— Разрешения войти, — он щурится и открыто смотрит на девушку, откусив яблоко, из-за чего уголки её губ опускаются, улыбка полностью пропадает. Дилан обходит её, оставшись удовлетворенным её смятением, всё-таки, у него лучше получается смущать, Тее не стоит тягаться с ним этом искусном мастерстве.

Девушка слегка поворачивает голову. Шаги отдаляются. Помещение кухни погружается в тишину. Оушин опускает руки, коснувшись пальцами одной из капсул, которую ей нужно принять. Задумчиво изучает её, медленно подняв к стакану и бросив в воду, чтобы постепенно она растворилась. На бледном спокойном лице неожиданно проявляется скованная улыбка. Хорошо, что Дилан превратил всё в шутку, пускай, он теперь долгое время будет тормошить этим нервы, но… Так намного лучше.

Моргает. В глотке почему-то сухо. Хмурится, подняв ладонь к груди, и осторожно надавливает пальцами по ткань майки, после медленно скользнув ими к животу, прослеживая за непонятным дразнящим ощущением, что обжигает, вызывая незнакомое щекотливое чувство. Тею охватывает паническое волнение.

Что это?

========== Глава 25 ==========

Помоги мне обрести себя

В последнее время она сама не своя.

Брук Реин ведет себя непривычно: она словесно бросается на всех, раздражается из-за мелочей, ссорится с учителями, выгоняет девчонок из группы поддержки, из-за чего тренер задумывается о смене капитана, но придерживает эту затею, надеясь провести с Брук личную беседу и выяснить, что с ней происходит.

Но Реин непреклонна. Она избегает излишней болтовни о личном. И не только по тому, что настоящая она довольно замкнутая личность. Брук не привыкла обсуждать проблемы с другими. Только с О’Брайеном она ведет душевные разговоры. И то потому, что он сам доверяет ей нечто таинственное, о себе.

Реин автоматически искала встреч с ним весь прошлый месяц, она хотела близости, которая сопровождалась бы общением, но парень отсутствовал. Он пропал в тот момент, когда Брук нуждалась в нем сильнее всего, поэтому сейчас девушка перешла в следующую стадию уныния. Она закрывается, перебарывая в себе угнетения, которые её мозг сам же порождает. Предатель. Сознание настроено против неё самой.

Цифры растут. Никак не остановится подсчет. Брук задерживает дыхание, влажными от пота ладонями касаясь бедер. Напряженно смотрит на показатель весов. По лбу стекает капля. Усиленная тренировка выматывает её физически, но это приятно, ведь её эмоциональное уходит на задний план. Но…

Смотрит на показатель. Смотрит. Дыхание утяжеляется. Смотрит. Сжимает пальцы в кулаки. Смотрит. Напряжение во всем теле усиливается. Почему… Почему вес растет? Что она делает не так? Она не ест… Почти. На самом деле, она лжет. Девушка бросается на еду, не чувствуя ни потребности в поглощении пищи, ни насыщения. Будто внутри неё непонятная пустота, которой нельзя дать оснований. В глотке что-то жжется, глотать невыносимо больно. Одно осознание возможного набора килограмм пугает, вызывая дикий ужас и панику, которая моментально заполоняют её мысли.

Если прежний вес вернется, вернется и прежняя Брук Реин. Этого нельзя допустить.

За дверью слышны быстрые шаги. Девушка не оглядывается, чувствуя, как что-то подкатывает к горлу, оттого сжимает губы до бледноты, боясь, как бы ничего не сорвалось с языка, но громкий стук сбивает контроль, вынудив прикрыть краснеющие от слез глаза.

— Брук, Брук! — женщина с искренней радостью заглядывает в комнату дочери, находя её затылок. — Норам позвонил, сказал…

— ПРОЧЬ! — девчонка разворачивается, разодрав к чертям глотку, когда с безумием кричит на мать, которая не успевает осмыслить реакцию девушки, тут же напугано отскочив от порога, захлопнув дверь.

И звон в ушах от собственного голоса. Брук внезапно со страхом приоткрывает рот, качнувшись на вялых от стресса ногах. Влажными глазами смотрит перед собой, теряясь в той необъяснимой боли, выедающей её легкие. Что-то не так.

«Норам звонил…»

Под ребрами сосет. Неприятно так, будто множество пиявок решают коллективными усилиями осушить организм Реин, а ей остается лишь присесть на край кровати, продолжив покорно принимать свои собственные ощущения.

