— Но ты и нужна мне именно такой, какая ты есть, Аэлин — упрямой, несговорчивой, порывистой, способной довести меня до бешенства, но, при этом, неизменно любящей меня! Я каждый раз удивляюсь, насколько тернистый путь прошла наша любовь прежде, чем соединила наши души. Мы столько раз разлучались, и каждый раз казалось, что навеки!

— Значит, мы прошли испытание, — прошептала она, обвивая его шею руками. — Это наша судьба…

— Судьба! — ответил Леголас, припадая к алым губам Аэлин в бесконечно долгом, жарком поцелуе.

Вот так и окончилась эта прекрасная история о долгом и нелегком пути к счастью, по которому суждено было пройти этим двоим. Но, чем больше испытаний выпадает на долю любви, тем слаще потом бывает воссоединение душ и тел влюбленных! Ни Леголас, ни Аэлин не жалели ни о чем, из того, что им пришлось вынести ради того, чтобы быть вместе. Сейчас они рядом — единое целое, и так будет всегда, ведь эльфы бессмертны, как и их любовь…

А что же Саурон, спросит, должно быть, читатель? Так и канул в лету?

С момента свадьбы он больше ни разу не явился в сны Аэлин, и она уже стала забывать о нём, о своем страхе и даже о планах «перевоспитания» его души. Так было вплоть до того дня, когда родился её сын. Она так измучилась в родах, что проспала без малого сутки. Сон её был больше похож на беспамятство.

И тогда Аэлин увидела его… Саурона.

Он снова явился ей в прекрасном, светлом облике, окруженный белым сиянием. Майа стоял у колыбели Галдара и внимательно смотрел на младенца.

Аэлин бросилась к сыну не раздумывая, но силы ещё не были восстановлены и ноги её подкосились. Твердая, горячая рука Врага поддержала её. Он смотрел ей в глаза и улыбался, а в её душе поднимался липкий страх.

— Уходи! — выдохнула принцесса. — Оставь моего сына в покое.

— Он так прекрасен, — тихо сказал майа, снова переводя взгляд на ребенка. — Он может стать великим. Ты хочешь этого?

Она хотела лишь одного — никогда больше не видеть Саурона, ни во сне, ни, не дай Эру — на яву. Аэлин вдруг набралась смелости и коснулась его руки. Что заставило её сделать это? Она не знала. Она лишь хотела защитить сына, ибо остро чувствовала опасность, исходящую от Врага.

Его рука была такой же теплой, как и её, лишь более твердой на ощупь. О, Эру, как она может так явственно ощущать это во сне? Или это не сон? Тогда что?

— Уходи, — тихо прошептала Аэлин, осторожно сжимая его ладонь, — прошу тебя. Уходи навсегда. Я никогда не буду принадлежать тебе... ни я, ни мой ребенок. Уходи, Майрон…

И лишь тогда он ушел. Его лик становился всё бледнее, призрачнее, а потом пропал вовсе.

Проснувшись, Аэлин так и не смогла тогда понять, сон ли это был или явь, но почему-то она была уверена, что Враг больше не побеспокоит её. Если, конечно, ей не суждено дожить до самой Дагор Дагорат и проверить на собственном опыте, правду ли Саурон говорил о пророчестве Мандоса и возвращении Моргота в Арду…

Но… это уже будет совсем другая история!