Шон стоял возле старенького обшарпанного табло с расписанием рейсов, и до него медленно доходил смысл увиденного. Самолет улетал через три часа, и был еще один вечером. Ким не мог не знать хотя бы потому, что дважды за время, проведенное здесь Шоном, ездил на аэродром, что-то отремонтировать, и говорил, что часто там работает. Ким солгал, желая поскорее избавиться от него. Никаких тебе слез и истерик. Уезжаешь? Скатертью дорожка. Сердце болезненно сжалось. Шон не понимал, что происходит с ним. Дома желанный и любимый Скотт, зачем волноваться о взбалмошном гамме? Свою роль он выполнил, течка продлилась всего два дня — Ким наверняка забеременел. Больше ничего ему от Шона не нужно. Или все не так? Или здесь живет самый желанный и самый любимый, а Шон собирается полететь к какому-то омеге?

«Ким проводил взглядом небольшой самолет, который лег на крыло и, совершив маневр в воздухе, скрылся в облаке. Там внутри к своему „любимому“ летел его любимый. Ким положил руку себе на живот и четко понял, что зачать им с Шоном не удалось. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, тихо прошептав Тефтелю:

— Это были лучшие две недели в моей жизни».

========== 21. Приглашение на рюмку яда ==========

========== Двадцать первая глава ==========

========== Приглашение на рюмку яда ==========

Ким подождал пару недель, как и предлагала инструкция теста на беременность, а после заперся в ванной, будто кто-то, кроме Тефтеля, мог войти, и выполнил остальные пункты. И проявилось аж три полоски! Но только в сумме на трех разных тестах. Глядя на них, Ким пытался понять, осталась ли у него надежда, что все они по волшебству ошибочные. Мало ли, вдруг в Палмер не завозят годные тесты? Такое вполне возможно! Решив избавиться от сомнений, он сходил к врачу, и тот подтвердил — беременности нет. Странное чувство — полное осознание того, что скоро сдохнешь, но при этом абсолютное безразличие.

Были ли у него сожаления? Да, конечно! Он представлял, как расстроятся родители, которые все же любили бракованного сына. Да еще и переживания, вдруг Тефтель не уживется с новым хозяином, и тот будет его обижать? Или пса вообще никто не возьмет. Ким с невеселой улыбкой планировал составить завещание и упомянуть заботу о псе, как свою последнюю волю. А еще была тоска. Он прикасался пальцами к поджившей метке и вспоминал те дни, которые МакКензи прожил с ним в Палмере. Жаль, что они закончились.

Вернувшись домой от врача, Ким набрал номер Дэвида Джонса. Тот хотел держать на контроле состояние Кима и тоже иногда звонил.

— Я не залетел, — вместо приветствия сообщил он, стоило Дэвиду ответить на вызов. Ким вышел на крыльцо своего дома и сел на ступеньки.

— Хреново. Ты получил посылку с таблетками? — ничуть не расстроившись, спросил Джонс.

— Да. Там не написано, как их пить, — Ким забрал на почте небольшой пакет с препаратами, которые должны поддерживать его гормональный фон, чтобы матка не выпускала в организм агрессивные феромоны, медленно убивающие Кима.

— По капсуле, утром. Если состояние ухудшится — позвони мне. Ты Чарльзу сказал?

— И не собираюсь, — фыркнул Ким. Он скорее сквозь землю провалится, чем расскажет родителям, что все хреново. — Я теперь точно загнусь? — равнодушно спросил он, как будто не о себе, и прикурил. Из соседнего дома вышел Рон и приветливо помахал, улыбнувшись. Похоже, отъезду МакКензи все в Палмере рады. Идиоты.

— Может быть, препарат успеет подействовать. Посмотрим. Но не факт, что он подойдет тебе, — без лишних сантиментов ответил Джонс. За что он нравился Киму, так это за прямоту.

— Ладно, поживем — увидим. Выживем — учтем. Я позвоню потом, — заключил Ким и сбросил вызов. Он поднял с земли игрушку Тефтеля и, замахнувшись, запулил ее подальше, наблюдая, как радостный медведь поскакал вслед.

Он чувствовал себя здоровым и вполне способным прожить еще сто лет, но Джонс назвал это ремиссией перед неизбежным концом. Ким потихоньку заканчивал свои дела и отказывался от новых заказов по ремонту, ссылаясь на необходимость поехать на праздники к родителям в Рочестер. Желания умереть там он не испытывал, но хотелось увидеть родных. Ким не стал собирать много вещей, он планировал вернуться в Палмер после Дня Благодарения. Но зато взял с собой Тефтеля. Если анатэ не отравит пса при встрече, то можно будет со спокойной душой оставить его у родителей, они точно позаботятся.

