Литмир - Электронная Библиотека

Лопатки почти жжёт от чужих ладоней, заставляя застыть с приоткрытым ртом. Удивительно энергичный Баам сам прижимается, сам запускает пальцы в его волосы, заодно разминая кожу и вырывая тихий стон. Удивительно ярко отвечает, даже когда сам Агеро ещё не втянулся. Волна тепла прокатывается по нему, когда он прикрывает глаза, отдаваясь моменту. Баам редко бывает настолько активен.

Фиолетовая рубашка мнётся хуже, ткань совсем незнакомая, и, даже вытянув её из чужих штанов, гладить Агеро предпочитает поверх, привыкая к необычной фактуре. Баам спускает всё на тормозах, ещё раз прижимаясь к его губам. Ресницы мелко подрагивают, но глаза не открываются. Агеро тянется, чтобы их поцеловать.

И оказывается отстранён.

— Есть. А теперь продолжайте работать.

Ему стоило вспомнить раньше, что обычно следовало за такими вспышками тепла. Баам не баловал его, заменяя продолжительность качеством, и не давал зайти дальше, раз за разом отправляя к делу, которое по той или иной причине оказывалось не завершено к моменту поцелуя. Поцелуй-подбадривание, после которого даже самые сложные узлы немного ослаблялись, поддаваясь значительно легче.

Но сейчас узлов не было, зато был Баам, словно исчезающий с каждым днём. Приходит позже, уходит раньше, меньше говорит, часто смотрит в пустоту. Зато несколько раз Агеро тайком ловил его на ночных визитах, во время которых засыпать приходилось с экстренной скоростью — Баам продолжил украдкой приходить в те сны, уже даже не пытаясь их скрыть.

Агеро соскучился. И отпускать Баама из своих рук так просто не собирается.

— Работа подождёт.

Он расстёгивает третью пуговицу, с удовольствием подмечая свою метку, не успевшую сойти до конца. Когда-то давно Баам попросил не ставить их на местах, что нельзя прикрыть одеждой, и, хоть и с большим сожалением, Агеро сдерживался. Зато под одеждой…

Игнорируя всё на столе, он смахивает бумаги в сторону, делая исключение лишь для чернильницы, которую аккуратно закрывает. Кладёт руки на чужие бёдра — Баам оказывается на середине стола, приминая кончик документа.

— Это важные бумаги! Вам нужно разобраться с ними до конца недели, это сроч…

Баам спешит, готовясь возмущённо выскользнуть из его рук и наблюдать уже со шкафа, но Агеро бессовестно перебивает:

— Ты важнее. И срочнее.

Тут трескается даже самообладание Баама. Румянец медленно, словно пробиваясь с боем, разливается по чужим щекам. Не выдержав, Агеро коротко их чмокает. А потом возвращается к губам. Бумаги никуда не убегут. В отличии от Баама.

— Го…

Он, не думая, прерывает чужое возражение поцелуем, углубляя его. Баам, на удивление, не возражает, хоть и почти не отвечает. Видя, как он балансирует между «да» и «нет», Агеро проводит пальцами по чужой шее, с удовольствием ловя судорожный вдох.

— Баам.

Тот отворачивается, поджимая губы. Не смягчается ни от неспешного поглаживания спины, ни от ласковых укусов в начинающее краснеть под губами ухо, ни от узора, что вырисовывали его пальцы, неспешно спускаясь по бедру к колену. Но не уходит. И дышать начинает чуть чаще, еле заметно, но чаще.

«Упрямый», хмыкает Агеро. Но, возможно, ему удастся сдвинуть чужие весы в нужную ему сторону.

— А если так?

Парой движений он расстёгивает оставшиеся пуговицы, подвигает ногой скрипнувший стул, и быстрыми, чтобы его не успели остановить, поцелуями спускается к чужому животу. Штаны снимаются дольше, потому Баам успевает осознать и завозиться, пытаясь если не остановить его, то замедлить. Что приходится очень кстати — Агеро пользуется этим и спускает чужую одежду аж до колен.

Он успевает бросить взгляд на Баама, ловя непередаваемое выражение смятения, перед тем, как спуститься ещё ниже, оставляя чувствительный укус на тазовой косточке. Несвойственно себе, Баам лишь прикусывает губу, сжимая кулаки. Агеро неторопливо прикусывает чужой живот, оставляя метки, что хоть и побледнеют после, но всё равно будут напоминать о себе каждый раз, когда Баам будет раздеваться.

