменты, полное снабжение отдано больнице и полицейскому участку. Остальные дома и заведения обесточены.

Молнии прекращают сверкать. Уже неплохо. Я не спешу прикрыть веки. Всё равно не усну. Лежу на боку, пальцами ладони поглаживая ткань наволочки. Волосы распускаю, чтобы унять головную боль, ведь обычно локоны сильно затянуты в пучок, и это вызывает неприятный дискомфорт, позже перерастающий в боль. Мой взгляд ни во что не упирается. Мысленный поток замирает, не позволяю себе думать о чем-либо. Мне необходимо порой остановить работу сознания. В подобные моменты чувствую свое родство с растениями, ведь прекращаю функционировать. Мышцы тела расслабляются. Физически и психологически притормаживаю. И только дышу.

А шум дождя приятно обволакивает. Но только потому, что не нахожусь одна в доме. В полном одиночестве непогода приносила бы лишь напряжение. Хорошо, когда в непосредственной близости кто-то есть. Даже если это Дилан. Почему-то в моем сознании данная мысль звучит забавно.

Тихий шум. Очень тихий. Но в такой обстановке легко уловимый.

Моргаю, с равнодушием поворачивая голову. Шаги в коридоре. Приподнимаюсь на локтях, ложась на спину. Вслушиваюсь. Дилан куда-то собирается? Может, ему Роббин позвонила? Кажется, он торопится.

Медленно приседаю, опустив ноги с края кровати, и встаю, вяло шаркая к порогу приоткрытой двери. Пролезаю через оставленное расстояние, не касаясь дверной ручки, и выхожу в коридор, спокойным шагом направившись к лестнице. Скорее всего, не успею застать О’Брайена в прихожей, но почему-то не слышу, как он покидает дом, поэтому, предполагаю, он еще здесь.

Так?

Складываю руки на груди, остановившись у лестницы, и с недоумением оглядываю прихожую. Куртка парня на месте. Он не ушел? Просто спустился? Тогда к чему такая спешка?

От неожиданности вздрагиваю, дернув плечами, когда со стороны кухни доносится звон. Он там? Проголодался? Или… Спускаюсь, продолжая слышать шум. Будто Дилан без остановки выдвигает и задвигает ящики. Что-то ищет? Не думаю, что мне стоит заглядывать к нему. Для этого нет оснований, но из ниоткуда возникает подобие интереса, так что подхожу к двери, одной ладонью накрыв ручку, и осторожно тяну на себя, приоткрывая. Заглядываю через небольшое расстояние, и без труда взгляд натыкается на Дилана, который стоит у одного из выдвинутых ящиков. Наклоняю голову, сощурившись с любопытством. Парень тяжело дышит. Даже в такой темноте могу разглядеть движение его грудной клетки. Ему будто с трудом удается вдохнуть, оттого так необычно он смотрится со стороны. Слегка неестественно. О’Брайен заметно… Дрожит? Почему его трясет? Неужели, из-за фильма чувствует себя нехорошо?

Парень опускает ладонь в ящик, как-то долго удерживает её там, после вынув, и мои губы приоткрываются, но при этом я задерживаю дыхание, разглядывая крупный кухонный нож, которым Роббин обычно режет мясо. Вижу — его рука дрожит. Острый предмет импульсивно дергается. Сглатываю, когда Дилан резко поднимает свободную ладонь к плечу, принявшись грубым движением чесать татуированную кожу. Морщится, сжав веки. Опять зуд? Может, ему к врачу записаться?

Делаю шаг назад, сложив руки на груди. Уверена, он опять начнет чесать кожу. Только не пойму, почему скрывает это. В принципе, ничего странного в этом…

Мысленно замолкаю, хмуря брови, когда О’Брайен подносит острие ножа к сгибу локтя. С напряжением корчится, принявшись надавливать, и я спокойным шагом приближаюсь обратно, оценив его судорогу. Странно, но он напоминает мне мою мать. Со стороны.

Без эмоций приоткрываю дверь, заинтересованная происходящим, и переступаю порог, совсем не ожидая такой дерганной реакции на свое присутствие. Дилан вздрагивает, резко отступив назад, когда поворачивается ко мне всем телом, каким-то потерянным и хмуро-тревожным взглядом пронзив мое лицо. А я в ответ демонстрирую полное спокойствие, когда торможу, недалеко отходя от порога, и сцепляю ладони на животе, с любопытством наклонив голову к плечу. Смотрю на парня. Молчу. Впервые из нас двоих именно он проявляет несдержанную скованность, принявшись мямлить: