— Легче, — выдохнул он. Дарья подошла к ним и начала было ласкаться к Максу, но Престон тут же подхватил её и усадил себе на колени. Она с неохотой ответила на его почёсывания и поглаживания, всё это время сверля взглядом бывшего хозяина. В её глазах так и читалось осуждение.

— А теперь так со всеми остальными комнатами, — Макс поднялся с пола и потянулся, разминая кости.

— А как же репетиция?

— А, то есть теперь ты хочешь на репетицию? — настроение Престона менялось слишком часто и слишком резко. Максу начинало казаться, что что-то из своих состояний тот просто разыгрывает. Но вот какое именно?

Как он ощущал себя на самом деле?

— Ну… — Престон запнулся. — Я хочу сейчас… переключиться на что-то другое. На другого человека. Если ты понимаешь, о чём я.

Макс постарался не воспринять это неправильно; Престон смотрел куда-то в сторону, всё ещё раскрасневшийся от внезапной физической активности. В руках у него было несколько обрывков.

— Не понимаю.

— Даже в пьесе я играю самого себя. Мне хочется сменить амплуа. Образ. — Престон уставился на обрывки обоев. — На самом деле, я даже знаю, что нужно делать.

Он убежал на кухню и вернулся уже с чёрным пакетом для мусора. Кинув короткое «помоги мне», он начал набивать мешок обрывками. Те, что покрупнее, он пытался разорвать на более мелкие части, и в большинстве случаев это даже почти получалось. На пол летел белый порошок штукатурки, и вот уже весь старый ковёр покрылся пудрой. Дарья утыкалась в неё носом, чихая, а Макс пытался уловить идею Престона. Однако это ему давалось с трудом. К счастью, Престон своей идеей очень сильно загорелся, и у него явно чесались руки исполнить её как можно быстрее.

Когда пакет был почти полностью заполнен, а обоев на полу не осталось, Престон за руку потащил Макса прочь из квартиры. Останавливались они только в коридоре, дабы надеть кеды, но и это не заняло много времени. Дарья попыталась выскочить из квартиры вслед за ними, но Макс вовремя закрыл за собой дверь. Вряд ли бы кошка сбежала из дома – всё же она была достаточно умна, чтобы не делать этого – но перестраховаться надо было обязательно.

Престон крепко держал Макса за тонкое запястье; его пальцы, кожа были шершавыми и холодными, отчего казалось, что руку в тиски заключила статуя. Однако это было бы приятнее, чем если бы Престон хватал его мокрыми руками. Или если бы Престон схватил его за ладонь.

Они неслись вверх по лестнице, спотыкаясь о пакет, о шнурки.

— Я – эгоист, не ставящий ни во что родственников, — на ходу пояснял Престон, пытаясь побороть отдышку от быстрого подъёма.

Мы оба, — подумал в ответ Макс.

— Но я знаю кого-то, кто… кто не такой! Я хочу сыграть это!

— Че-че-чего? — кое-как набирая кислород в лёгкие, спросил Макс.

— Если я смогу выбраться хотя бы на время из этого… то я… смогу выбраться потом!.. — Престон глотал слова то ли от того, что запыхался, то ли от того, что не мог их подобрать.

Они остановились только на последнем этаже, у маленькой лесенки, ведущей на крышу.

— Я всё ещё не понимаю, что ты хочешь сделать.

— Ну, просто смотри.

Престон сунул Максу мешок и быстро забрался наверх. Удивительно, что люк не был закрыт или хоть как-то закреплён. Неужели жители этого дома не боятся вообще ничего? Как только ноги Престона исчезли в люке, оттуда тут же выглянула его голова и потребовала мешок. Передав на удивление тяжёлый пакет, Макс залез следом.

Он никогда раньше не видел их город с такой высоты. Не то чтобы здесь было очень высоко, однако… однако всё же достаточно высоко, чтобы осмотреть весь район. С Эред они видели только небольшой край, а сейчас перед Максом и Престоном расстилался живой квартал. Погружаясь в сумерки, он медленно наполнялся мерцанием окон и фонарей. Люди внизу мельтешили, редея; скоро улицы совсем опустеют.

Престон встал почти у самого края.

