Проблема в том, что она считает себя нормальной.

***

После столь жаркого дня следует холодная дождливая ночь. Мелкие капли моросят, колотя по стеклам окон. В домах спального района давно гаснут огни. Небо затягивается тучами. Время позднее, совсем не детское. И правильнее было бы выпить снотворного, чтобы уснуть и набраться сил перед учебным днем, но Дилан давно лишен веры в подобные методы. Ему не помогают ни прописанные лекарства для успокоения нервов, ни травы.

Сидит на темной кухне, не включает лампу, чтобы не вынуждать себя морщиться от головной боли, что обязательно усилится, как только свет ударит в глаза. Перебирает упаковки лекарств в аптечке, не зная, что принять, чтобы хотя бы немного ослабить колотящееся сердце. Ему не удается нормально спать.

И вместо лекарств выбирает сигареты. Никотин помогает немного расслабиться. Каждая затяжка — глоток свежего воздуха. Опирается локтями на стол, свободной рукой накрыв пульсирующую часть лба. Втягивает никотин, выпуская белое облако, и прикрывает веки, с болью морщась и клонясь головой к деревянной поверхности, когда челюсть начинает сильнее сводить. Парень нервно прикусывает зубами кожу запястья, стискивая до проявления привкуса металла на языке.

Он так часто испытывает дискомфорт на коже рук, но не потому, что они забиты татуировками. Скорее, всё дело в постоянном ощущении, будто бы что-то елозит и копошиться под её покровом. Дилан уверен, таким образом проявляется ломка, но он не хочет употреблять. Совершенно. Тогда, от чего именно его так ломает?

Продолжает с мучением покусывать кожу. Одолевает нездоровый жар. Хрипло дышит.

Нет, он не хочет принимать. У него не может быть зависимости.

Потому что он — не его отец.

Комментарий к Глава 6

Тея Оушин (видео не моё, но оно потрясное):

https://vk.com/carrie_mcfly?w=wall-98331934_19754

========== Глава 7 ==========

Две стороны одной медали, Дилан О’Брайен

Попытка сконцентрировать взгляд на тонкой струе ледяной воды, что рвется наружу из крана, быстро просачиваясь в трубу. Расплывчато, но Тея прибегает к особым усилиям. Держится за края раковины, напряженно сосредотачивается на своем состоянии, на моменте помутнения, чтобы как следует ощутить его и насладиться. В груди неравномерные удары. Биение странным образом находит способ отдаваться в ушах, вызывая головокружение, что и приводит к потере равновесия. В затылок бьет боль. В глазах белые блики сменяются серыми, а за ними следуют и черные, заполоняющие всё зрительное пространство, но всего на короткое мгновение. Дыхание сбитое, не налажено. Оушин медленно переступает с ноги на ногу, ощущает их вялость. Дрожь в руках усиленная. Куда мощнее, чем обычно. Шум воды уносит.

Это минутное помутнение, но часто происходящее, и Тея с восхищением и нервной судорогой в мышцах осознает:

«Я близка».

Роббин только успевает расчесать волосы. Она покидает комнату в пижамных серых штанах и белой футболке, которую когда-то присвоила себе, отобрав у сына. Женщина сонно зевает, спускаясь на кухню, чтобы выпить лекарства, а после приняться за обычные повседневные дела. На часах лишь пять утра, по её мнению весь дом должен быть погружен в сон. И каково же удивление Роббин, когда, войдя на кухню, её взгляд натыкается на Дилана, который уже одет и быстро опустошает кружку кофе, параллельно роясь в телефоне. Он сидит за столом, рядом со стулом спортивная сумка. Обращает внимание на сонную мать, бодро усмехнувшись:

— Утро.

Роббин щурится, с подозрением подойдя к столу:

— Ты рано, — оглядывает внешний вид сына, по привычке, сдерживая пару-тройку замечаний, касательно его мятой футболки.

— Не я один, — парень резко оборачивается на окно, когда слышит гудок — Дэн приехал за ним. — Я видел Тею, — встает, направившись с кружкой к раковине, чтобы вымыть, и поглядывает на мать, которая одним глазом смотрит на него, покачиваясь с пяток на носки. Необычно видеть её настолько сонной.

— Тренировка, — Дилан поясняет, чтобы уменьшить процент проявления шока на лице Роббин. И та всё понимает, закивав головой с облегчением. С её сыном всё в порядке, это просто тренер опять мозги выносит.

