— И моя верная смерть.

— Смерть! — Тея вдруг восхищенно восклицает, вскинув руки, и О’Брайен одной ладонью накрывает её рот, подавляя тем самым её смех:

— Тише, — сам улыбается. — Играем в молчанку.

— О, — Тея покачивается на ногах, когда Дилан помогает ей встать прямо. — Я мастер, — она хлопает себя по груди, с пьяной гордостью заявляя. — Я всегда молчу, — ковыляет к крыльцу дома, пытаясь повернуть голову, чтобы видеть парня, который кивает, ведя её за плечи вперед. — Если бы были официальные соревнования, я бы заняла первое место. Я бы всегда занимала первые места, — Дилан закатывает глаза, опустив её ладони на перила, а сам быстро поднимается на крыльцо, затем оборачиваясь, взяв девчонку под плечи и подняв к себе, сомневаясь, что та способна сейчас самостоятельно миновать ступеньки. — Потому что молчу, — Тея открыто смотрит на него, продолжая говорить. — Я люблю молчать. Это комфортно.

О’Брайен пальцами потирает виски, не удержавшись от замечания:

— А ты, оказывается, та ещё болтушка, — вынимает связку ключей, второй рукой страхуя девушку, которая качает головой:

— Я молчу! — пискляво вскрикивает, словно возмущенно, и Дилан резко сжимает пальцами её щеки, довольно грубо дернув:

— Рот… — прерывается, откашливаясь, и облизывает губы, натянуто улыбнувшись. — Ротик прикрой, — смягчается, и Тея обеими ладонями сжимает свои губы, активно кивая головой.

Открывает дверь, отпуская её ручку, и стоит на месте, слегка наклонившись вперед. Прислушивается к тишине. Роббин точно бы вышла. Она бы услышала их ещё на этапе «This is Sparta», когда Тея элегантно выбила дверцу калитки, но женщина не выходит. Её не слышно, может, всё-таки спит?

Дилан держит девчонку за запястье руки, заводит в дом, тихо ступая по полу. Тея продолжает сжимать свободной ладонью свои губы, вертя головой так, будто впервые оказывается в прихожей этого дома. О’Брайен подходит ближе к двери гостиной, осторожным движением приоткрыв её, и заглядывает внутрь, находя женщину — спит на диване. На полу лежит книга. Опять засыпает за чтением. Ладно. Ещё есть шанс остаться незамеченными.

— Вау, что это?

Дилан оборачивается на шепот девушки, которая заворажено смотрит перед собой, пытаясь поймать что-то пальцами в воздухе, и по-детски улыбается:

— Что это? — повторяет вопрос.

— Галлюны, — Дилан шепчет, закрывая дверь, и кивает в сторону лестницы. — Идем, — дергает девчонку за руку, понимая, что ступеньки — самая сложная часть. Тея держится свободной ладонью за перила, пока забавным образом продолжает высоко поднимать ноги, сгибая их в коленях, поднимаясь на второй этаж, и О’Брайен жалеет, что у него нет возможности заснять происходящее. Это правда забавно.

Лестница позади — и теперь парень требовательнее тянет за собой девушку, которая плетется за ним, о чем-то без умолку болтая. Что толку прислушиваться к нетрезвому человеку? Вот Дилан и не пытается. Он открывает дверь её комнаты, включая свет, чем вызывает ворчание со стороны Теи, которую направляет к кровати, приказывая:

— Всё. Ложись, — и поднимает брови, когда девушка забирается на матрас, начав закутываться в одеяло. — Ты бы разделась, — советует, но уже не надеется получить что-то адекватное в ответ, поэтому шагает к порогу, потянув руку к выключателю.

— Ты прям как охранник в приюте, — Тея бубнит в подушку с прикрытыми глазами. Вот-вот отдастся сну. Дилан стоит у порога, продолжая удерживать пальцы над переключателем, и оглядывается на девчонку, неуклюже зарывающуюся в одеяло. Хмурится.

— Спи, — щелчок. Свет гаснет. Он слишком устал, чтобы размышлять над всем тем, о чем она сегодня говорила с ним. Это его не касается.

