Баам дёргает хвостом, меняя своё направление, следуя за Агеро за угол.

— Чем влиятельнее государство, тем влиятельнее будет глава церкви в ней, верно? Лучше начать готовить почву там, чем перебираться уже после того, как укоренюсь здесь. Это королевство бесполезно, затхлое и тихое, даже войну не устроишь.

Агеро замолкает, входя в комнату, где слуги упаковывают его вещи. Чем дальше, тем больше он вкушал прелести богатой жизни, привыкая к ним с воистину удивительной скоростью, словно был рождён для подобного. Если у кого-то возникали вопросы о том, зачем священнику столько богатства, то скоро эти вопросы чудесным образом испарялись, а несчастный клялся, что никого более праведного он в жизни не видел.

Агеро становился всё менее осторожным в преддверии переезда.

Баам прикрывает глаза, привычно сдерживая желание податься вперёд и потереться щекой о чужое плечо. Натерся уже, нагладился той ночью.

— Вы ведь никогда не были в настолько холодных местах. — Баам не спрашивает. — Прошу, не забудьте купить в дороге более тёплую одежду. Также хочу вас предупредить о высокой плотности населения. Хоть вы и можете найти дома с высокими потолками, но коридоры уже не будут настолько широки. В большинстве домов в центре города даже двое не смогут разминуться.

Агеро кивает, словно бы своим мыслям. При посторонних они могли общаться только так.

— Выберите дом с хорошим отоплением и не скупитесь на угли. Вы привыкли к теплу, для комфорта вам их понадобится больше, чем местным жителям.

«В погоне за властью вы устремились в опасное место. Мне придётся повозиться, проверяя, не произойдёт ли снежная буря на вашем пути».

Агеро бдительно бьёт по руке слугу, попытавшегося спрятать золотую статуэтку в рукаве. Кажется, и этот вечер они проведут порознь, занимаясь своими делами. Несчастного, покусившегося на что-то, что принадлежит Агеро, тот безнаказанным не отпустит. Накажет. Только не сейчас, не у всех на виду.

Баам думает, что это и к лучшему — Ли Су не перестаёт подначивать, что ещё немного и он засветится, «Смотри, как бы нимб не выскочил, ха-ха!», а Агеро и так умудряется угадывать, когда он читает его мысли. Пускай он не замечает его приподнятого состояния сейчас, но может заметить после.

Чужая внимательность хоть и греет, но нельзя отрицать её опасности.

***

На новом месте Агеро прорыскал юрким зверьком, ища лучшее место, и стальными зубами вырвал его у прошлого владельца, оставив лишь пару светлых шерстинок на месте преступления. Никто и не заметил, не придал значения внезапному исчезновению нескольких влиятельных фигур с доски. Досадные случайности. Как же печально, что вся их ноша упадёт на плечи новичка!

Разумеется, Агеро освоился быстро.

Баам прикрывает ладонью улыбку, наблюдая издалека, чтобы не обжечься, за чужим праздником. Церковь стоит, пока нетронутая, источающая святость одним своим видом. Не знающая, что впускает в свои стены самого настоящего дьявола в рясе.

***

«Роскошь — это замечательно».

Это написано на лице лежащего в бадье с горячей водой Агеро, не нужно даже мысли читать. Он быстро замерзал, как и предсказывал Баам, и каждый раз, вернувшись, плевал на божьи заветы и окунался в воду, сидя, пока та не начнёт остывать.

Так и сейчас. Баам плотно закрывает окно, которое использовал, чтобы войти, и поднимает пару бумаг со стола, быстро входя в курс дела. Агеро молчит, предаваясь лени, ленясь даже позвать слугу, чтобы подлить кипятка в начавшую остывать воду, но взглядом провожает как откормленный кот, увидевший сметану. Баам мысленно стукает себя по лбу — не хватало и ему начать кошачьи сравнения использовать.

— С возвращением, Баам, — наконец открывает рот Агеро.

Баам кивает, более занятый бумагами.

— Я рад, что вы всё ещё в добром здравии, несмотря на моё отсутствие.

На самом деле от небольших рукописных букв уже рябило в глазах, но чужой почерк давал глазам хоть немного отдохнуть. Велеречивый слог готового письма успокаивал воспалённый жёсткими, канцелярными формулировками разум. Агеро умел писать красиво, и внешне, и по содержанию.

