Баам цепляется за ощущение одежды на себе как за якорь. Агеро движется навстречу, всхлипывает, вскидывается, непривычный к тому, что не может прижаться к Бааму всем телом, что он не нависает и не нависают над ним. Агеро запрокидывает голову, подставляя красную от укусов шею. Агеро не может даже стонать из-за темпа, что задал Баам, не то, что спрашивать о чём-то или умолять.

Агеро сжимает зубы на его языке, когда он вводит четвёртый палец.

Баам прижимается лбом к влажной от пота коже, почти вслух моля потерпеть. Не то Агеро, не то себя. Время тянется и тянется, но Баам не решается повернуться к тумбе, как бы не хотелось наконец закончить эту мучительную прелюдию. Чужой совет ещё стоит у него в ушах — лучше перестараться с растяжкой, чем оставить нерастянутым.

Когда и его терпение кончается, он отстраняется, с трудом отцепляя от себя чужие руки, пытающиеся притянуть обратно, и вытирает пальцы, пытаясь прийти в себя достаточно, чтобы вспомнить, что делать дальше. Агеро молча наблюдает за ним. Сглатывает, когда Баам непослушными пальцами расстёгивает рубашку. Пальцы становятся совсем непослушными, когда чужие глаза провожают их до пряжки ремня.

Видя, как замешкался Баам, Агеро поднимает взгляд. Бесстыдный. Прошибающий жаром. Зовущий.

Бааму кажется, что он слышит своё имя среди частых вдохов. Хриплое, обессиленное. Он краснеет, повторяя себе, что ему лишь кажется.

После снятия штанов всё идёт быстрее. Агеро молчит, видимо, наслаждаясь зрелищем, а Баам, глубоко вдохнув, возится с презервативом, чуть не выдавливая всю смазку разом, когда снова ловит на своих руках чужой взгляд. Не сразу вспоминает, что в мире живых нет даже материалов, из которых сделаны упаковки, не то, что содержимого. Не в том виде, в котором оно существует в Аду.

Баам не знает, до вопросов ли сейчас Агеро, но решает не испытывать судьбу, забираясь на кровать сразу, как заканчивает приготовления. Мягко гладит согнутое колено, отклоняя в сторону. Агеро, хоть и не с первого раза, привстаёт, опираясь на локти. Наблюдает за тем, как Баам мимолётом прижался губами к его колену. Кивает на смятое предупреждение.

— Может быть больно.

Баам нависает. Замирает, ловя чужой взгляд.

И входит, прикусывая чужую ключицу.

Приятно. Особенно после того, как долгое время он просто наблюдал. Приятно настолько, что он боится шевелиться, боясь сделать больно. Но прежде, чем он успевает проверить выражение чужого лица, Агеро… подшпоривает его пятками.

Прежде, чем осознаёт это, он слышит:

— Баам, быстрее.

Агеро оказывается слишком возбуждён для того, чтобы просто ждать. Баам старается двигаться медленно, старается не сжимать чужие бёдра до чёрных синяков, старается вспомнить, под каким углом нужно входить, и не уверен, преуспевает ли хоть в чём-то. Пытаясь сосредоточиться, он целует чужие плечи.

А потом, словно вспышкой, вспоминает, что умеет подавлять чувствительность.

Не сразу, но он приходит в себя. Самообладание шатается, когда, отстранившись, он видит искусавшего губы Агеро, но остаётся на ногах. Шаг за шагом, осторожно.

Расслабить руки. Погладить чужой бок. Опереться.

Замереть. Подгрести ткань под поясницу. Опереться второй рукой.

Ещё раз посмотреть на медленно сходящего с ума Агеро. Поцеловать.

Хоть и не сразу, но он добивается судорожного стона. Ловит губами ещё один, следующий, еле успевает отстраниться, когда Агеро сжимает зубы, а затем стонет сам — даже с подавленной чувствительностью ощущений слишком много, особенно когда Агеро цепляется и хаотично гладит.

В холодной, не успевшей прогреться после открытия окна комнате жарко. Баам смаргивает, ощущая, как застыла на носу капелька пота, скатившаяся с волос. Агеро поворачивает голову, притягивая его к своей шее, ещё раз касаясь рогов, словно играясь с их вязкостью. Ничего не соображая, он слышит своё имя, прошибающее, словно молнией.

— Баам!

Мысли путаются, отскакивают от черепной коробки, так и норовя развалить её. Смущение клубится густым туманом, от которого не хватает воздуха, даже несмотря на то, что ему не нужно дышать. С каждой секундой подавлять чувствительность всё сложнее, и с истерическим смешком Баам думает, что, видимо, сама близость займёт меньше времени, чем приготовления к ней. Смотря на извёдшегося, напряжённого до предела Агеро он думает, что это и к лучшему.

