— Брук почему-то надеется, что ты последуешь за нами, — и уголки губ опускаются, но взгляд продолжает фокусироваться на О’Брайене, который приоткрывает рот, но быстро принимает собранный вид, и сдавливает зубы, исказив лицо напряжением.

Оушин невольно хватает пальцами ткань кофты Дилана, крепко стиснув и потянув на себя. Парень ощущает это и переводит тему:

— Где Брук?

— Ты же знаешь, она долго собирается, — Норам сам же выдыхает с облегчением. Неудачная шутка. Совсем не шутка. Реин выглядела серьезной, когда заикнулась о таком варианте.

— Посмотрю, на каком этапе она застряла, — Норам хлопает ладонью по двери, выходя из комнаты, и с опущенным в пол взглядом медленно шагает в сторону спальни, в которой он провел ночь с Брук.

Дилан вновь смачивает губы и оглядывается на Тею. Девушка режет его взглядом. Вполне спокойным, но парень улавливает в нем напряжение, а потому улыбается краем рта, дабы все её тревоги на этот счет к черту испарились.

Норам Реин без стука открывает дверь в комнату, хотя Брук ясно дала понять, что ей нужно время побыть одной в связи с резкими изменениями в планах.

— Так, женщина, мы… — парень встает на месте, держась пальцами за холодную ручку. Исследует взглядом помещение. На кровати раскрытая сумка, вещи сложены рядом. Норам хмурит брови, оглянувшись в сторону ванной комнаты, и делает шаг за порог, намереваясь проверить наличие там Реин. Но взгляд цепляется за собранный волнами ворсистый ковер за кроватью.

Оушин задумчиво исследует лицо О’Брайена. И всё еще неуверенно улыбается в ответ.

Норам медленно обходит кровать, застыв, когда в поле зрения попадает прозрачная баночка с белой этикеткой и ярко-синей крышкой, валяющейся в отдалении. Россыпь белых плоских таблеток. Парень медленно ведет взгляд дальше, коснувшись им босых стоп. Ноги в неестественном положении.

Резко перескакивает на раскинутые руки с разжатыми ладонями, вымазанными в белом порошке, оставшимся после попыток раздавить таблетки.

В легких застревает кислород. Норам непроизвольно открывает рот и с ужасом отступает назад, уставившись на бледное лицо девушки, прикрытые глаза которой обращены к потолку, а глотка забита белесой жидкостью, стекающей с краев распахнутых губ.

========== Глава 39 ==========

Жизнь или Смерть?

Оглушенный разум не воспринимает ни единых звуков окружающей реальности. В ушах гудит. Давление ударами приходится по вискам, отдает в кончиках пальцев. Прекрасно осознаешь, где находишься, вот только всё равно пребываешь в прострации, не воспринимая ни течение времени, ни голосов, ни передвижение силуэтов людей.

Сидят рядом на холодных железных сидениях скамьи. На свободных местах рядом сменяются незнакомцы. Не запоминают их лиц, не обращают на них взоры, не реагирует на голоса. Они погружены в свой омут. Один, единый для обоих купол тяжелой пустоты, обволакивающей тело.

Сутулятся, их тянет к полу, но продолжают сохранять сидячее положение. Норам сцепил ладони, прижав бледными костяшками к губам, разъедает немигающим взглядом угол стены, в котором зрительно застревает на долгие часы сознательной тишины. Белки глаз красные от перенапряжения. Веки еле заметно дергаются. Дилан сбоку. Упирается спиной в холодную стену, голова чуть опущена, колени раздвинуты, ноги немного вытянуты вперед, пальцы цепко сжимают мятую упаковку сигарет. Взгляд уперся в пространство, направлен в пол, но не находит точки соприкосновения с чем-либо.

На лицах — ничего. В головах — молчание мыслей. А вокруг шумит реальный мир.

С болью в глазных яблоках Норам переводит внимание на мужчину и женщину, беседующую с одним из врачей. Он с сожалением сообщает негативную новость и подбирает верные слова, понимая, какие эмоции может вызвать весть о смерти дочери. Вот только лица взрослых остаются неизменными, а мисс Реин лишь вздыхает, вздернув бровь, будто бы ожидала, что всё этим закончится. А потому её не застает обескураженность.