Норам.

Здесь.

Моргает, вдохнув больше кислорода в легкие, но не дает себе замычать от накативших эмоций. Ладонь обессилено возится по одеялу в поисках мобильного телефона. Дилан. Ей нужен Дилан, ведь…

Норам… он вернулся за ней.

Дэниел ненавидит это утро.

Почему? Чем оно отличается от множества других, когда он просыпался с похожим ощущением дискомфорта после вечерних посиделок в компании матери и отца? Женщина так отчаянно пытается внедрить сыну мысль о том, что в скором времени ситуация в семье изменится, что всё встанет на свои места, а отец лишь отмалчивается, не решаясь заговорить в присутствии парня, будто догадывается о его нежелании слышать знакомый голос.

И чем же это очередное утро столь ненавистно?

Дэн выходит в коридор. А со стороны комнаты матери доносится отцовский шепот.

И что теперь?

А это означает, что постепенно этот мужчина будет всё больше времени проводить дома, пока окончательно не переберется под одну крышу с Дэниелом.

Раз уж мать делает свой выбор в пользу мужчины… В таком случае, Дэн сам уйдет. Наступать на те же грабли — это её выбор. Он его не делал.

***

Не до конца закрытый кран. Тяжелые капли воды падают на дно раковины, создавая какой-то шум, помимо воя сильного ветра за окном. Черное небо, горизонт давно тонет в грозовых тучах, медленно надвигающихся на портовый город. Гремит. Соленая вода океана пенится, крупными волнами накрывает берега, разбивается о стены маятника, который принимается тревожным сигналом пробуждать волнение в сердцах жителей. Грядет сильная буря. Вот-вот на здания рухнет сильный дождь.

Гудит холодильник. Возникают неполадки с электричеством. Свет лампы над головой дрожит. Тея поднимает глаза, морщась и моргая от неприятного мерцания, и со вздохом опускает взгляд на тарелку салата с яичницей — кулинарный шедевр от Дилана, который из-за плохого самочувствия пригоден исключительно для разбивания яиц. Парень сидит напротив, потому что… Потому что Роббин отсутствует, а неловкость между этими двумя за неделю никуда не испарилась. Хотя О’Брайен умело скрывает свою скованность, ведь это он — самоуверенный кобель, которому без труда удается флиртовать с девчонками и отшучиваться. И откуда в таком случае этот легкий пот на ладонях?

Дилан притоптывает ногой под столом. Его колено ритмично дергается вверх. Одна ладонь лежит на бедре, другой держит вилку, постукивая ею о край тарелки. Его нервное поведение привлекает внимание Оушин. Девчонка посматривает на руку парня, почему-то объясняя его состояние волнением за Роббин: женщина часто задерживается на работе, иногда вовсе не появляется дома целые сутки, объясняя тем, что у неё долгие смены, но… они оба прекрасно понимают, что мисс О’Брайен лжет.

Конечно, Дилан пытается не беспокоиться о матери, он нарочно избегает тревожных мыслей, зная, что эта женщина, пока он волнуется, неплохо проводит время с этим Эркизом. Какой смысл думать о человеке, который не пытается принять его заботу? Толку-то? Лучше пусть займется кем-то, кому интересен он сам.

Поднимает глаза, встретившись зрительно с девчонкой, а та резко опускает голову, растерянно заметавшись взглядом из стороны в сторону. Ерзает, принявшись класть листья салата в рот, пережевывая и без желания проглатывая. Молчание изводит психически. Необходимо… Она скачет взглядом из стороны в сторону, зацепившись за настенные часы. Необходимо что-то говорить.

Принимается стучать пальцами по столу, дергать ногами под столом:

— Роббин задерживается… — шепчет, беспокойный взгляд переводит на парня, который так же обращает внимание на часы, с фальшивым равнодушием процедив:

— Вечерняя смена, — нет, она, наверное, задерживается из-за Эркиза. В его кабинете. Дилан дергает головой, откидывая раздражающие мысли, и подносит кружку к губам, сделав пару глотков воды. Чувствует. Тея наблюдает за ним, поэтому намеренно отводит глаза в сторону, позволяя девчонке дольше исследовать его взглядом. Удерживает кружку возле рта, скрывая губы, уголки который трогаются в усмешке.