Ему и самому кажется, что ещё хоть минута, и сгорит.

К моменту, когда Баам мимолётом гладит чужой живот перед тем, как начать надрачивать в темп движениям, он уже ничего не контролирует. Сбивается, когда колено скользит при особо сильном толчке, мычит, вжавшись губами в чужую шею. Ощущения ослепляют, заставляя жмуриться и выбросить из головы все мысли. Зажатая между их телами рука приостанавливается, ощущая излившуюся влагу, а сам Баам не замечает, как вцепляется зубами в плечо, осознавая это лишь после того, как, не отстраняясь, попробует прийти в себя.

Агеро под ним тяжело дышит, это можно ощутить не поднимая головы. Слабо тянет обратно, когда он пытается отстраниться. Жар уходит, смывается волнами усталости. Почему-то невыносимо важным кажется прижаться губами к чужим перед тем, как всё же отлипнуть от чужого тела, так же медленно остывающего.

Присев, Баам едва не падает снова, так сильно кружится у него голова. Убирает мусор в приготовленный мешочек, ещё раз оглядывается на Агеро, утирающего пот со лба, и достаёт ещё одну салфетку, чтобы вытереть чужой живот. Потом ещё одну — протереть чужое лицо. От прохлады и лёгкого мятного запаха Агеро устало стонет, прижимаясь к ладони. Сердце Баама делает кульбит, спотыкаясь о внезапно хлынувшую нежность. Он наклоняется, урывая короткий поцелуй.

Агеро всё ещё с закрытыми глазами, обвивает его шею, когда Баам поднимает его на руки, чтобы нырнуть под тяжёлое одеяло. Скоро остатки тепла вымоются расслабленностью, и лучше успеть нагреть место до этого.

Баам засыпает, переполненный впечатлениями, обнимая Агеро руками и ногами.

***

На следующий день Агеро долго не отпускает его, то лениво целуя, то закидывая вопросами, то молча любуясь. Баам, еле продравший глаза, только и может, что напоминать, что если Агеро не встанет, то его схватятся и начнут искать. В ответ он слышит беспечное:

— Просто скажу, что заболел. Мне не в первый раз, Баам, лучше иди сюда.

Он лишь прикрывает глаза, сдерживая краснеющие щёки — снова вспомнил о ночи. О том, что они ночью делали.

— Господин Кун, — бормочет непослушными губами, до конца не веря, что и правда… — Вам, прошлой ночью вам было приятно?

Тот трётся носом о его, наконец сумев прижать собой к кровати, не давая сбежать. Замирает, смотря в щёку.

— Приятно.

И замолкает. Погружается в мысли, из-за чего Баам делает вид, что не замечает руки, массирующей его волосы.

— Очень приятно, Баам, — кивает своим мыслям Агеро. — А тебе?

— Тоже, — выдыхает он, жмурясь.

— Поменяемся в следующий раз?

— Хорошо.

«Следующий раз» вертится в его голове, пока он не осознаёт. Осознаёт, что этот «следующий раз» будет. И тогда эмоции снова переполняют, заставляя вывернуться из чужих объятий: ещё немного, и разнежится окончательно.

Не сейчас. Может не через неделю или месяц, но будет. Теперь точно.

— Баам, это ведь была просто кишка, почему было так приятно?

«О нет».

— Баам, а оно скользило из-за той штуки, что ты принёс?

«О НЕТ».

Не дожидаясь третьего вопроса, он наклоняется, быстро затыкая Агеро поцелуем.

***

Едва попытавшись встать, Агеро резко меняется в лице.

— Баам.

— Да, господин Кун?

— Не хочешь поносить меня на руках денёк-другой?

— …Хорошо.

Баам должен был догадаться, что остались вещи, о которых его не предупреждали. И, раз он стал причиной, то и расхлёбывать ему.

Но что-то подсказывает ему, должно быть неприлично довольное лицо Агеро, что не только в дискомфорте дело было.

***

«Следующий раз» наступает быстрее, чем он ожидает. Пару дней Агеро валяется, чуть не мурлыча при каждом его появлении, но, едва встав, горным козликом мчится вершить великие дела, чуть не забыв застегнуть воротник. Баам панически ловит его у дверей, тянет к зеркалу и молча показывает на виднеющиеся под воротником бурые пятна. Объяснение короткое — да, от укусов. Да, пройдут. Да, вы всё правильно поняли.