Она изо всех сил старалась не показать подруге, что те же страхи за судьбу Средиземья терзают и её. Перспектива оказаться рабой Саурона принцессу явно не устраивала, особенно, если майя удастся вернуть себе своё тело. Аэлин слишком хорошо знала, что ждёт её лично в этом случае.
— Так значит, ты отправишься в Ривенделл? — вдруг спросила Эовин. — Почему ты не можешь остаться здесь, со мной? Мы могли бы вместе дождаться возвращения наших…друзей?
— Я дала слово Гэндальфу, что покину Рохан, — тихо ответила Аэлин.
Она не хотела пугать подругу и рассказывать о том, какие у Врага планы в отношении принцессы Лориэна. Гэндальф предупредил её — никто в Рохане не должен об этом знать.
— Как жаль… я так привыкла к тебе. Никогда не думала, что мне доведется так близко подружиться с эльфами! — опечалилась Эовин.
— До встречи с тобой я совсем не знала людей, кроме Арагорна и Боромира, сына наместника Гондора. Он тоже был хранителем, но погиб от руки орков Сарумана. И я очень рада, что встретила такого друга, как ты!
Эовин поведала принцессе и о том, как она мечтает сражаться на поле брани рядом со своим королём и братом, мечтает сама защитить свою страну, словно девы-воительницы из старинных легенд Марки. Она призналась, что хочет тайком смешаться с воинами рохиррим, надев мужское платье, и направиться в Минас Тирит.
Аэлин вполне могла понять мотивы такого желания, она и сама совсем недавно мечтала лично сразить Саурона, пока не осознала, что её сил не хватит для этого. А Эовин ещё не понимает, как опасна её задумка.
Полночи Аэлин потратила на то, чтобы отговорить девушку от безумной идеи, но всё её попытки разбились о знаменитое роханское упрямство царевны, сделавшее бы честь и самому лесному королю! И Аэлин сдалась, пообещав никому не выдавать тайны Эовин.
— Так, значит, ты струсила? Так и не выяснишь, отчего принц избегает тебя? — вдруг спросила Эовин, резко меняя тему разговора.
— Дело не в трусости. Мне, кажется, известно, почему он это делает… — прошептала Аэлин. — Он думает, что я делила ложе с Халдиром. В его глазах я опозорена, ведь мой жених пал до свадьбы. А значит — недостойна принца…
— И ты не хочешь переубедить его? — изумилась Эовин. — Ты же сама сказала, что любишь?
— Переубедить? — горестно усмехнулась Аэлин. — Каким образом? Девушка может доказать свою невинность лишь одним способом, я уже однажды чуть не совершила такую глупость и больше не сделаю этого. Да и не нужен мне мужчина, который поверил словам других, а не моим!
В голосе Аэлин звучали гнев и боль одновременно. Она действительно до сих пор не могла простить любимому их последнего разговора в Лориэне, когда Леголас обвинил её в том, что она была близка с Халдиром.
Эовин молчала, ибо возразить было нечего. В конце концов, она и сама бы отказалась от подобной любви, когда избранник сомневается в твоей честности. Жаль, они были бы красивой парой…
Пожалуй, у них с Аэлин действительно много общего, взять хоть несчастную любовь!
Расставшись с подругой лишь под утро, сонная Аэлин побрела в свою спальню, чтобы подремать хоть несколько часов.
Дворец, похоже, и не думал отходить ко сну: мимо Аэлин торопливо сновали туда-сюда воины, перенося куда-то оружие, конную сбрую, мешки с припасами для армии и боевые стяги. Медусельд лихорадило от спешной подготовки, ибо король дал на неё всего три дня.
Глаза всех воинов снова горели тем самым воинственным огнём, что есть в крови у каждого мужчины: жаждой войны. И утоление этой жажды им было нужно также сильно, как утоление страсти к женщине. Занятые своими делами, рохиррим даже не замечали принцессу, молча бредущую по коридорам Медусельда.
Глядя на эту будоражащую суету, Аэлин вдруг расхотелось спать, и она решила навестить своих друзей: они ведь тоже наверняка готовятся к походу. Для чего ей было это нужно, она и сама не знала, возможно, это был лишь повод увидеть принца. Ноги сами принесли её к комнате, что была отведена Гимли и Леголасу.
