— Вставай, оладушек! Нам в школу через час. А надо еще поесть и вернуться в божий вид. — Я улыбнулась, видя, как Паша искусно изображает только что проснувшегося воробушка: весь такой встрепанный и с осоловелым взглядом.

— Что? Злобина, какие уроки? Ты че такая бодрая? Вчера же в говнище была!

— Наследие отца-алкаша! — Улыбаюсь я и сладко потягиваюсь. Господи, как же хорошо и спокойно. Безопасно.

— Рудюш… — Заискивающе тянет он, пряча лицо в подушке, но все равно продолжая лукаво посматривать на меня одним глазом. — А сделаешь бутеры? В холодильнике все есть.

Я с сомнением кошусь на парня, но, вздохнув и закатив глаза, поднимаюсь на ноги, одергивая края задравшейся майки.

— Если через пятнадцать минут не выйдешь кушать — я оболью тебя холодной водой, и в школу ты пойдешь голодный!

— Заметано. — И он просто отворачивается лицом к стене. Скотина!

Через сорок минут, когда мы с Пашей, как обычно отписывая друг другу незлые шпильки стояли в курилке, мне в контакте пришло сразу два сообщения от тех двух людей, которые вместе могли написать мне только в случае апокалипсиса.

Виктория Плохова:

«Руди, тут полный пиздец!»

Диана Валвенкина:

«Злобина, тебе лучше прямо сейчас бросить все свои дела и явиться в класс. Тут дичь что происходит!»

Бросив нервный взгляд на Пашу, выкидываю недокуренную сигарету прямо на землю и срываюсь на бег, чтобы увидеть реальный пиздец.

========== 4. “Добей” ==========

По коридорам школы я неслась полная решимости как минимум убить кого-нибудь.

Как же она достала! Господи, кто бы просто знал, как она мне настоебала со своими пакостями! Так сложно оставить меня в покое? Сука! Забрала Антона, мое сердце, так сиди, блядь, с ним и не выебывайся! Нет, надо показать свое я!

Не знаю, может, у меня по пути к классу выросли рога, но малышня передо мной буквально разбегалась в разные стороны, стараясь прижаться к стенам, лишь бы я не зацепила их. А я была слишком не в состоянии, чтобы обращать на это внимание.

И как назло, кабинет находится на четвертом этаже, так что когда я взлетела по лестнице, я выглядела как разъяренная фурия, не меньше.

И лишь у класса остановилась и выдохнула. Нельзя показывать свою слабость. Никому нельзя! Иначе сядут на шею и ножки свесят, поэтому я, улыбнувшись свей самой мерзкой и презрительной улыбкой, спокойно открыла дверь класса, чтобы увидеть… Себя. Голую. На вульгарных красных простынях в невероятных позах. Фото этой порнографии были расклеены по всей огромной доске.

Одноклассники, стоило увидеть меня, стоило только поймать мой взгляд, не сулящий не то что ничего хорошо, даже плохого я не обещала, сразу пиздец, попрятали виноватые морды и расползлись по своим местам, оставляя Валю одну. Совсем одну, потому что Антона сегодня не будет. Я знаю это, потому что вчера у его младшего брата был день рождения, и в эти дни Антоша никогда в школе не появляется. Но она, видимо, не знала этого и ждала его протекции, когда я соберусь сделать то, что должна.

— Знаешь, что, Валюш, — сладко тяну я, медленно, словно змея, приближаясь к ее парте, — это уже переходит все грани дозволенного. И недозволенного тоже. Я уже предупреждала, что еще одна выходка — по стенке размажу. Так вот, свой лимит моего терпения ты только что исчерпала. — Она втянула голову в плечи, покрытые модным нынче платьем с отрытыми плечами, уткнув тупой взгляд в столешницу. — А что же ты мне в глаза не смотришь, солнце? Боишься? — Прошипела ей на самое ухо, потому что от бешенства язык скользил между зубов, выдавая реальное шипение. Звучит жутко. На самом деле жутко. — И правильно делаешь. — Когда я положила холодную руку ей на затылок, Валя вздрогнула и на секунду подняла свои щенячьи глаза, но лишь на секунду, чтобы увидеть мою довольную улыбку и движение бровей, после чего последнее, что она увидела за тот учебный день — дерево парты.

Я никогда не церемонюсь с подобным. Можно делать что угодно, но честь мою трогать не стоит. Никогда.

По парте начала расползаться небольшая лужа крови, а потерявшая сознание девчонка аккуратно сползла по парте, оставляя за собой кровавый след.

