О чём же ты думаешь, Итачи?
Обо мне? О нас? О нашей близости?
И, словно прочитав эти мысли, он повернётся и посмотрит странным, долгим взглядом своих антрацитовых глаз.
Хриплым, глубоким голосом скажет: «Да, Саске». И это его «да, Саске» ударит хлыстом, заставит очнуться от долгого сна, подтолкнет на действия, так старательно оттягиваемые им же самим.
Они остановятся посреди пыльной дороги в полной сором обуви, в грязной тяжёлой одежде, и посмотрят друг на друга так, словно впервые встретились за много лет разлуки.
И бросятся в страстные объятия, сольются в поцелуе, отбрасывая все правила и традиции – к чёрту их – наконец, отдаваясь воле своих чувств, желаний и эмоций.
Но этого не происходит.
Произнести это всё вслух Саске не решился – вопросы застряли в горле тугим колючим комом, который он усердно пытался вымыть водой. Поперхнувшись, он закашлялся, злясь на всё вокруг – на воду, на погоду, на мелкие камни, забившиеся между пальцами ног, но больше всего – на Итачи.
На его сдержанность, холодность, неприступность, на его безмолвие и безучастие. Саске бесился на всё, что его окружало в данный момент.
В смятых уголках глаз блестели слёзы, горло першило от нескончаемого кашля; и оттого, что он оказался в таком глупом положении перед братом, Саске брало самое натуральное бешенство.
Крепкая, тяжёлая ладонь легла на спину как нельзя кстати. Глухо хлопнула под лопатками, погладила и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Саске обернулся и посмотрел на брата. Тот стоял на расстоянии вытянутой руки и смотрел прямо, ожидая, когда кашель успокоится.
Саске поморгал несколько раз, стряхивая с длинных пушистых ресниц слёзы. Сквозь пелену заметил, что Итачи отошёл и встал там, где изначально шёл, медленно, даже вальяжно оправляя складки помявшихся хакама.
Его хрупкие на вид руки молочного цвета на самом деле были довольно сильными и мозолистыми.
«Как его образ обманчив», – подумал Саске.
Какое всё ненастоящее, искусственное, лживое. Брат создавал ложное впечатление своим видом, словами, действиями. Он, словно актёр, перевоплощался и играл роли так хорошо, что узнать его настоящего не представлялось возможным.
Этот факт заставил Саске зайтись новым приступом бешенства. Итачи, заметив перекошенное от злобы лицо брата, перестал поправлять одежду и уставился на Саске с немым вопросом.
Причин для такого ощутимого раздражения не было. Было неудобство в виде усталости, но, чтобы так ощетиниться, нужно было иметь особый, веский повод. Итачи его не видел.
На долю секунды ему подумалось, что Саске почувствовал, что за ними следят, но отбросил эту идею, глядя на то, как глаза брата застелила пелена, а сам он весь подобрался, словно перед прыжком.
– О чём ты думаешь, Итачи?
Саске запоздало понял, что озвучил вопрос, мучавший его на протяжении всего пути. В этот момент ему всё показалось нереальным, как под толщей воды; удушающий зной был нестерпимым, больше всего ему сейчас хотелось добраться до ближайшей деревни, где бы их радушно принял какой-нибудь постоялый двор.
Итачи моргнул. Вопрос был странным и неожиданным. О чём он думает? Он не думал.
Мысли выветрились из головы, как только они прошли под массивными вратами Конохи, выбираясь на извилистую, блеклую ленту дороги.
Даже если бы он и думал, то только об одном – о Саске, но не признался бы в этом, несмотря ни на что. Всё было неподходящим в данной ситуации: положение, место и время.
Саске, так не считавший, смотрел в упор на брата и ждал, когда тот ответит. Итачи не спешил говорить, отчего он закипал всё больше.
– Скажи что-нибудь.
Итачи хотелось спросить, что ему стоило сказать, но громкий возглас брата заставил его невольно дёрнуться от неожиданности.
– Скажи что-нибудь!
– Я думал о тебе, Саске.
Слова вырвались раньше, чем Итачи успел их обдумать. Бешенство с раздражением слетели с лица Саске, оставив бледное лицо с удивлёнными, даже испуганными глазами.
«Он думал обо мне», – осознание этого вызвало у Саске кривую, дёрганую ухмылку. Ему хотелось смеяться. Безудержно, отчаянно, громко, до слёз, до боли в животе и груди.
Итачи думал о нём! Как хорошо, так и должно быть. Да, всё правильно.
Он должен думать о Саске. Только о нём, и ни о чём больше.
Итачи всё так же стоял и смотрел мрачно, тяжело, придавливая взглядом, как только отец умел делать. Пронизывающий, строгий взгляд скользил по сгорбленной, угловатой фигуре младшего брата, находящегося в нескольких шагах и пытавшегося унять свой неуместный, дикий смех. Губы то и дело норовили расплыться в улыбке, но Саске сдерживал этот порыв, как мог.
Он как будто сошёл с ума. Иначе как можно по-другому объяснить его поведение?
В густой чаще можно было уловить слабый перезвон колокольчиков и щебетание птиц. Итачи отстранёно подумал, что где-то поблизости есть храм. Словно прочитав его мысли, Саске повернулся в зелёную гущу и начал вглядываться вглубь шуршащих деревьев. Его лицо было напряжённым, сосредоточенным и бледным. От былой весёлости не осталось и следа.
Момент, когда Саске сорвался с места и бросился сквозь листву Итачи пропустил, прикрыв глаза от палящего солнца. Гнаться за ним было более, чем изнуряюще, ветки то и дело цеплялись за одежду, в конце концов порвав край походного хаори4.
Что за ребячество! Вместо того, чтобы спокойно добраться до места назначения и выполнить миссию, он вынужден бежать за своим братом, который явно был не в себе. Что происходит? Итачи не понимал. Единственное, что сейчас нужно было сделать, это догнать Саске и встряхнуть его.
Фигура младшего брата маячила между деревьев, отдаляясь всё больше, пока вовсе не пропала из поля зрения. Итачи остановился, переводя дыхание. Грудь загнанно, судорожно заходилась, лоб покрылся испариной.
Он медленно осмотрелся, скользя взглядом по мощным стволам криптомерий, по насекомым, рыскающим на земле. Дорога осталась далеко позади; звон колокольчиков был слышен более отчётливо и сильно. Итачи двинулся вперёд, отводя ветки от лица и переступая через сросшиеся корни.
Как же злит эта абсурдная ситуация! Они попусту теряют драгоценное время, неужели Саске не понимает этого? Неужели он не понимает, что ведёт себя как эгоистичный, глупый ребёнок?
«Он и есть ребёнок», – раздражённо подумал Итачи. Надежда на то, что брат повзрослеет и перестанет вести себя импульсивно, необдуманно и резко, рассыпалась в пепел с этим поступком.
Что сподвигло его броситься в лес, когда они были на полпути к ближайшей деревне? Всё это представление с вопросом, необоснованным бешенством и смехом, выбило Итачи из колеи, поставило его в тупик, заставило почувствовать себя последним дураком.
