Агеро оказывается настолько активным, что Баам не успевает обдумывать каждый его шаг. Благо, он справляется без чьей-либо помощи — уже постфактум Баам узнаёт о нескольких сделках и знакомствах, которые были заключены и исполнены прямо на званом вечере.

Через неделю Агеро, окончательно отойдя от произошедшего, буднично спрашивает его:

— Скажи, ты носишь тот бутылёк с собой или оставляешь дома?

Баам кашляет.

— Господин Кун!

— Тебе не хочется?

— …дома, — помедлив, отвечает он.

Откладывая тарелку с едой, Агеро смотрит на него. Взгляд жжёт словно железо палача.

— Тогда…

— После банкета через два дня. — Баам мысленно морщится, думая, как придётся выравнивать чужое эмоциональное состояние кошмарами. На уровень сильнее, чем раньше.

Агеро кивает, расплываясь в ещё более широкой улыбке.

***

Разумеется, Баам приходит растянутым. Делать это одному после расслабляющей ванны оказывается более, чем неловко, но, он уверен, он не выдержит сейчас то, что мог бы сделать с ним Агеро из простого любопытства. Не выдержит то, что Агеро мог придумать для того, чтобы отвлечь его.

Баам не знает, каким чудом его руки не дрожат, когда он выкладывает презервативы и смазку на тумбочку. Объяснение не затягивается. Коротко — указав на одно, чуть длиннее — указав на другое. Кровь стучит в ушах, когда Агеро целует его, медленно расстёгивая рубашку.

— Обычно перед этим идёт растяжка, но сейчас… — Баам резко вдыхает, когда Агеро, закончив с рубашкой, принимается за штаны. — Сейчас вам не нужно об этом беспокоиться.

— Демонические штуки? — Агеро бросает на него короткий взгляд. Обычно это означало «Объяснишь позже, как это работает?», и Баам действительно объяснял. Но на этот раз ответ был проще.

— Я подготовился самостоятельно.

Агеро выглядит немного расстроенным. Бормочет еле слышно:

— Хотел бы я это видеть.

Баам сглатывает, представляя, как к и без того неловкому положению добавляется чужой взгляд, впитывающий реакцию. «…если хотите», думает он, отводя взгляд, чтобы не покраснеть, «увидите, если хотите. Но позже». Когда сам Баам привыкнет к подобному, когда не будет желание замереть, не зная, что делать — что хочется или что должен? А что он должен?

Агеро распахивает рубашку на его груди, закончив со штанами. Любуется, проводит ладонью, отодвигая рубашку ещё дальше. Поглаживает, с удовольствием давая рубашке сползти с плеч на локти. Баам поворачивается, намеренно выдыхая в чужой висок. Агеро отвлекается.

Короткий поцелуй позволяет ему перевести дыхание, пока чужие руки не подцепят трусы, стягивая и их. Агеро делает шаг вперёд, вжимаясь в него, и он, с спутанными штанами ногами, теряет равновесие, падая на кровать. Чужой взгляд наливает тело тяжестью, скользя по отпечаткам одежды, по редким шрамам, по таким же редким родинкам. Баам вспоминает, что Агеро впервые видит его без одежды — раньше он раздевался уже тогда, когда Агеро было не до того, чтобы разглядывать.

Осторожно, словно боится, что от слишком сильного прикосновения Баам развалится, словно карточный домик, Агеро касается его тела. Проводит кончиками пальцев, вздрагивая, когда грудь под его рукой движется вверх, вбирая воздух. Зрительный контакт, неожиданный для них обоих, заставляет замереть. Не сразу, но Агеро, замерший с рукой над его сердцем, опускает руку, чтобы ощутить ладонью рёбра.

Рёбра, рой небольших шрамов на животе, которые Агеро гладит большим пальцем, талия, где рука и остаётся. Ряса падает на пол, прикрывая ноги, ещё стеснённые обувью. Агеро переступает через неё, но не спешит снимать остальное, словно повторяя то, что делал в прошлый раз Баам.

Он ощущает себя мышью под взглядом змеи. Очень голодной змеи. Ладонь, скользящая по бедру, оставляет горящий след, в который подливает бензина взгляд. Почти не моргающий. Любующийся. Собственнический.

Бааму кажется, что ещё немного, и этот взгляд разденет его до костей.