— Фото эти уберите и сожгите. Блядский фотошоп. И тело это в медпункт отнесите. — Поморщилась я, и парни сразу же кинулись убирать этот фарш. — Итак, класс, я искренне надеюсь, что после сегодняшнего дня не возникнет желающих повторить её судьбу. Пожалеете, что на свет появились. — Прониклись, кое-кто даже сглотнул. Я умею угрожать. И угрозы я свои исполнять умею.

Диана, поймав мой беглый взгляд, уважительно кивает, признавая правоту моего поступка. Еще бы!

К тому моменту, как запыхавшийся Паштет влетел в кабинет, я уже сидела рядом с Викой и обсуждала какую-то чушь, держась за руки. Он лишь обвел взглядом притихший класс, говорить в котором могли позволить себе только мы с Викой, покачал головой и уселся на свое место, даже не посмотрев на меня. Это было обидно, но внимания не стоило, так что я, бросив на него мимолетный взгляд, вернулась к обсуждению какой-то понятной только нам с Викой чепухе.

— Че, Руди, какие планы на вечер? — после уроков спросила Вика, сидя на нашей любимой лавочке в курилке, которую мы лично сюда притащили.

— Никаких, — вздохнула я, — я сегодня работаю. Много дел надо сделать. Начало года, в Ромашке всегда в это время форменный пиздец.

— Останешься там на ночь?

— Ну да, куда мне еще идти? Не домой же мне идти! — Хохотнула я, но смех этот вышел каким-то горьким и даже обиженным.

— Ты всегда…

— Могу переехать к тебе. Бла-бла-бла, — отмахнула я от подруги, даже не дослушав. — Я это прекрасно знаю, и знаю, что тёть Оля и дядь Дима примут меня как родную. Но мне и так нечем расплатиться с тобой за то, что ты сделала для меня. А уж с этим я точно по гроб жизни не расплачусь. Так что, Вик, угомони свои таланты. Сама разберусь. Не маленькая.

— Но идиотка та еще, — вздыхает подруга, понимая, что переубедить меня — гиблое дело. Точнее, поняла она это примерно на пятой минуте нашего знакомства десять лет назад, но принять до сих пор не может.

— А иначе ты бы меня не любила, — улыбаюсь я, выкидывая окурок в урну.

— Идиотка, — улыбается девушка, и в этой улыбке я вижу всё добро и ласку, что есть между нами. А их очень и очень много.

Обычно, когда я появляюсь в Ромашке, местном детском саду, там целая прорва народа: всякие няньки-воспиталки, гора малышей разного возраста, но не сегодня. Сегодня была вообще странная картина — я не встретила ни одной знакомой маленькой мордашки в окне, скажу даже больше, я видела несколько старших подростков, что очень сильно меня напрягло. А на этаже ясельной группы, где я обычно и ошивалась, вообще было всего лишь два малыша, и то года по три.

— Зина Эдуардовна, — я тормошу старую воспитательницу по плечу, пытаясь понять, что за дичь тут вообще происходит и вопросительно смотрю на женщину.

— А? А, Рудиславочка, ты пришла!

— Ну да, сегодня моя смена. Что это за ноу-хау такое? — и я вопросительно киваю на всего лишь две занятые кроватки.

— А? А, Рудиславочка, тебя же четыре месяца, считай, у нас не было. Мы больше не детский сад, девочка, мы теперь детский дом, — сочувственно говорит она, посматривая в сторону спальни с малышами. — Я уж не знаю, почему так вышло, но, говорят, за это платят больше. Да и нам всем подняли зарплаты. Малышей пока всего двое, десять из средней группы и человек одиннадцать из старшей группы. Есть даже ровесники твои.

— Ну ничего себе! — потрясенно выдохнула я, тоже смотря на мирно спящих девочек. — А мне теперь что делать?

— Карина Михайловна сказала, что твои обязанности никак не поменяются — точно так же будешь помогать по мелочи, присматривать по мере сил и выгуливать их. Иногда будут забирать и на более старших деток.

— Нда, — цокнула языком, недовольно кривя губы, — то-то в тихий час тут настолько шумно.

— Ну, а что поделаешь, Рудиславочка, работа такая! — Пожимает плечами женщина, украдкой смотря на время. — Ох, тихий час закончился. Ты, девочка, беги в столовую, как обычно, а я подниму их. Потом погуляешь с девочками, а вечером мы смотрим кино и спать.