— Спасибо, энни, — я облизал пересохшие губы. Чудно она говорила. И останавливаться не собиралась.

— Для меня звание королевы означает не только власть, но и заботу о простых людях, моих подданных. Так было завещано в «Письмах королев». Каждая последующая правительница неукоснительно соблюдает законы, правила, обычаи, этику и этикет поведения, заложенные изначально с первого правителя Ваграма.

— А если энни королеве придет в голову яркая мысль осчастливить мир новыми идеями? — смертнику позволено вольно разговаривать с коронованными особами. И с удовольствием смотреть на хорошенькую королеву в темно-вишневом платье, без такого количества драгоценностей, как на пальцах.

— Охотно отвечу, — подхватила мою игру девушка.

Григ нахмурился и покачал головой. Уж ему-то такое поведение королевы совершенно не нравилось.

Писарь с усердием водил стилом по бумаге, даже высунув язык, чтобы успеть записать бессмертные слова своей госпожи.

— Я могу дополнять в «Письма» то, что принесет пользу моим подданным. Я отвечаю за поступки будущих правительниц. Мои ошибки повлекут за собой гибель страны. Кто же хочет быть проклятым на века?

Неужели у них только женщина может стать королевой? Вот так новость!

— У нас на это смотрят проще, — ответил я. — Каждый правитель отвечает только за себя, за свою дружину, но не более того. Его не беспокоит, что о нем думают, и будут думать дети и внуки. Мне кажется, в этом есть здравый смысл. Он не обременен обязательствами, его не грызет совесть за то, что он мог бы сделать хорошего, но не сумел… Если его душу будет глодать вина за свои ошибки, за которые ответят потомки…

— Посмотри на меня, — королева откинулась на спинку кресла. — Сейчас ты — головная боль Хранителей, а заодно и моя. Предложение Дома Лоран довольно странное, и мы не можем определить, что вам конкретно нужно. В какие сети втягивают Ваграм и весь Союз? Мы не понимаем сути вашей войны.

— Нам действительно нужна помощь всего вашего Союза, — подтвердил я. — Очень на это надеемся. Все наши земли жили по закону свободных отношений, и каждый выбирал себе доминанта по вкусу. А Протекторат пренебрегает сложившимися традициями и нагло захватывает плодородные земли для своих нужд.

— Помощь трех государств? — королева сощурилась, скрывая блеск глаз. — Вы считаете, что Союз Трех безо всяких причин призовет под знамена пятьсот тысяч человек и бросит их против жалкого Протектората? Не много ли самомнения? Нам никто не угрожает, даже степняки и хессы, эти недоразумения природы! Мы очень сильны! Кто дерзнет пошатнуть устои Ваграма, Камбера и Сатура, пусть даже в сговоре с кучей степных отбросов!?

Ого! Королева вся заледенела, произнося свою историческую речь. Я даже ощутил в позвоночнике дрожь и покалывание тысяч иголок. Я знал, что жалкие попытки добиться помощи Союза без убедительных аргументов и объяснений обязательно провалятся. Королева ждала необычных предложений, которые я мог предоставить, пусть даже вопреки строгим запретам Егеря. Мне нужно повлиять на умы знати Ваграма о необходимости взяться за оружие. Только поняла ли королева, что я держу в рукаве? Мои козыри довольно слабые, но пока я пленник — даже они не сыграют. Но ведь Егерь был уверен, что я смогу убедить местных правителей, и предоставил мне вести игру! Но где мой козырь, самый главный? И я рискнул.

Она узнала о Сером Братстве, о тех целях, что преследовало оно, и по мере приближения к тому моменту, как я оказался на благословенной земле Алама, ее глаза распахивались все больше и больше, а писарь не успевал за переводом Грига, лихорадочно царапая мои слова на бумагу, обламывая стило. Его лоб покрылся испариной. Он тоже прикоснулся к тайне. Даже охрана в нишах ожила. Слышался сдержанный говор. Лишь два телохранителя угрожающе молчали. А темнолицый мужчина незримой тенью стоял за моей спиной.