О’Брайен на какой-то миг отключается. Нет, он не засыпает тревожным сном, просто его разум окончательно прекращает переваривать происходящее. Но когда он приходит в себя, то вяло реагирует на сплетающиеся громкие голоса. Поворачивает голову, коснувшись затылком стены. Безэмоционально наблюдает за тем, как Норам рвет глотку, стоя напротив взрослых, тычет пальцем в их лица и чуть не хватает за грудки отца, прервав его попытку успокоить сына. Врач рядом тревожно озирается в поисках медбратьев, но в их помощи нет необходимости. Норам отпихивает от себя мужчину, гавкает что-то с особой яростью, отчего у матери Реин бледнотой покрывается лицо, а глаза превращаются в округлые выпуклые шары, готовые выпасть к черту, и парень разворачивается, с гневом в горячем дыхании вышагивая по коридору прочь от родителей, которые теперь смотрят ему в спину с неприязнью.

Дилан прослеживает за другом взглядом. Ждет, пока лифты двери откроются, пока силуэт парня не пропадет из виду. Моргает, попытавшись сглотнуть тяжесть, ползущую по его глотке. Тошнота. Сжимает пальцами упаковку. Она странно хрустит, хруст громом отдается в ушах. О’Брайен остается один среди шума.

Клонится вперед, упирается локтями в колени, опускает лицо в ладони. Хранит душевное молчание, ведь его сознание выдохлось. Последние сутки оно без остановки трещало по швам из-за паники и ужаса, смешавшихся в один ком. А за ним следовало неверие, непонимание, физическая и эмоциональная боль, которой не было конца. Она свела с ума — и парень сломался. Он ничего не хочет воспринимать, понимать и принимать. Его нет — не будет и боли. Он исчез морально, а боль сохранилась.

Это неописуемое терзание, режущее ребра и глотку. Это и есть страдание? Страдание от потери?

Но он отказывается верить. Его не будет — и этого не будет.

Её ладонь мягко ложится на его макушку. Ложится и замирает. Он не реагирует, продолжая прятаться от действительности, ведь его не будет — и этого не будет. Она осторожно гладит по темным волосам, стоя напротив. Она чувствует его боль и испытывает свою личную, открывающую новый взгляд на понимание Жизни и Смерти.

На отношение к данным аспектам реальности.

Костяшками касается его виска, аккуратно распрямляет пальцы, скользнув ими за ухом парня. Он морщится, давится воздухом, скрываясь в ладонях, и сжимает веки, продолжая отрицать.

Его не будет — этого не будет.

Но он по-прежнему есть. А Брук Реин больше нет.

— Тея?

Поднимаю взгляд, фокусируя его на приятном лице Мэгги. Женщина сидит напротив в мягком кресле, в похожем утопаю сама, прижавшись к спинке, а ладони сцепив между собой на коленях. Её личный кабинет выполнен в приятным пастельных тонах. На стенде одной из стен висят рисунки пациентов. На полках шкафа не только бесконечные папки с датами и именами, но и цветы в горшках.

Я пытаюсь сосредоточиться на приятном шуме дождя за окном. Но каждый раз он уносит меня в глубины сознания, не разрешая ни о чем думать. Это приведет к гибели и эмоциональному всплеску. А мне нужно быть собранной и сдержанной. Особенно в данный период времени.

— Я решила, что нам необходимо побеседовать наедине, — Мэгги не держит на коленях свою тетрадь. В её руках кружка зеленого чая. Такая же стоит на невысоком столике рядом с нами. Для меня. Но не беру. В глотку ничего не лезет. Даже жидкости. — И мне бы хотелось узнать, как ты себя чувствуешь? — женщина пытается выглядеть беспечной, будто бы мы — две подружки, встретившиеся в кафе. Но за этой маской непринужденности легко проглядывается тревога.

Ерзаю на кресле, ощутив, как в ребрах кольнуло:

— Я обескуражена, — взгляд сам опускается вниз. Избегаю зрительного контакта. Это ошибка. Мне надо проявлять себя с иной стороны. Только сил нет. Я слишком эмоционально трачусь дома. Дома творится полнейший хаос.

— Что ставит тебя в тупик? — Мэгги делает глоток, прежде чем задать мне вопрос.

Моргаю, выдавив с ощутимым дискомфортом в груди:

— Смерть.

— Почему? — женщина хмурит брови, чуть склонив голову.