— Э.. ты только это… не прыгай, — предостерёг его Макс, подходя ближе. Если бы Престон умер сейчас – это было бы очень неловко. И неприятно.

— Я не собираюсь, — Престон повёл плечами и распахнул пакет. Сделал глубокий вдох.

Макс уже видел подобное. Лицо Престона переменилось. Сначала на него будто легла непроницаемая маска, а затем… затем брови нахмурились, а губы сжались в плотную линию. Престон закрыл глаза и сделал рваный вдох носом.

А затем достал из пакета горстку обрывков и кинул их с крыши. Рваные обои быстро полетели куда-то в сторону, особо не думая о слабых порывах ветра. А Престон уже держал в руках следующие обрывки.

— Я чувствовал себя как капитан подводной лодки в северном море, которую обстреливают со всех сторон, — вдруг крикнул он. Хотя «крикнул» было бы слишком сильным словом. Его голос звучал спокойно. Отрешённо спокойно, с небольшими нотками боли и даже злобы. — Не успеваю заделать одну пробоину…

Престон резко дёрнул рукой, кидая обрывки с крыши

— …как возникает другая.

Ещё несколько обрывков стремительно полетело вниз.

— Ариана бежала с поля боя…

И снова бросок.

— Классовый враг размахивал флагами кока-колы…

Очередная порция обоев взмыла в воздух.

— …А ветер перемен сдул накопления моей матушки.

Престон вскинул мешок и вытряхнул оставшееся с крыши. Следом за остатками бумаги из пакета рассыпались крошки штукатурки, полетевшие вниз плотным строительным облаком. Возможно, внизу уже начались волнения, только их не было слышно. Да и не так уж это было важно.

Макс напрягал мозги, пытаясь вспомнить, откуда этот монолог.

— «Гуд бай, Ленин!» — пояснил Престон, отходя от края и присаживаясь рядом с Максом на ближайшую коробку.

Ветер перемен слабо трепыхал его волосы, но это было почти незаметно.

— Главный герой из кожи вон лез, чтобы сохранить для своей умирающей матери иллюзию счастливой реальности, — пояснил Престон.

— И это помогло? — уточнил Макс, никогда прежде даже не слышавший о подобном фильме. Какого он года, интересно?

— Относительно. Она, по крайней мере, умерла не в одиночестве.

Престон ещё какое-то время сидел в тишине, делая какие-то выводы про себя. О чём он думал? Макс не мог залезть к нему в голову; он также не решался делать никаких предположений, потому что уследить за ходом мыслей этого парня было просто нереально. Но Макс искренне надеялся, что следующая идея Престона не будет содержать в себе никаких прыжков с крыш.

Возможно, он думал о том, что в квартире ещё полно обоев. Возможно, думал о том, что… да о чём он ещё мог думать?

Мысли Макса до сих пор не покидали лагерь. Мысли Макса были полны Дэвидом. И даже сейчас, пытаясь думать о настоящем, Макс непременно возвращался к прошлому, к тому самому разговору, смакуя все те моменты, когда он мог сказать всего несколько слов – других слов – и повернуть весь ход этой истории.

Но ведь прошлое уже не изменить, да?.. А вот на будущее повлиять было можно.

Эту мысль, наверное, стоило бы донести до Престона, если бы Макс мог сам её осознать.

Будущее – это приезд Дэвида. Будущее – это отпуск Гвен. Будущее – это постановка Пьесы. Будущее – это завтра. Будущее – это сейчас.

И если перестать зацикливаться на прошлом…

Но ведь нельзя просто забить на него? Престон писал пьесу потому, что хотел разобраться в себе через призму прошлого. Но эксперимент был неудачен. Он провалился. Он не выявил свой эгоизм, пока тот не убил его бабушку. Так значит, может, стоит забыть о прошлом совсем?

Это было сложнее тригонометрии.

— Завтра похороны, — слегка отрешённо сообщил Престон.

— Здорово, — не особо слушая его, отозвался Макс.

— Я не хочу идти туда один, — продолжал Престон.

— Не иди.

— Нет, в смысле… ты бы не мог пойти со мной?

Макс даже головы не повернул. Какая-то его часть задалась вопросом о рациональности этого действия, но другая уже настолько привыкла к необдуманным решениям, что он просто не придал первой значения. Почему бы ему не согласиться?