— А почему ты так уверена, что они не вкладывали?

— Потому что подобные мероприятия строятся на узких канонах и стандартах. Мыслить надо не как художник, а как член жюри.

Эрин выглядела уверенной в своих словах. И почему-то Максу казалось, что говорила она не только про картины.

— Ты подозреваешь, что они даже не хотели, чтобы я вкладывался в работу?

— Я уверена, — Эрин улыбнулась. — Современное искусство в корне неверно, ибо строится на ложных идеалах.

— Какие громкие слова.

— Спасибо, — она сделала лёгкий реверанс.

Это моя девушка, — захотелось заявить Максу. Но он сдержался.

— И всё же, ты-то что тут забыл, раз тебя не приняли? — вместо этого спросил он у Дольфа. Тот, кажется, слегка покрылся румянцем, однако всё же ответил, гордо вскинув голову:

— Я хотел увидеть, ради кого меня бросили.

— Увидел?

— Да.

Дольф гордо поправил рубашку и повернулся к выходу.

— Вы собираетесь торчать здесь ещё несколько часов или?..

— Это было бы оскорбительно для него, — шепнул Макс на ухо Эрин. Она улыбнулась.

— Тогда давай не будем мучить его.

Макс почти не попрощался с Дольфом. Да и Эрин не стала, хотя ей, кажется, понравилось общаться с ним. Они покинули комплекс довольно быстро, не думая о нём. В конце концов, у них вроде как свидание, да?

Хотя, если бы Макса попросили описать произошедшее потом, он вряд ли бы смог собрать мысли в кучу.

Он почти не запомнил их разговоров или мест, которые они посещали – а они гуляли почти весь день. Голову всё ещё забивали какие-то сторонние соображения, игнорировать которые было очень сложно.

Например, он не мог удержаться от сравнения Эрин с… Пайкменом. Да, это была странная мысль, ему самому она не нравилась, однако она не желала покидать его голову, пока он полностью не разложит её на составные.

В отличие от Эдварда, Эрин смогла избавиться от скаутских стандартов. Избавиться от прошлого. Но вопрос был в том, что это прошлое причиняло ей неудобства. Оно ей не нравилось. А Эдвард, кажется, доволен своей жизнью. Как и Саша, как и Таби. Плохо ли это?

Наверное, потому что перемены необходимы. И под переменами Макс понимал переосмысление. По крайней мере, сейчас. Эрин смогла посмотреть на свою прошлую жизнь по-иному. Эдвард – нет.

А смог ли Макс?..

Вероятно.

Но это было даже слишком давно.

После усыновления Дэвидом он начал воспринимать лагерь иначе. А за последние две недели… Максу, возможно, стоило бы пересмотреть своё отношение к прошлому. Несмотря на то, что опыт в лагере сделал его тем, кем он был сейчас – а он сам себя вполне устраивал – нужно двигаться вперёд и от чего-то избавляться.

Возможно, пришла его пора избавиться от лагеря. И Макс, кажется, был готов на этот шаг.

Перестать ревновать его прошлое к Престону, перестать злиться на эту пьесу за то, что она чуть ли не предсказала будущее. Перестать думать, что только он имеет право на…

Да, пора сказать это вслух.

Не только он имеет права на Дэвида, Лагерь Кэмпбелл и связанное с ними прошлое.

— Макс? — Эрин аккуратно дотронулась до его плеча.

— А? — Он повернулся и уставился ей в глаза. Она нахмурилась.

— Ты потерял нить разговора.

Небо заволокло облаками, густыми и огромными, и почерневшее небо было почти не видно. Лёгкие сумерки затеняли лицо Эрин, её волосы, плечи, но глаза продолжали гореть в темноте янтарно-сапфировыми ориентирами.

— Я задумался.

— О чём?

— О местах. Ну, знаешь, насколько мы можем быть к ним привязаны, — Это определённо было не совсем то, что он хотел сказать. Вернее, совсем не то. Думал-то он о чём-то другом. Однако именно это он сказал.

— О, это… хорошо, что ты сказал…

Эрин вдруг остановилась. Они почти дошли до остановки.

— Я хотела кое-что сказать. Кое-что важное.

Эрин сделала глубокий вдох, приготовившись. И затем высказалась.

