Ким был одет так же, как в баре. Никаких тебе сладострастных стонов. Только приглушенный рык, сдавленное сбившееся дыхание и прокусанная до крови кисть между большим пальцем и остальными четырьмя. Ким не выгибался и не пытался лапать себя, наоборот, прижимал колени к груди, нервно сжимаясь в позу эмбриона, и комкал в кулаке простынь до побелевших костяшек.
Шон несколько раз рвано выдохнул, сознавая, какое же он дерьмо. Его сердце сжалось от вида страданий Ронвуда. Он и не думал, что течки бывают такими. Все его омеги извивались на кроватях, громко стонали и, если Шон запаздывал, сами растягивали себя. Ничего подобного он никогда не видел: богатый и густой, манящих запах наполнил комнату, стремясь вытеснить все мысли, кроме одной — продолжение рода; и измученный, сжавшийся истинный, тихо скулящий от боли. Шон медленно опустился на кровать рядом с ним и мягко погладил по плечу. По лбу и вискам Ронвуда стекал обильный пот, и лицо потемнело и исказилось.
— Не смей, МакКензи! Не трогай меня! Делай то, зачем пришел! — вздрогнув, заскулил Ким. Рычать он уже не мог и едва сдерживал слезы. Между бровей залегла глубокая морщина, а бледные губы потрескались.
Но Шон понятия не имел, что делать, он был в смятении, глядя на Кима. Ситуация совсем не располагала к сексу, всякое возбуждение пропало, и чувствовалось волнение, больше, чем с девственниками. Но одновременно с этим в мозгу пульсировали слова Ронвуда: «Если я не забеременею — сдохну». Не похоже, что Ким спал и видел, как получить член Шона, он не рассчитывал на удовольствие от их вынужденной сцепки, не был рад увидеться и раскрыть свою тайну, а, значит, и правда, ситуация — край.
Шон лег рядом с Ронвудом на бок и аккуратно потянул его спортивные штаны вниз. Ким громко вдохнул воздух сквозь зубы и приподнял таз, чтобы было легче снять с него белье, зажмурился. Шон мягко провел пальцами между его ягодиц, даже не пытаясь проникнуть внутрь, только пробуя смазку. Он старался все делать медленно и осторожно, боясь причинить лишнюю боль Киму, которого и так трясло от напряжения.
— Ты оглох? Орудуй членом, а не пальцами!
— Закрой рот, Ронвуд. Я буду трахать тебя так, как мне самому захочется, — без угрозы, но твердо заявил МакКензи, желая прекратить возмущения Кима. Если у него вообще встанет. Нужно подумать о чем-то или ком-то приятном. Но сменить объект даже мысленно не получалось. Запах Ронвуда словно поймал его в капкан, заставляя думать о своем хозяине и только его хотеть. Тогда представить другое место и время. В воспоминаниях услужливо возник бассейн: Ким в плавках, капельки воды облизывают красивое тело, с рельефом мышц. Он слегка задыхается, после задержки дыхания, отбрасывает мокрые черные волосы со лба. Шону казалось, он знает Ронвуда, как себя, каждую его черту, родинку, шрам на лодыжке. А ведь он никогда толком не присматривался к нему.
К счастью, Ронвуд благоразумно заткнулся, и Шон продолжил с чуть большим энтузиазмом — спасибо хорошей фантазии. Он не пытался поцеловать и прикоснуться где-то еще к Киму — за такое не долго и зубов лишиться, ¬– добавлял пальцы только когда был уверен, что это не причинит дискомфорта. Скоро член Ронвуда мелко дрогнул и начал наливаться кровью. Сам же Ким очень тихо, как-то смущенно и коротко застонал. Шон освободился от одежды и неторопливо, но без лишних раздумий, вошел. Он не толкался, а медленно покачивался, рукой плавно и нежно лаская возбужденный член Кима, помогая ему с разрядкой. Он был абсолютно уверен: Ронвуд — не девственник, но в нем узко, как ни в одном из его омег. Неописуемое чувство удовольствия! Как с бетами, только они не текли и не были истинными, от запаха которых сносило крышу. На секунду Шон решил, что в Киме собралось просто идеальное сочетание для секса.
Немного ускорив темп, он качнулся пару раз и притянул Ронвуда за живот ближе к себе, погружаясь до основания и замирая, чтобы узел набух. Ким зарычал от боли, а Шон потерялся в своих ощущениях. Да, его истинность — не предел мечтаний. Но она реализовалась! Кто еще может этим похвастаться? Он должен быть благодарен, что Ронвуд не бета или, того хуже — альфа, ему не семьдесят и не семь, он вполне себе ничего на рожу, не умственно отсталый. Хотя, последнее — спорно, судя по тому, где он живет и прячется от него.
