В тесной келье бросала на холодное лицо тёплые отблески свеча. Маленький источник света не окутывал комнату, освещая лишь стол с бумагой, на которой буква за буквой проявлялось под тонкими пальцами послание. Агеро казалось, что его руки даже слишком изящны для простого сироты, но он ничего не спрашивал о своём происхождении, считая это делом времени. Когда он встанет во главе монастыря он, после всего прочего, найдёт старые письма и записи и узнает, чьим бастардом является. Сейчас есть вещи много, много важнее. Например, письмо — больших трудов стоило перехватить недавнее тайное послание главе монастыря, интересную просьбу за символическую плату.

Просьба — одна из многих, никто и не заметил, что подобные просьбы зачастую попадают в посторонние руки. Они лежат в его тайнике, в то время как он выученным почерком обозначает своё искреннее согласие с совершенной невиновностью барона Маучи. Он уже окунает перо в чернильницу, думая, какая же цитата из Серебряного Дождя будет уместна, когда пламя начинает танцевать, а шею обдаёт прохладой из открывшегося окна.

Ставни окна были сделаны из дерева. При захлопывании ставней и опускании перекладины пробирающегося сквозь щели сквозняка было недостаточно для того, чтобы заставить огонь так трепетать. Перекладина была крепкой, хруста он не слышал, как и иных необычных звуков со стороны окна. Перо медленно опускается в чернильницу, сам Агеро выскальзывает из-за стола.

Погасшая свеча больше не перебивает голубоватый свет из открытого окна. Голубоватый свет, окружающий тень, чьи крылья — явно лишённые перьев — постепенно уходят за спину. Агеро оборачивается, хватаясь за край узкого стола, чтобы не упасть от резкого движения, и видит удивительно кошачьи глаза. Золотистые, отсвечивающие с лица, скрытого тенью, двумя болотными огоньками. Минуту занимает у Агеро отвести от них взгляд, чтобы подметить рожки и хвост. Молчание затягивалось. Неизвестный демон протянул руку, будто что-то проверяя, и спрыгнул внутрь.

Секунда неподвижности, и ставни за чужой спиной захлопываются, а свеча вновь наполняет комнату тенями и золотистым светом. Демон отводит взгляд от свечи, отчего янтарь вновь вспыхивает золотом, словив удачный блик свечи. Голос мягкий, располагающий к себе, звучит, по мнению Агеро, так, как и должен звучать голос демона. Именно таким голосом, а не адскими завываниями и скрипучими сетованиями и смешками, должны они склонять верующих во зло. Агеро слышит:

— Не хотите поговорить, Господин Кун?

И от голоса, от обращения — Господин! — мурашки частой щёткой проходятся по его спине.

В тёплом, тусклом свете лицо наконец можно было разглядеть. Мягкое, в чём-то детское, с большими, искренними глазами. Лишь идеальность, неестественная для живых, вызывала странное чувство тревоги.

В своей жизни Агеро никогда не встречал демонов. Да и не думал никогда, что придётся — искусители приходят лишь к тем, кто искренне верует, мелкие пакостники обходят даже формального священника за три версты, а иные предпочитают оставаться в аду, чем бы они там ни занимались на самом деле. Он никогда не встречал демонов раньше, но этот ему определённо нравился.

Демон смотрит на тянущуюся руку спокойно, проявив лишь малую толику удивления, когда она прошла выше горла.

«А волосы, до чего же мягкие!»

— Как у котёнка.

Агеро прикинул, насколько часто нужно мыть голову, чтобы поддерживать волосы в таком состоянии, и присвистнул. Список его целей на времена значительно позже становления главой монастыря пополнился ещё на один пункт.

Демон явно был не готов к подобному повороту событий. Однако, его рука была сброшена почти сразу, открывая зарумянившееся от подобной фамилиарности лицо. Ассоциация с мягким, безобидно-агрессивным котёнком становится крепче.

— Что вы делаете?!

Демон, взяв себя в руки, возвращает лицо к прежнему застывшему, почти зловещему состоянию.

— Разве порядочным монахам в это время суток не полагается спать?