Сама не зная, для чего она пришла именно сюда, а не к Арагорну, например, девушка остановилась в нерешительности.
Может быть, лучше уйти?
Она, конечно, дала себе слово поставить все точки в отношениях с принцем до того, как покинет Рохан, но её девичья гордость восставала всеми силами против этого.
Дверь была чуть приоткрыта, и вдруг до неё донесся голос Леголаса. И Аэлин замерла, не в силах поверить в услышанное.
— Я действительно отправил письмо Тауриэль, Арагорн! — голос принца звучал сердито и упрямо. — Если она согласится, мы поженимся сразу после окончания войны!
— Зачем тебе этот союз? — пораженно спросил Арагорн, невольно повышая голос. — Разве твоя любовь к Тауриэль всё ещё жива? Ты же сам говорил, что вы с нею давно уже только друзья!
— Она — моя первая любовь! — запальчиво возразил Леголас. — А значит, мы вполне поладим с нею. Я знаю её много лет, она красива, верна своему королю, отважна… словом, достойна стать принцессой.
— Первая любовь! — хмыкнул Арагорн. — Вообще-то, предполагается, что у эльфа может быть лишь одна любовь!
— Вот именно! – сердито подтвердил его слова принц. — Я решил жениться по любви.
Арагорн шумно выдохнул, всё более отчаиваясь переспорить настырного друга.
— А что же с Аэлин? — тихо спросил он. — Ты вот так просто отпустишь её? Халдир пал, и твоя любимая свободна! Никак не пойму, что за ересь ты несешь про союз с Тауриэль? Значит, тебе понадобилось всего-то семьдесят лет на то, чтобы вспомнить, что именно она — твоя единственная любовь?! И при этом так, между делом, заморочить голову принцессе из соседнего королевства?!
Голоса мужчин становились всё громче, и ссора начинала приобретать опасные обороты. Арагорн был поражен извращенной логикой принца, ему самому никак не могло бы прийти в голову покинуть любимую, тем более, если препятствий для того, чтобы быть вместе не существует.
При всей своей преданности другу, Арагорн был страшно зол на Леголаса, который уперся в своей непримиримой глупости и не желал слушать доводов ни разума, ни собственного сердца. Арагорн молил всех Валар, чтобы Тауриэль оказалась мудрее своего принца и просто отказала ему.
— Леголас! – Арагорн попытался воззвать к нему в последний раз. — Ты пожалеешь о том, что пошёл на поводу у собственной гордыни и ревности! Ты потеряешь Аэлин окончательно.
— Мы уже говорили с тобой о ней, и я не стану повторяться! — отрезал Леголас, отвернувшись от друга и хмуро глядя в окно. — Я принял решение, Арагорн! Когда-нибудь ты поймешь.
— Пойму?! — кулак Арагорна резко опустился на стол, стоявший посреди небольшой комнаты. — Да будь я проклят, если я когда-нибудь пойму твоё эльфийское высокомерие и непроглядную глупость! Ты прав, Аэлин будет лучше без тебя! Я сам посоветую Элронду выдать её за Глорфиндела!
Удар был ниже пояса, и Арагорн это знал. Но в этот миг Леголас настолько вывел его из равновесия, что ему впервые захотелось вправить принцу мозги не только словесно, но и вполне физически. На очень краткий миг в синих глазах принца промелькнула боль, но он лишь скрипнул зубами, продолжая упрямо молчать.
Арагорн глядел на него и никак не мог осознать: неужели это тот самый Леголас, способный безрассудно рисковать жизнью ради друзей, долга, своей родины, сражаясь со злом Саурона? Тот самый, безупречный принц, благородный, искренний? Каким образом у него получается мгновенно превращаться в бесчувственного и надменного ревнивца, как только речь заходит о любимой девушке?
Леголас побледнел от гнева, глаза его метали молнии. Обстановка в комнате накалялась, и Арагорн счёл за благо прекратить этот бесполезный спор. Он метнул на друга уничтожающий взгляд и молча покинул комнату, резко распахнув дверь, и даже не заметив вовремя прижавшуюся к стене Аэлин.
Дверь в комнату громогласно захлопнулась, да так, что стены дрогнули. В этом был последний невысказанный аргумент Арагорна.
Аэлин едва не убило то, что она услышала… Она только сейчас поняла, насколько была подсознательно уверена в том, что любимый больше не расстанется с нею.