— Тише, тише, сейчас привыкнешь, — успокаивающе шепнул Шон, легко размазывая вокруг пупка Ронвуда его сперму и с удивлением отмечая новизну. В руке рос узел Кима, синхронно с собственным. Он сжал кулак, чтобы доставить истинному больше удовольствия. — У тебя никогда не было сцепки?
— Отъебись!
Шон терпеливо ждал, пока Ким привыкнет к ощущениям, молчал и ласкал только живот и член. Довольно странно чувствовать во время секса чужое семя. И все это приятно и волнующе, сложно надышаться пьянящим запахом, а дерзость и спесивость Ронвуда возбуждали. Шон дал ему кончить в сцепке, чтобы тот отвлекся от неприятных мыслей и страхов. Потом, не дожидаясь собственной разрядки, убрал руку с живота любовника и отодвинул пальцами ворот свитера. Решение принято — он не откажется от истинности и не вычеркнет Ронвуда из своей жизни после одного секса.
Ким мгновенно понял желание МакКензи. Отпустив простынь, он накрыл шею рукой, закрывая доступ. Он сжался вокруг Шона и мелко задрожал, словно от холода, на коже появились мурашки.
— Ким, прекрати. Я сделаю это, — он твердо убрал руку Ронвуда от шеи. Сопротивления только сильнее разжигали желание вцепиться в холку истинного, пометить, показать ему, себе и всем, кому Ким принадлежит.
— Не нужно, МакКензи! Пожалуйста! — слабым, дрожащим голосом прошептал Ким, пытаясь вырваться и опять подставить ладонь.
Не позволяя себе передумать, Шон приблизился к его шее и, облизнув клыки, вонзил их в кожу, прокусил чуть не до самой мышцы. Он не закрывал глаз, следил за рукой Кима, которая вцепилась в край кровати.
Поначалу Шон чувствовал только волнение за состояние Кима и сомнения, примет ли он его и их истинность. Как они вообще будут жить? Но чуть погодя, когда рот наполнился кровью и Шон сглотнул ее, ему открылись новые, раньше неизведанные ощущения. Первым делом заболело и сжалось сердце, невыносимая тоска и страх пришли следом, окутали Шона изнутри, отразились ледяной струной вдоль позвоночника. Перед глазами запрыгали черные точки, спина взмокла, а в виски ударило напряжением, под кожей мелкими колючими ежиками разрасталась боль. Шона не покидало стойкое, неотвратимое убеждение: это не его эмоции — они принадлежали Киму, а он чувствует их через метку. Вместо того, чтобы отпустить, он сжал челюсти сильнее, притягивая Кима, обнимая и закрыв глаза. Все страдания, сомнения, страхи и мучения Ронвуда разом стали ему открыты. Волей-неволей Ким делился ими. Скоро он расслабился, бессознательно провел ладонью по бедру МакКензи, пытаясь притянуть ближе к себе.
Шон убрал зубы и стал медленно зализывать ранку. Теперь он решился скользнуть рукой под футболку Кима и провести пальцами по твердому животу и легонько, на пробу сжать сосок. Он привстал на локоть другой руки, нависая над любовником и заглядывая ему в лицо. Ронвуд плакал, прикусывая нижнюю губу, и Шон опять почувствовал себя ужасным человеком. Он не хотел унизить его или причинить боль, но эмоции Кима вполне понятны. Он альфа с узлом в заднице и меткой на шее, упорно бежал от своей сущности и истинности, которая все равно догнала. Похоже, от судьбы не спрячешься. Шон погладил его по плечу и поцеловал в скулу. Оргазмы от сцепки следовали один за другим, почти лишая возможности думать здраво и цельно. Ким потянулся рукой к шее и дотронулся до немного кровоточащего укуса.
— Как ты себе это представляешь, МакКензи? — хрипло спросил Ким и убрал пальцы от метки. — Сложно найти более несовместимых людей, чем мы с тобой.
— Будем импровизировать, — честно ответил Шон. Он снова потянулся поцеловать Кима в скулу. Ронвуд же обернулся к нему, чтобы заглянуть в глаза, но вместо этого их губы встретились.
Секунда промедления — и они стали проталкиваться языками в чужой рот. Короткое соревнование за доминирование, и ладонь Шона уже смелее нырнула под свитер Кима. Тот же развернул корпус, насколько возможно, и одной рукой прижал МакКензи плотнее к себе, а второй сжимал его волосы на затылке в кулак. Сцепка мешала нормально двигаться. Они кое-как быстро и яростно освобождали друг друга от одежды, рычали, но не разрывали поцелуя перед следующим раундом.