Агеро в ответ лишь улыбается.

«Боюсь, с порядочным ты прогадал, как бы тебя не звали, демон».

***

В первую их встречу Баам сбежал, едва смертный начал двигать рукой у него на голове, стеснённый пространством между рогов. Он даже забыл оставить за собой запах серы, забыл оставить напоминание о том, что это не сон, забыл, что ему, вообще-то, нужно было в чём-то жертву убедить!

Ну не мог он спокойно вынести такого… фамилиарного отношения к себе! Какой порядочный монах, увидев вошедшего через окно демона, потянет потрепать его по голове?!

Баам трёт виски, паря за окном, пытаясь осмыслить произошедшее. За все века его практики такого ещё не происходило. Боялись, да. Кидались, чем под руку подвернётся. Читали молитвы. Звали ангелов, звали других братьев, кто-то даже звал маму. Кто-то считал, что это сон, расслабленно пропуская мимо ушей всё происходящее. Были даже случаи, когда он притворялся смертным из-за невозможности войти в келью из-за концентрации святости, но даже тогда никто не позволял себе… подобного! И к чему было это «Как у котёнка»?! Он — демон, а не котёнок!

Вот только смертному объяснить это было намного, намного сложнее. Когда утром Агеро встал, снова достав письменные принадлежности из тайника, Баам присел на край стола. Раздумывая о предыдущих попыток влияния, он покачал головой — Агеро или игнорировал его, отбрасывал мысли, которые должен был считать своими, или же ему везло, и никаких последствий, ради которых Баам и пытался поменять его планы, не выявлялось.

Единственный способ узнать наверняка действовали его увещевания или нет — заставить проговориться. Баам не мог следить за своей целью круглые сутки, слишком много времени Агеро проводил в церкви по тем или иным делам.

Вопреки уже угасшей надежде смертный не смутился при его появлении, не испугался и даже не вздохнул, осознавая, что его спокойной и благочестивой жизни пришёл конец. Улыбнулся, будто старому знакомому, и отвернулся обратно к бумаге. Последнее Баама пока устраивало — сейчас ему нужно выбрать несколько фраз, что выбьют из колеи и не дадут сосредоточиться весь оставшийся день, время для разговоров наступит вечером. Однако, выбивают из колеи его:

— Ты бы согласился убить двоюродного брата под угрозой раскрытия этой информации?

Баам, не задумываясь, проходится глазами по строчкам и качает головой, опомнившись лишь при чужом печальном вздохе:

— Хорошо, тогда это придержим.

— Сгусти краски, уточни, от кого был выкидыш и усиль словами о гневе Небес, всего пару дополнительных деталей, их можешь выдумать, если остальное — правда, маленькая ложь затеряется в ней. Если справишься, то он согласится.

В улыбке, ставшей шире от такого полезного совета, не было ни капли света. Баам помнит документ с заданием наизусть, в нём чётко было сказано — отвратить монаха от веры.

У Баама много, чертовски много вопросов к бухгалтерии.

========== Имя ==========

Весь день Баам просидел в чужой комнате, продолжая мало-помалу перелопачивать её содержимое, чтобы узнать о владельце побольше. Подушка цела, в ней почти ничего нет, кроме соломы, в одеяле ничего не спрячешь — слишком тонкое. Матрас так же пуст, как и взгляд самого Баама — каждая минута ожидания напоминает о том, насколько запутанная и невыносимая в Аду бюрократия, и что хорошо, если через месяц он получит быстренький комментарий от друга, через которого эта клятая бумажка может пройти, а полноценный ответ с инструкциями…

Шкаф пустует, в одежде потайных карманов как не было, так и нет. Стол он осмотрел первым делом — ничего особо интересного, только письма, немного записей о чужих поступках с доказательствами или свидетельствами, чернильница с пером, должно быть, украденные. Множество предосторожностей, чтобы всё это не нашли.

Ничего.

Ничего, что подсказало бы ему, что делать.

Баам глубоко вздыхает. Простукивает пол и стены, даже потолок. Думает заглянуть в чужие кельи, но понимает, что даже в коридоре движется с трудом — святость.