Агеро ждёт, когда Баам возбудится до конца, кусая напрягшийся живот ещё раз, когда ощущает попытку отстранить — ладонь давит ему на лоб. Чужой взгляд наконец полон решимости, которой полны и последующие слова:

— Вы не посмеете сделать это здесь. Дверь не заперта, место просматривается с улицы. Вы не знаете, какой бродяга может начать разносить о вас сплетни. В конце концов, что подумают слуги или даже сам домовладелец, когда увидит, что вы…

— Почтенно склонился над бумагами? — улыбается Агеро, приподнимая брови. Под чёлкой это, правда, видно не было.

— Господин Агеро! — возмущённо восклицает Баам, второй рукой собираясь подтянуть исподнее.

— Ты забыл, что без твоего желания никто тебя не увидит?

«Если кто-то войдёт, то видеть тебя буду только я. Весь этот вид, весь ты — только мне», думает Агеро, понимая, что Баам из-за возмущения снова подастся вперёд и прочитает его мысли. «Только представь, ты можешь стонать в голос, а мне нужно будет лишь наклониться чуть сильнее, чтобы не было заметно».

Баам вздрагивает, ловя образы, промелькнувшие в его сознании, и замолкает. Но лишь на секунду.

— То, что вы сами лишены стыда, не означает…

— Баам, если ты не хочешь, то можешь просто встать со стола, ты знаешь?

«Я тебя не держу, как ты видишь». Он даже руки поднимает, показывая, как именно.

Баам застывает. Видимо, эту карту ему крыть было нечем. На самом деле можно было даже не вставать, лишь оттолкнуться, чтобы взмыть в воздух, где Агеро его не достанет. Но Баам сидел, всё ещё держа руку на чужом лбу, не пытаясь даже отстраниться, как бы ни возмущался.

Видимо, переубедить в недопустимости происходящего он пытался не только Агеро. И дрогнувшие пальцы, соскользнувшие на темечко, тому ясное доказательство. Затянувшееся молчание прерывает тихий смешок, когда эти пальцы начинают легонько давить, вот только вниз, а не от себя. Мучительное смущение на лице Баама заставляет улыбаться даже лучше удачной интриги. Интригу он запишет и забудет, а чужое смущение будет хранить в памяти как сокровище. И, разумеется, вызывать раз за разом.

Возбуждённый Баам упрямо кусает губы, не желая стонать, и Агеро, с энтузиазмом и игривостью, его статусу не приличествующей, пытается это изменить. В тишине, прерываемой лишь завываниями ветра за окном да далёкими шагами слуг, Баам держится удивительно стойко. Агеро садится на стул, не отстраняясь, и с наслаждением слышит кряхтение, стоит ему резко опустить голову.

Шаги у двери заставляют их бросить взгляд вбок. Агеро прикрывает рот ладонями, как если бы задумчиво сцепил их во время решения сложной задачи. Баам смотрит на него со сдержанным ужасом и красными до невозможности щеками. Агеро отстраняется, под прикрытием рук неспешно лаская головку языком. Лучшего момента для стука в дверь, чтобы прозвучать, выбрать было нельзя.

— Входите, — намеренно задевает он Баама губами.

— Владыка Агеро, входную дверь занесло. — Агеро снова высовывает язык, отчего чужие бёдра ощутимо вздрагивают. Каждое следующее слово — юркое движение, вырывающее сдавленные вдохи. — Угольщик не может занести заказ, а чёрный выход вы приказали скрыть и никому не показывать. Владыка Агеро, может… разрешите открыть чёрный вход? Ненадолго, только слугу послать, чтобы завалы разгрёб.

Баам прикрывает лицо ладонью, явно не вынося всей насыщенности происходящего. Агеро жалеет, что не может оттянуть чужую руку, но у всего есть своя плата, потому он лишь задерживает дыхание.

Агеро открывает рот шире, медленно опуская голову в «кивке». Губы саднит от того, что он забыл их облизать, шершавая горячая кожа поддаётся под ними медленно, зато обратно — с куда большей охотой, оставаясь невесомым ощущением даже когда он, отстранившись, сглатывает, готовясь говорить.

Сердце греет знание, что тихий всхлип от «кивка» слышит только он.

— Спустите слугу через чердачное окно. — Лёгкое, незаметное со стороны касание. — Оно не законопачено. Войдёт вместе с угольщиком. — Ещё несколько движений языком. — После очистите всё пространство у дома. — И ещё. — И отогрейте, наконец, кабинет! — От непрекращающихся прикосновений украдкой то между фразами, то прям посреди, Баам дышит всё чаще, явно еле сдерживаясь от того, чтобы застонать. — Если ты думаешь, что это — тепло, то я разрешу тебе спать на чердаке. Потому что там будет лёгкая прохлада которую ты так любишь.

33
{"b":"657842","o":1}