После выдачи задания с него стали спрашивать отчёты. Пока только насчёт происходящего, хотя он уверен, что скоро ему придёт приказ сделать отчёты за все предыдущие года. Приготовиться к этому стоит заранее — после почти двух десятков лет работы ненаписанных отчётов накопилось немерено. Из-за этого он и пропадал, уделяя ночное и вечернее время увеличивая стопку бумаг, что день ото дня росла в его комнате.

Агеро скучал. Даже сказал об этом через пару дней, утыкаясь в его плечо лицом. Баам тогда мог лишь легонько похлопать его по спине — дальше могло стать ещё хуже.

— Не хочешь присоединиться? Горячая, — напоминает о себе Агеро.

Баам непривычно отстранённый и усталый, рассеянно качает головой:

— А я не очень. Вы начали писать письмо, то, что на самом верху, кому оно?

Агеро цыкает, погружаясь в воду глубже, вызывая ещё один кивок, уже умилённый — действительно надулся, хотя знал, что Баам откажется. Подойдя ближе, он ерошит влажные волосы, вкрадчиво повторяя:

— Кому оно?

Агеро, которого, видимо, головная боль отпустила не так давно, снова вникать в дела не желает, зато обнимает со всей возможной прытью, почти утаскивая Баама к себе. Мокнуть, тем более с чужим письмом, Баам не хочет, из-за чего и зависает, упираясь в края бадьи коленями и локтями.

— Ты прямо как кот упираешься, — шепчет Агеро, весело вытягивая его рубашку из штанов.

— Уверен, вы бы тоже не горели желанием купаться в одежде, — сжимает зубы Баам, не спеша прерывать короткую борьбу. Выскользнуть всегда успеет, а вот пообниматься, даже так, нет.

— Тогда разденься — просто отвечает Агеро.

— Агеро! — невольно вскрикивает Баам. Скорее от мокрой руки, коснувшейся спины, чем от чужих слов.

Тот тихо смеётся, разжимая руки.

— Просто прочитай мои мысли, хорошо? Не хочу об этом думать.

Бумажка медленно плывёт обратно к столу. Короткая разминка перед тем, как выполнить чужую просьбу. В последние месяцы Агеро просил об этом всё чаще и чаще. Не то боялся забыть что-то, не то стремился как можно быстрее освободиться, чтобы снова иметь время и возможность если не зацеловать, то хотя бы заболтать Баама.

Такое внимание согревало тоже.

Но дела есть дела.

***

Дороги замело, оставив Агеро наедине с прекрасным столом из резного дерева, стопкой бумаг, связанных с его жильём, покоившейся у его левой руки, и Баамом, мерно покачивающего ногой у руки левой. Тот, кажется, дремал, подтянув одну ногу к груди и уложив на неё голову. Редкое зрелище. Агеро оно нравится.

Вот только Баам не спит — отвечает, стоит только открыть рот:

— Это только начало зимы, после подобное будет происходить чаще. Потому, прошу, разберитесь с этими бумагами до того, как домовладелец начнёт создавать проблемы. Вас могут выселить.

Мысль о выселении Агеро нравится, пусть в его фантазии из дома вылетает именно домовладелец-скандалист, но озвучивать её он не спешит.

— Я хотел спросить о другом.

Баам даже открывает глаза. Умилительно сонный, приходящий в последние дни всё позже и позже. Прекрасный и прохладный с улицы, с маленькими капельками на щеках и волосах от растаявших снежинок.

«До чего же он красив», протягивает про себя он, невольно улыбаясь. На щеке остался след от колена, словно от подушки. Тонкие пальцы сжимаются, перебирая изящную резьбу.

— Господин Агеро?

Он подцепляет верхнюю пуговицу чужой рубашки.

— А синие у тебя есть?

Впервые за их знакомство Баам приходит в чём-то ином, чем привычная чёрная рубашка. И, кажется, замечает это лишь сейчас. Агеро улыбается шире, обнажая чужую шею. На этот раз не было даже галстука. Ещё одна пуговица — ключица.

Сонный Баам думает над его прикосновениями дольше, чем обычно, позволяя и прижаться губами к шее, и прикусить ухо, и, окончательно встав, потянуться к губам. Даже приоткрывает рот, но скорее по привычке. Агеро не напирает, целуя одними губами, пока Баам решает, положить ли ему руки на плечи или отстранить, скорее всего напомнив о работе.