Хотя что может быть невероятнее, чем происходящее до этого?

Если бы жизнь Макса была сценарием, он бы сказал, что это был кульминационный момент. Абсолютно всё, что с ним случалось, вело к этому.

К Пайкмену, упавшему на землю у входа в лагерь древесных скаутов.

— Дальше сам ползи, — отрезал Макс, пиная его.

— Ты настоящий скаут, — отозвался полусонный Эдвард. Чёрт, он ухитрился заснуть, пока Макс тащил его.

— Ты мне теперь должен, — добавил Макс, особо не надеясь, что Пайкмен запомнит это.

— Конешн, — кивнул он и кое-как поднялся на ноги. – Пйду будить свй отряд.

И Эдвард медленно потащился вглубь лагеря.

А Макс повернул обратно.

На часах было около семи утра. Через полчаса поднимется Дэвид. Через полтора – весь лагерь. И жизнь забурлит.

Максу необходимо было влиться в неё именно в этот момент, чтобы не дать Дэвиду сосредоточиться только на нём одном. Или лучше поговорить раньше, чтобы, что называется, отстреляться сразу?..

Он терялся.

Но, тем не менее, нельзя было просто стоять на месте. Макс позволил ногам нести его по проторенной дорожке назад, прямо в эпицентр неизбежного.

Лагерь не изменился за год. Как и за последние шесть лет в целом. Лагерь не менялся никогда, он был оплотом некой хаотичной стабильности.

Зелёный флаг радостно подпрыгивал при малейших порывах ветра, иногда истерично дёргаясь, а иногда опадая.

Всё как обычно. Только совершенно по-другому.

— Макс?..

Дэвид удивлённо уставился на него. Обычно такое выражение лица описывается фразой «словно привидение увидел». Макс неосознанно скопировал это выражение. Потому что происходящее не укладывалось ни в какие рамки.

Видимо, реальность, вселенная, всевышний, правительство, рептилоиды – решительно всё хотело, чтобы Макс увиделся с Дэвидом именно в этот момент именно в этом месте. И это было… скорее, неприятно. Макс не испытал никакого облегчения, не почувствовал, что страх и волнение, тщательно скрываемые даже от самого себя, ушли. Наоборот – в животе как будто потяжелело, и во всём теле почувствовалась слабость. Дэвид нахмурил брови и моргнул, ожидая его реакции.

— М, дай пройти, — Макс попытался как можно более независимо пройти мимо, чтобы поскорее достичь обеденного зала, но Дэвид ловко остановил его, подхватив под локоть.

— Ты откуда? – строго спросил он.

— О, а тебе ещё не доложили? — Макс снова почувствовал злость на Дэвида. Не пылающую, но усталую и грязную, липкую. Разве Гвен не ябедничает абсолютно обо всём? К чему тогда все эти дурацкие подводки?

Почему нельзя просто сказать: «Макс, ты повёл себя очень плохо и за это получишь лечебную пиздюлю»? На кой чёрт Дэвид разыгрывает этот театр?

Хотя, возможно, просто потому, что он, как и Макс, к этому разговору попросту не готов.

— Я иду отсыпаться, потому что последние полчаса я был занят тяжёлым физическим трудом. И да, последнее ты можешь трактовать как угодно, долбодятел, — Макс выдернул руку из хватки Дэвида (получилось у него, скорее всего, не потому, что он сам был сильным – потому что сейчас он был обессилен – просто Дэвид позволил ему идти).

Макс ринулся в сторону обеденного зала, особо не думая о том, куда идёт. Где, кроме палаток, занятых детьми, он мог отоспаться? При том, что спать ему не хотелось – хотелось иметь возможность просто обдумать произошедшее и подготовить себя к разговору. Он не получал никаких якобы знаков по прибытии в место назначения – потому что ранний подъём Дэвида знаком быть точно не мог. Посему он пришёл к выводу, что час для разговора в этом конкретном дне может быть абсолютно любой.

Стоп, чего?

Какие знаки, Максимилиан? Звучит как полнейшая чушь.

Да, его подгоняло чувство вины и даже стыда, но никак не умыслы вселенной. И странная череда случайностей, начавшаяся с кошки – всего лишь череда случайностей.

Макс оказался в зале и, недолго думая, полез на полупустой чердак.

