***

Ноги спокойно касаются пола, неспешно двигаясь между рядами. Хвост предусмотрительно спрятан, крылья расплылись по спине чёрным пятном, незаметным под рубашкой. Агеро возится с принесёнными флаконами, прилежно воспроизводя ритуал, что видел до этого лишь пару раз. Бааму не поправляет его — нет необходимости. Агеро всё делает правильно.

Он чуть не говорит, забывшись, «Господин Кун», слишком уйдя в свои мысли, но вовремя закрывает рот. На удивление, в этот раз его размышления принесли результат. Довольно простой, но обнадёживающий.

Он ведь может просто спросить, так? А ложь с его силами определить не так сложно. А после… после достаточно укрепить в нужном мнении.

Один длинный шаг, Баам опирается на стул, чтобы оттолкнуться достаточно высоко, и приземляется на алтаре. Осквернение делает своё, и постепенно болезненное покалывание, от которого не спасают даже подошвы, утихает, оставляя лишь волны болезненного жара, идущие от статуи. Проходит пару секунд и Баам садится, спуская ноги с постамента.

Каноничная сцена. Запечатлённая во многих святых книгах, во многих демонических пособиях. Демон, сидящий на возвышении и коленопреклонённый монах. Торжественный момент, не раз становившийся поворотной точкой, моментом, когда прежде праведный человек делал окончательный выбор, обрывая связь с Раем. Единственный вопрос.

Они с Агеро эту сцену пропустили, не было ни необходимости, ни возможности — не использовать же стол как постамент? А после сомнений в том, чьей же стороне принадлежит его душа не возникало. До этого самого момента, когда тревожное сердце Бааме не выдержало.

Агеро бросает на него взгляд, трётся щекой о колено, выдыхая немного удивлённо:

— Баам!

Агеро смотрит на него словно на внезапно свалившееся счастье. Баам приподнимает чужое лицо за подбородок.

— Кто ваш Господин?

Стандартный вопрос, отдающий канцелярией. «Кто твой Господь?». «Кому посвящаешь ты молитвы, когда никто не видит?». Два самых частых ответа — «Бог» и «Сатана». Кто-то не следовал букве и отвечал «Ад» или «Рай». Кто-то говорил: «Я сам». Стандартный вопрос, проверяющий лояльность.

Баам задумчиво пробегает пальцами в перчатках по чужой скуле, убирая упавшую прядь, отмечает приоткрывшийся от этого рот. Агеро улыбается с закрытыми глазами.

— Ты.

Баам замирает.

Это был лёгкий вопрос. Стандартный, возможные ответы к которому Баам учил не одну ночь. Даже тут Агеро умудрился всё сделать по-своему.

Агеро не лгал.

Баам бы почувствовал.

— Ты, Б-баам. — голос немного хриплый от волнения.

Сколько же всего, дьявол побери, Баам не учёл, когда задавал вопрос!

Выигрывая время на размышления, он бездумно проводит по линии челюсти, гладит чужую щёку большим пальцем, прислонив ладонь к чужому лицу. Рассмотреть ответ как серьёзный? Как верность Аду? Как обещание обязательно попасть туда? Как… обещание верности конкретно ему, Бааму?

Когда Агеро гладит его колено, поднимая ладонь выше, когда подаётся вперёд, прикусывая его бедро через ткань, он с возмущением думает о ещё одной возможности — о том, что это лишь своеобразная прелюдия.

«Бесстыдник!», возмущённо думает он. «Вы могли бы отнестись к этому серьёзнее!»

— Ну что, Баам, настала моя очередь называть тебя «Господин»?

Игривый тихий голос словно оседает на ткани его штанов. Отстранив Агеро, он смотрит ему в глаза, возмущённо восклицая:

— Агеро! Это не шутки, вам стоит быть серьё…

— Я и не шучу, — говорит Агеро, смотря прямо ему в глаза.

Баам думает, что даже он сам не смог бы солгать в таком положении. Судя по взгляду, действительно не шутит. Серьёзное признание шутливым тоном и флирт, это бедствие уверенно тянет его в очередную авантюру. Благо, она как начнётся, так и закончится за закрытыми дверями.

Чужие руки останавливаются у таза, не двигаясь дальше. Агеро удивительно послушный, поддаётся прикосновениям трепетно, чутко. Затаивает дыхание, когда Баам неспешно приподнимает его лицо, гладя под подбородком. Хочется поцеловать, а если и целовать, то хорошо, а не как получится, слюнявя щёки.