— Удачи, — желает, зевнув и лениво шагнув к ящикам, чтобы вынуть из аптечки свои витамины. О’Брайен выключает воду, поспешив к столу, поднимает спортивную сумку, и вдруг решает, что именно сейчас стоит оповестить мать о своем открытии:

— Кстати, я понял, как мне с ней общаться, — натягивает ремень через плечо, привлекая внимание матери, которая еле отбрасывает остаток сна, поворачиваясь к сыну. Его бодрость ставит в тупик, но Роббин рада, что у Дилана хорошее настроение.

— Как с сестрой, — парень заканчивает мысль, и та вызывает непонимание на лице женщины:

— Что? — хрипло спрашивает, начав медленно потирать плечо ладонью.

— Причем младшей, — Дилан задумчиво отводит взгляд, пустив смешок. — Лет так шести.

— Почему? — Роббин желает получить объяснения, поэтому складывает руки на груди, с интересом уставившись на сына.

— Она воспринимает всё, как ребенок, — это очевидно, Роббин хорошо осознает, о чем он толкует, она и сама это замечает. — Будто в развитии остановилась, — а вот это уже грубо. — Поэтому и информацию ей стоит преподносить, как ребенку, — парень вновь оглядывается на окно. Дэн повторяет гудок, ожидая гневной реакции со стороны жителей этой улицы.

Женщина касается пальцами лба, прикрыв веки, но без раздражения:

— Но ей семнадцать, Дилан, — напоминает, расслабленно опустив руки.

— Физически — да, но не… — парень стучит пальцем по виску, заставив мать с тяжестью вздохнуть. — Ты сама её похожим образом воспринимаешь, — да, она понимает, о чем он толкует, поэтому не пытается спорить. Роббин опирается на край стола, кивнув с легкой улыбкой:

— Ладно, в любом случае, я рада, что ты пытаешься.

Дилан отступает к порогу, с присущей ему наглостью растянув губы:

— Tout pour toi. (франц. Всё ради тебя).

— Надеюсь, ты не сматерился, — прищуривается, на что сын пускает смешок:

— Пф, надейся, женщина, — и выскакивает из помещения, поспешив покинуть дом, чтобы не заставлять бедного Дэна ждать, а Роббин закатывает глаза, покачивая головой, но продолжает улыбаться, возвращаясь к своим утренним обязанностям.

***

Цветы умирают. Красивые, яркие, пестрые. Их аромат не касается кончика носа, я не способна втянуть немного внутрь своих легких, несмотря на то, как сильно вдыхаю, прикрыв веки. Сижу на мягкой зеленой траве в тени деревьев и рассматриваю посаженные цветы, которым не хватает ухода. Увядают. Медленно. С каждым днем лепестки всё сильнее морщатся, теряя яркость своих оттенков. Стволы слабнут, бутоны опускаются к земле.

Они умирают, но по-прежнему выглядят прекрасно. Смерть красива.

Но цветы — не люди. Они радуют глаз. Хотелось бы подольше любоваться ими, поэтому я выношу стакан с водой, поливая основания растений. Нет определенных ограничений у клумб. Куда не повернешься — везде растут цветы. Высаженные и дикие, что проросли в качестве сорняков, но всё равно красивы. Моя рука трясется от слабости, пока выливаю немного воды под каждое растение, чтобы придать им сил. Мне не удалось сегодня уснуть. Ночь необычно действовала на меня, вызывая темнотой тяжесть. Я ощущала давление на грудную клетку, пока смотрела в потолок, терпя окружающую мглу. С трудом удавалось дышать, поэтому я не могла отдаться сну. Возможно, отчасти я боялась, что умру в бессознании.

А мне хотелось бы ощутить. Стать свидетелем самого процесса.

Многие желают смерти во сне к старости. Но мне всегда было интересно, каково это — отмирать каждой клеткой, постепенно. Я хочу чувствовать себя.

Слышу дверной скрип и оглядываюсь на негодующую Роббин, которая начинает изучать крепления:

— Надо смазать, — шепчет себе под нос и озирает двор, без труда обнаружив меня в тени:

— Доброе утро, — с улыбкой спускается ко мне, уже сменив одежду с пижамы на рабочую, более официальную. — Дилан сказал, ты сегодня рано встала?