Ленивым шагом направляется в комнату матери, стянув с её кровати плед, и зевает, устало шаркая обратно к лестнице. Спускается на первый этаж. Осторожно приоткрывает дверь, проходя в гостиную, в которой горит настольная лампа, и подходит ближе к дивану, аккуратным движением пытаясь накрыть пледом женщину, которая резко приоткрывает глаза, сонно, не совсем осознанно уставившись на сына:

— Вы вернулись? — хриплым голосом задает вопрос, подняв голову над согнутой рукой, на которую её уложила, и начинает активно моргать. — Сколько времени?

— Одиннадцать, — Дилан приседает на корточки, стрельнув взглядом в сторону настенных часов. Три часа ночи. Но ей не обязательно об этом знать. Роббин расслабленно вздыхает, кивнув, и укладывает голову обратно, прикрыв веки:

— Хорошо погуляли? — зевает.

— Не то слово, — парень слабо растягивает губы, обратив внимание на руку женщины, которая вылезает из-под пледа, свисая с края дивана. Пальцы расслаблены. Немного дрожат. Дилан сощуривается, сильнее хмуря брови.

…Смотрит. На руку, что тянется с края ванной, наполненной водой, шум которой скрывает сильный, пронзающий уши стук в дверь. Он пытается выбить. Пытается ворваться. Орет, покрывая собачьим матом. А она тянет ладонь к нему. Пальцем касается кончика маленького носа, и нежно улыбается бледными губами. Но уголки губ опускаются. Ведь по его щеке скользит алая капля…

— Что?

Дилан дергает головой. Смотрит на мать. Она еле удерживается, отгоняя сон. Обеспокоенно щурится, изучая лицо сына. Тот не сразу реагирует, больно теряясь:

— Спи, — моргает, взяв её книгу и положив на журнальный столик. Роббин тут же прикрывает веки, уплывая внутрь себя:

— Сплю.

========== Глава 10 ==========

— Вес стоит, — Роббин с легким восторгом поднимает голову, с приятной улыбкой взглянув на Тею, уголки губ которой медленно опускаются, как и глаза. Женщина фиксирует показатели в блокнот, а девушка еле сдерживает проявление хмурости на лице, когда изучает цифры на стеклянных весах. В каком смысле?

Проходит неделя. Она не теряет в весе? Каким образом? Это невозможно. Она ведь…

— Я не прибавила? — Тея глотает ком в горле, чувствуя покалывание в глазах, отчего моргает, справляясь с желанием зло топнуть ногой и разбить к черту аппарат для измерения веса. Она не может поинтересоваться, почему ей не удается потерять еще килограммы, но переворачивает вопрос так, чтобы продемонстрировать свое разочарование с точки зрения не набора веса.

— Нет, но есть и хорошая новость, — Роббин закрывает блокнот, погладив девушку по плечу. — У человека имеется критический вес. Это значит, что твое тело не позволяет тебе сбрасывать килограммы и накапливает жир, чувствуя, что тебе нужна помощь, — покачивает головой, с искренней улыбкой поражаясь. — Организм человека — поистине удивителен. Он заботится о нас.

Тея пристально смотрит в ответ на женщину. И растягивает губы, проронив сдержанный смешок.

***

Роббин обожает выходные. Наверное, в первую очередь её любовь к отдыху обусловлена постоянной работой. Иногда девушка работает несколько недель подряд, без выходных дней — и вот, наконец, женщина может вздохнуть полной грудью. У неё заслуженные два дня «отпуска». Никаких ночных смен, никакого напряжения. Только она и еще парочка жителей дома. Кажется, Роббин в том самом состоянии, когда ничего не способно испортить её настроение. Поэтому её улыбка не сходит с лица в момент, когда на сверкающую лучами солнца кухню, где по радио играет поп-музыка, ленивым и шатким шагом проходит её сын, в тот же момент эмоционально дав понять — не трогай. Но Роббин считает, что один человек вполне способен поделиться положительным настроем с другим, поэтому оглядывается на Дилана, поддевая лопаточкой яичницу на сковородке:

— Доброе утро, — улыбается, проверив время на настенных часах. — Выходной, а ты так рано. На тебя не похоже. Ты вообще спал?

О’Брайен останавливается у стола, смотрит на мать так, словно на дурочку, пронзая своим фирменным безразличием, смешанным с хмуростью. Волосы под воздействием хаоса. Он явно вертелся всю ночь. Мятая белая футболка задирается, собираясь волнами ближе к груди, так как рука парня замирает, прижатой к животу. Мягкие джоггеры слабо держатся на бедрах. Похудел? Плохо питается? Нет, вроде…