— Я одержала победу. Над идеями, которые раньше захватывали мою жизнь. Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. И, поскольку меня ничего не связывает… Я начала не с того конца, прости. Недавно я сдавала экзамен по французскому и мне на днях пришли результаты. И… Можешь порадоваться за меня. Если находить это важным. Я еду учиться во Францию.

Она улыбнулась слишком неуверенно, будто не зная, должна ли эта новость обрадовать Макса. Он, однако, был рад за неё. Это же было что-то вроде её мечты. По крайней мере, как он понял.

Эрин, кончено же, не привыкла к вниманию к своим желаниям.

— Поздравляю, — выдавил Макс, подозревая, что может за этим последовать.

— И… Из Франции встречаться будет очень затруднительно… Поэтому…

— Ты меня бросаешь, — помог ей Макс. Он старался звучать чуть иронично, хотя, на самом деле, его это немного задевало.

— Что-то вроде того. Но, знаешь, не в стиле «я хочу от тебя избавиться». То есть, мне было бы приятно, если бы ты мне писал, чтобы обсудить современное искусство или общество, но…

Эрин слегка покраснела.

— О-кей, — Макс попытался улыбнуться. Ситуация становилась неловкой.

— Ты мне правда нравишься. Больше, чем я могла предположить, когда просила тебя встречаться со мной, — выпалила она на одном дыхании. — И… это мой автобус!

Она быстро поцеловала Макса в край губ. Возможно, она целилась в щёку, возможно, нет; получилось у неё по-доброму неловко и мило. Возможно, это было даже лучше, чем если бы она поцеловала его взасос. Или даже лучше, чем если бы они снова переспали.

Эрин вскочила в подошедший автобус и помахала ошалевшему Максу рукой.

И на этом они, кажется, распрощались.

Макс остался на остановке один, ждать свой автобус. В котором, скорее всего, опять почти не будет народу. Так уж повелось, что в начале лета почти все уже успели куда-то сбежать.

А история с Эрин окончилась… неоднозначно. И слишком неправильно. Макс ожидал драматической киношной развязки, где они влюбляются друг в друга окончательно, однако у Эрин, кажется, было совершенно иное видение.

И это хорошо. Наверное. Всё же она всё это время шла своей дорогой, вела свою борьбу со скаутами, сражалась за свои цели. И победила. А Макс так и остался неиспользованным тузом в рукаве. Ведь, по факту, он ничего не сделал.

Правда, он не знал, что происходило в их компании всё это время. Насколько веским аргументом он стал? Однако всё это не отменяло того, что он, кажется, действительно в каком-то смысле влюбился в Эрин за её внутренний мир, а не за внешность. Хотя это был спорный вопрос, потому что выглядела она всё ещё прекрасно. А значит, он сделал даже больше, чем нужно было.

И ей он тоже понравился. Это наводило на мысль, что он, всё-таки, не такой уж и мудак, как ему казалось. Вернее, он не казался себе совсем уж мудаком. Но он был эгоистом. И не только.

Но за эти несколько дней что-то ведь изменилось, так ведь?

Он так и не помирился с Дэвидом, но он помог Престону и это, вроде как, тоже хороший поступок. Он даже не требует больше платы за лютню! Это большой шаг.

За эти пару недель он сильно поменялся. Как и его мировоззрение.

И, возможно, он был даже готов извиниться перед Дэвидом. Искренне извиниться.

Но для начала нужно было закончить кое-что другое.

Для начала нужно было проконтролировать пьесу Престона.

========== То, что делает нас людьми ==========

Макс кое-как застегнул последнюю пуговицу и уставился на себя в зеркало. Кажется, он выглядел достаточно презентабельно. Хотя вряд ли кто-то станет пристально рассматривать его в тёмном зрительном зале.

Макс сам не верил в то, что он на полном серьёзе шёл смотреть пьесу. Причём не какую-нибудь крутую, известную, на большой сцене, а самую простую подростковую самодеятельность. Мог ли он представить две недели назад, что будет заниматься чем-то подобным?

Чёрт подери, две недели.

Две недели назад он лежал на диване и совершенно не представлял, чем вообще будет заниматься ближайшее время. А сейчас он собирался в театр. Вчера он расстался с девушкой, с которой даже толком и не встречался, но в которую, кажется, влюбился. Позавчера он был на самых настоящих похоронах. До этого он ездил на сумасшедший музыкальный фестиваль. До этого он помогал ставить эту самую пьесу.