Там, по крайней мере, можно было поспать на свёрнутых палатках, уставившись в деревянный потолок. Не то чтобы Макс считал это романтичным, но родным – в какой-то степени.

Лет пять назад именно здесь они с Гвен и Дэвидом нашли документы на собственность, счета и доверенности, подписанные и заполненные Кэмпбеллом. И именно благодаря этим находкам лагерь стал вторым домом для Макса.

Вторым юридическим.

Макс упорно продолжал моргать, пытаясь не дать себе провалиться в сон. Он должен быть готов поговорить с Дэвидом, готов объяснить ему своё поведение, готов к этому разговору…

Наверняка Дэвид, как и он сам, множество раз прокручивал этот предстоящий разговор в голове, прекрасно понимая, что звучать он будет совсем не так, как ему представляется. Абсолютно все разговоры звучат не так, как ты хочешь.

На фоне этих мыслей Макс не заметил, как задремал.

Очнулся он от громкого стука.

По ощущениям прошло несколько часов. Макс сонно достал телефон из рюкзака и посмотрел на экран.

На деле он проспал до самого вечера. Часы показывали шесть. Внизу, в обеденном зале, звучали голоса. Макс кое-как слез с мешков, стараясь издавать как можно меньше звуков, и глянул в щели между досок.

Внизу кучка детей занималась таким важным делом, как игнорирование приёма пищи. Слышны были споры с вожатыми, имён которых Макс не знал и знать не хотел. Поэтому решил спускаться через кухонный люк.

На кухне неизменный Квартирмейстер готовил ужин. Вернее, мешал в кастрюле с пюре непосредственно само пюре.

— Даров, — сказал он, даже не глядя на Макса, старавшегося быть незаметным.

— Даров, — ответил Макс.

— Ужин, — сварливо сообщил старик, зачерпывая тарелкой пюре и протягивая его Максу.

— Спасибо, — Макс взял тарелку и вынул из ближайшего стакана ложку. Квартирмейстер удивлённо вскинул бровь, но ничего не сказал, вернувшись к своему занятию. Макс сел на стол, всё ещё не желая выходить в зал; где-то там Дэвид и куча детей. Разговор получится как минимум неловким.

Старые добрые споры в зале не умолкали. Удивительно, насколько шумными могут быть дети. И насколько конфликтными. Люди, которые соглашаются работать с ними за такие копейки – безумцы. С другой стороны, без финансовых махинаций Кэмпбелла доход лагеря был настолько невелик, что вожатые получали ещё меньше, чем Гвен с Дэвидом в своё время. И это удваивало стоимость труда нынешних безумцев в два раза.

Макс им не завидовал.

Провести всё лето в лагере, пытаясь ухаживать за стадом дурачил?

Определённо нет.

Ни за какие коврижки Макс не пошёл бы на такое. И никому бы не советовал.

Однако эти отчаянные были здесь и, более того, заметили постороннего на кухне. Вернее, Максу так показалось. Не желая выяснять, было ли это наваждением или они действительно увидели его, он поспешил ретироваться через чёрный выход. На улице всегда лучше.

Не считая того, что вероятность встретить там Дэвида была ещё выше.

На улице постепенно темнело. Макс обошёл территорию лагеря, остановившись у берега озера, где традиционно лежали дрова для костра. Этой ночью, видимо, что-то намечалось, потому что рядом с дровами сидел Дэвид, разжигая костёр. На деревянной скамейке лежала гитара.

Всё как раньше. Только немного по-другому.

Дэвид то ли не слышал, как Макс подошёл и взял его гитару, то ли предпочитал не слышать именно сейчас. Он упорно раздувал слабый огонек, подбрасывая в него тонкие веточки.

На небе не было ни тучки, и на озере стоял штиль, так что ничто не могло помешать ему распалить костёр. И, покончив с этим, Дэвид просто сел на противоположную скамейку. Он не смотрел на Макса и старался, чтобы их взгляды не пересекались в целом. К сожалению, костёр был недостаточно большим, чтобы огонь закрывал их друг от друга. И это определённо было упущением.

Дети, собиравшиеся к ночным посиделкам у костра, удивлённо смотрели на него, но будто стеснялись задавать вопросы – а может, им было всё равно. Детей редко волновали вещи, которым можно было найти вполне логическое объяснение. Возможно, они предполагали, что Макс – новый вожатый.