Ким прикасался к метке Шона всякий раз, когда подкрадывалось уныние. Там словно находилась кнопка активации хорошего настроения и положительного настроя. Уезжая, Шон забыл кое-какие вещи. Так что Ким совершенно бессовестно слушал музыку через его наушники и паковал свои шмотки в сумку с Халком и флажками, которую привез с собой МакКензи.

Он попросил Рона подбросить их с Тефтелем до аэропорта, собственная машина стояла там все это время с отъезда Шона. Друг, как и многие в Палмере, знал ситуацию Кима, видел Чака, и зачем приезжал МакКензи был в курсе. Город маленький, и секретов не утаишь. А о врачебной тайне здесь никто и не слышал.

— А тебе нужен именно этот мудак, который был в последний раз? — Рон не отрывал взгляда от дороги, но говорил серьезно. Они дружили два года, и скорая смерть Ронвуда тревожила его, похоже, даже больше, чем самого Кима.

— А ты хочешь, чтобы я свернул тебе шею и бросил труп в канаву? — подражая его тону, уточнил Ким.

— Я хочу помочь, — недовольно буркнул Рон, сильнее сжимая руль.

— Тогда заткнись, — просто предложил Ким, закуривая. Он не хотел касаться метки при посторонних, но дурацкий вопрос вывел из равновесия. Да, забеременеть он мог только от МакКензи. Ким запустил пальцы Тефтелю в шерсть, пытаясь таким образом немного успокоиться.

В аэропорту Рон и Ким пожали руки и пожелали друг другу хороших праздников, игнорируя отвратительный подтекст, о котором знали оба. Ким уснул еще на взлете, и весь перелет ему снился Шон. От воспоминаний об истинном тянуло живот. Но не болезненно и мучительно, как раньше. Впрочем, обо всем, что было пора забыть.

Его встречал отец. Они с атэ, очевидно, решили, будто Ким захочет поговорить с Ричардом наедине. Но родители воспринимали всю ситуацию иначе, чем он. Ричард был отдохнувшим. Такое с отцом случалось редко. Похоже, он уже некоторое время жил дома, и Чарльз всерьез за него взялся. Ким ассоциировал его с горьким запахом боли, крови, усталости, но при этом почти звериным вожделением. И выглядел он всегда так, словно был на пике, пределе физических возможностей, натянут в струну до звона и треска. То короткое время, пока он прожил «домашним», перечеркнул неожиданный звонок. И в тот день, по крайней мере Киму, стало понятно — жизнь простого обывателя для отца иллюзорна. И, как бы не боялся этого анатэ, Ричард не умрет своей смертью от старости — та словно над ним не властна. Рано или поздно, на работе или во время официального выступления для телевидения с его резкими категоричными речами, отца догонит пуля.

— Это медведь? — уточнил Ричард, кивнув на Тефтеля, который злобно грыз поводок, не привыкший к такому отношению к себе. В Палмере он бегал, где хотел, и ничто не могло заставить Кима нацепить на него намордник. Но службы аэропорта с этим справились и заявили — если Ким откажется выполнять правила, то не только пес, но и он сам никуда не полетит.

— Это Тефтель. Он милый и очень нежный, почти как котеночек, — усмехнулся Ким, наконец отцепив карабин от ошейника. Ему надоело дергаться за разгоряченным псом. Тот не сразу почувствовал волю, а после огляделся по сторонам, принюхался к Ричарду и потерял к нему всякий интерес.

— Ты снял этого медведя с поводка? Он же без намордника, Ким! Тебя арестуют, а его заберут в питомник, — буркнул отец, наблюдая за поведением собаки, а заодно и охранников аэропорта.

— Да, и когда они попытаются это сделать, будет очень кстати, что он с зубами наголо, — отмахнулся Ким. — Ты… потолстел, — хмыкнул он с улыбкой, обняв Ричарда и похлопав его по спине.

— Что за чушь? — сразу же возмутился тот, покосившись на свое отражение в стекле неизменного бордового пикапа. — Ты просто высох, как глиста. Дерек обзавидуется твоей стройности. Он-то, чтобы поддерживать фигуру, ничего не жрет.