Я не мог обмануть это прекрасное существо. И не только потому, что королева оказалась проницательной и умной. В это мгновение я был уверен, что красоте неподвластны хитрость, обман, интрига. Честность моих слов искала отклик в ее округленных глазах и по-детски полуоткрытого рта. Когда я закончил свой рассказ, Григ пробормотал:

— Энни…

— Тихо, Григ! — властно вскинула руку королева. — Я все и так прекрасно поняла. Чужак утверждает о всеобщей опасности. Скажи еще, иноземец: ваше Братство готово поклясться, что это правда? Такое предложение переворачивает все с ног на голову.

— Серое Братство — это люди, знающие, за что рискуют. Я неплохой воин, но мой наставник не считает меня достойным быть посвященным во все тайны Ордена. Есть люди, стоящие во главе Братства, и только они решают судьбу того или иного властителя.

— Если я правильно поняла, твои друзья принимают усилия для объединения Домов в единое государство?

— Да.

— И кто займет место на троне? Почему я не знаю об этом человеке ничего? Кто скрывается за общими фразами о сотрудничестве?

У меня возникла мысль, что в Пафлагонии давно действуют лазутчики Алама. Очень быстро королева сориентировалась в политических раскладах далеких от нее земель.

— Это и мне неизвестно, — я покаянно опустил голову. Ну не мог я смотреть спокойно на королеву. Ее красота смущала мою душу и тело. Усилием воли я охладил себя, напомнив, что в роли пленника нужно мечтать лишь о легкой смерти.

— Если тайная возня Ордена станет известна Дому Лоран — вас ожидает незавидная участь, — задумалась королева. — Зачем вы рискуете? Вы настолько влиятельны, чтобы играть на двух полях?

— Вероятно, это так, — отвечать что-то нужно было. — Даже Егерю неизвестны истинные возможности Братства.

— Вот это и тревожит меня, — потерла подбородок королева и поглядела на Грига, словно ища у него совета. — Разум подсказывает мне, что от чужеземца нужно избавиться как можно скорее. Им руководят очень серьезные люди, которых я не вижу. Темно, слишком темно…

Королева нетерпеливо поднялась с кресла, направилась к выходу. Телохранители резво бросились ко мне, чтобы оттеснить в сторону. По выражению ее лица нельзя было что-нибудь прочесть. Плохой знак.

У дверей она остановилась так резко, что Григ, спешащий за ней, чуть не влетел носом в ее спину. Чуть не оконфузился!

— Я не занимаюсь авантюрами, чужеземец, и подбивать на это Союз у меня нет никаких оснований. Я распоряжусь, чтобы тебя перевели в другое место, где теплее и суше, чем в этой мерзкой дыре. Пытать тебя не будут, потому что в этом нет никакого смысла. Я разобралась в твоем деле. Хранители получат на этот счет особые распоряжения. Пока я не могу решить твою судьбу. Молись своим богам.

— Спасибо, энни королева, за полученные привилегии, — сказал я ей вслед, и получил тычок древком копья в спину. Охрана тут же взяла меня в кольцо. Как все грустно…

Новая темница не отличалась от предыдущего какого-то набора роскоши, а просто здесь было больше солнца, и соответственно — теплее. Меня содержали в сторожевой башне, одной из восьми, включенных в общую систему крепостной стены, окружающей королевский дворец. Узенькое оконце моего узилища выходило на внешнюю сторону, откуда я мог любоваться морем и городом, раскинувшимся прямыми крыльями во все стороны от дворцовой площади. Да, это была большая привилегия.

Я жил в неведении, получая необходимую пищу и воду два раза в день. Попытки заговорить с охраной не увенчались успехом. Я имел здесь плохую репутацию. Стражники недовольно ворчали что-то под нос, поглаживая блестящую сталь алебард, мечей и ножей. Со мной хотели расправиться — я читал такие мысли по их глазам.

Неужели обо мне забыли? Если это так — лучше попробовать броситься на охрану и погибнуть в бою. Быть вечным узником мне не улыбалось. Я скучал по своим кедрам, терпкому запаху смолы и разогретым солнцем полянам. И еще я влюбился — безнадежно, глупо — в женщину, превосходящую статусом всех, а уж обо мне и говорить не стоит. С ужасом я понимал, что это чувство непреходящее, глубокое; оно болезненными шипами вонзилось в сердце, не отпуская ночами, потому что днем я созерцал кусочек внешнего мира, стараясь забыть о щемящей боли в груди.