Агеро гладит его, изучая каждый изгиб, каждую кость, каждый шрам. К моменту, когда, удовлетворив свои руки, он склоняется, чтобы повторить изученное губами, Баам со смущением отмечает свой стояк, упирающийся в чужую рубаху. Замечает не он один — на пару секунд Агеро отстраняется, быстро стягивая оставшуюся одежду.

Кожа к коже прижиматься намного приятнее, Баам понимает его логику. Но из-за неё же и прикусывает щёку изнутри, чтобы не выдать волнение дыханием. Замирает, пока Агеро наслаждается, прикусывая его кожу, облизывая, задумчиво обводя пальцем, трясь щекой, сжимая ладонью. Пока, как бы невзначай, трётся животом или грудью о него, тут же бросая внимательный взгляд — застонал ли?

Баам и хотел бы, но держит маску, снисходительно опуская руки на бледные лопатки. Сдерживается от того, чтобы вцепиться в чужой затылок и притянуть для поцелуя, с трудом сдерживает ноги от попыток закинуть их на чужие бёдра, даже не решаясь снять ботинки с них.

Агеро переступает через его штаны, словно невзначай спуская руки к напрягшимся коленям. Ощущая давление, побуждающее его раздвинуть ноги шире, Баам сжимает зубы, чтобы не выдать волнение иначе, и бросает красноречивый взгляд на тумбочку. С любопытством Агеро вертит в руке упаковку. Судя по всему, не помня, как её открывать.

— Надорвите между зубчиками, — шепчет Баам, мысленно приказывая выступившему румянцу исчезнуть, пока его не заметили.

Короткий кивок, шуршание. Он прикрывает глаза, еле слышно выдавливая:

— Пожалуйста, не забудьте о смазке.

Шёпот в самое ухо заставляет подкинуться с резким вдохом — игривый, хрипловатый, он обдаёт ухо горячим дыханием, вызывая ворох мурашек:

— Как бы я мог, Баам.

Видя только потолок, ощущая губы прямо на бьющейся жилке на шее, руки, придерживающие его за бёдра, он сам не замечает, как начинает мелко выдыхать и вдыхать, выгибаясь от волнения, нетерпения, от ощущения уже приставленного члена.

Короткое:

— Я вхожу.

И Баам неосознанно впивается ногтями в чужую спину.

Подрагивает, выдавая волнение дыханием. Возможно, ему стоило потратить больше времени на растяжку — с собой он особо не церемонился, решив закончить побыстрее. Агеро тоже замирает, горячо дыша ему в шею. Это не длится долго — минута, и он выходит, снова входит. Наблюдает за Баамом, сдержанно хмурящегося своим мыслям.

«Верно. Это-то я и не объяснил».

— По… Попробуйте войти под другим углом, — ему приходится зажмуриться, чтобы сказать это. Говорить всё ещё неловко до невозможности, но это его недосмотр, он и должен исправлять. — Есть… определённая точка, которую можно простимулировать через прямую кишку. От неё и… такие ощущения.

Чёрт. Ещё слово и он не сдержится и закроет лицо руками от стыда. Он не может говорить о таком. Не тогда, когда сам он раздет и возбуждён, а любимый человек перед ним медленно движется, пытаясь найти точку, о которой он говорит! Не тогда, когда кожа ещё горит от чужих укусов! Не тогда, когда хочется не то свести колени, не то раскинуть, закинуть на чужую поясницу!

Агеро кивает, перехватывая его удобнее. Смущают, отдаются возбуждением ощущения. Не удовольствие, но нечто инородное, скользящее внутри. Инородное и в то же время знакомое — сколько раз до этого он касался рукой? Баам ёрзает, бросает взгляд на сосредоточенного Агеро — тот подавлять чувствительность не умел, выдыхая тихие стоны с каждым движением.

После очередного бесконтрольного движения навстречу Баам содрогается, тихо вскрикивая. Секунда молчания, в которую он пытается осознать свалившиеся на него ощущения, прерывается чужим толчком, заставляющим снова вскрикнуть. Не давая опомниться, Агеро с энтузиазмом вытягивает из него вскрик за вскриком. Баам не замечает, как после нескольких коротких «А!» из его рта вылетает такое же обрывистое «Агеро!».

Возможно, в этом вскрике выразилось возмущение, просьба помедлить, дать прийти в себя, но прозвучал он совершенно иначе. Интимно, почти беспомощно, пропитано удовольствием, почти просяще. Агеро замирает на мгновение, давая Бааму короткую передышку, и только тогда тот осознаёт. «Агеро». Не «господин Кун».