Когда, не прекращая думать о поцелуе, Баам проводит большим пальцем по чужим губам, Агеро сглатывает. Лишь заметив реакцию, необычно яркую, он вспоминает, что так и не снял перчатки. Читая мысли через долгий взгляд в глаза, Баам с удивлением узнаёт о деталях этой странной игры. Словно зная, что его мысли сейчас читают, Агеро повторяет про себя, «Делай что хочешь, Баам. То, что хочешь. Как хочешь. Сколько хочешь. Покажи. Покажи, какие демоны скрываются в тихих прудах. Я не воспротивлюсь.»

Собственные мысли покидают его голову. Кажется, он понял, почему во снах Агеро так боялся, что нежность Баама — прощание. Руки почти не слушаются, когда он обнимает чужое лицо ладонями, гладит, наклоняясь для поцелуя. Раз Агеро сейчас вмешиваться не будет, то можно наконец сделать всё не спеша.

Можно идти к близости неторопливо, с расстановкой, без особого желания переходить к ней. Сосредоточиться на поцелуях и лёгких прикосновениях, не гонясь за ярким удовольствием. Смакуя.

Баам и смакует. Проводит по закаменевшей спине, Агеро слегка прогибается под ладонью. Проводит и по груди, давая пальцам ощутить и плотную ткань, и тело под ней. Замирает, отстранившись.

Агеро не открывает глаз, ожидает поцелуя приоткрыв губы. Который ему не дают. Тяжёлое дыхание сбивается, когда Баам ловит ладонь, устроившуюся на его ноге, и через торс ведёт сначала к плечу, затем, медленнее, к шее, затем, совсем тихо, к щеке. Он ведёт, вслушиваясь в реакцию. И свою, и чужую.

Агеро неосторожен с желаниями. Он хочет выпустить демона из шкатулки, и он этого демона получит.

Агеро распахивает глаза, когда он трётся щекой о ладонь на своей щеке. Если он хочет это сделать — он сделает. И улыбнётся затем чужому удивлению — до чего же лицо стало забавным.

Следующий поцелуй отдаёт лёгкой беззаботностью, которая сквозит в улыбке Баама. Дал поцелуй, который Агеро так хотел, да не такой, о каком тот думал. Лёгкий, ласковый, даже дразнящий из-за чужой распалённости. Заставляет подаваться навстречу, пытаться углубить, прижаться губами, чтобы получить больше, жарче, ярче, чтобы сгореть.

Агеро и пытается. А Баам лишь шире улыбается, отстраняясь от ударившего жаром напора. Не давая ему подпалить и себя. Вид у Агеро ещё более забавный — недоумевает, растерян.

«Разве не этого ты хотел, мой возлюбленный грешник?», со странной лёгкостью думает Баам. «Ты — слушаешься, изображаешь благоговение, и, возможно, впервые в жизни, делаешь то, что делают священники — отдаёшь всего себя своей вере. А я… принимаю это. Веду. Делаю то, что хочу. Как хочу. Когда хочу.»

Голова Баама готова закружиться. Агеро же наоборот, приходит в себя. Удивление сходит, обнажая любопытство — и что же будет дальше? Такое же непринуждённое, как и сам Агеро в подобные моменты.

Баама так и подрывает притянуть к себе, процедить сквозь зубы с злым страхом, прикусывая челюсть: «Любопытство сгубило кошку, не будь это я, будь это обычный демон, тебе бы сейчас не было так весело!»

Но он знает, что услышит в ответ.

«Не будь это ты, я бы и пробовать не стал».

Потому только вздыхает, пропуская два пальца между шеей и воротником церковной робы. Даже в ночную вылазку, когда никто не мог увидеть, нарядную. Он тянет, не церемонясь с тканью, наверх и на себя, притягивая ближе.

«А вот и плавность движений исчезла.»

Приходится поёрзать, освобождая место, чтобы Агеро мог поставить сначала одно колено между его, а затем и второе. Баам не перестаёт тянуть воротник, заставляя придвигаться всё ближе и ближе. За спиной словно раскалённая печка. Хоть жар и утихает, но слишком медленно. Слишком много святости накопилось в статуе.

Даже остановившись, Баам не успокаивается — тянет, привлекая для поцелуя. А затем ещё одного. И ещё. Неторопливые. Тягучие. Ласковые. В губы. Такие, какие больше всего нравятся Бааму. Не шустрые укусы в шею, не страстное столкновение языков, не мягкие поцелуи в лопатки, словно капли дождя. Они ему тоже нравятся, но такие, словно десерты или нежные вечера наедине, ему нравились больше всего.