– Вам как обычно, господа? – раздался приятный мужской голос. – Вам, господин Содос, двойную порцию с вишней, а вам, господин Рассел, листья смородины?

– Да, – неуверенно ответил Рассел, а Содос просто кивнул в пустоту, потому что не понимал, откуда к ним обращаются. Из-за ширмы, которую Содос никогда не видел, а Рассел заметил впервые, скользнул изящный, довольно высокий и очень худой мужчина. В руках у него были две длинные подставки, наподобие подсвечников. Только вместо свеч в них были вставлены дымящиеся свёрнутые в трубки большие сухие листья. В них была насыпана какая-то смесь из трав. Одна отдавала красным, вторая – зелёным. Красная досталась Содосу, зелёная – Расселу. Содос принюхался и восторженно задержал в себе запах.

– Присаживайтесь, господа, присаживайтесь. У вас один час, – сказал мужчина, после чего исчез.

– Ну-с, – Содос с нетерпением пошевелил носом, усаживаясь в кресло у ближайшего камина. Рассел сел рядом. Содос достал трубку, забил в неё смесь из своего листа и с упоением закурил. Рассел не торопился забивать свою трубку, вкус смородины успел приесться. Он начал медленно осматривать стены. Кое-где висели картины в полуразвалившихся рамах. Содержимое картин оставалось загадкой для Рассела, а Содоса не волновало. На некоторых были изображены сцены рыбной ловли, на других – семейные застолья, в общем-то, ничего необычного, хотя Рассел каждый раз находил новые детали, на которые раньше не обращал внимания. Вот, допустим, в этот раз он заметил, что на одной из картин в руках отца семейства, ужинающего поздним вечером, две вилки. Нож лежал рядом, и либо художник изобразил его запылившимся от времени, либо на самой картине была пыль, хотя на вилках пыли Рассел не заметил. Пока он разглядывал картины, Содос причмокивал от удовольствия.

– А ты чего не куришь? – с удивлением спросил Содос, когда заметил, что Рассел и не думает присоединяться к нему в его удовольствии.

– Да как-то не хочется, – задумчиво протянул Рассел. – Подожду ещё немного. Прошло сколько, минут двадцать?

– Не знаю, не знаю. Ты кури, а то такого табака ты ещё месяц не попробуешь.

– Да знаю я.

– Ты только подумай, вишня… У нас она не растёт, а я даже и не знал, что она мне так нравится. Это твоя смородина всё заполонила. Как по мне, сорняк, – Содос поднял брови и беззаботно посмотрел на Рассела. – Выполоть её и всё, а то для травы уже места не осталось, у нас её и так мало.

Время тянулось медленно, потому что над камином висели большие часы, а когда Рассел следил за временем, оно почему-то никак не желало сдвигаться с места. Наконец, часы пробили половину первого. Гул разнёсся по помещению и утонул в густом дыму. Из-за ширмы тут же появился худой. Он подхватил оба подсвечника одной рукой, не просыпав ни капли смеси, и унёс их за ширму, видимо, там стоял ещё один шкафчик, в который он и спрятал подставки.

– Ну-с, господа, вы закончили? – спросил мужчина. Рассел натянул деланную улыбку.

– Да, спасибо, – прокашлялся Содос.

– У вас сегодня восемь?

– Восемь, – отозвался Содос, подумав, что хорошо бы им всем уже это запомнить.

– Отлично. Тогда прошу, вот ваши восемьсот медяков. А они у вас, значит, в мешочках, да? Отлично, отлично. Надеюсь, все живы? – заботливо улыбнулся мужчина, заглядывая в копошащийся свёрток.

– Ну, это вы сами смотрите.

– Конечно, конечно. Я понимаю, издержки профессии, – вежливо улыбнулся мужчина. Потом встал, слегка поклонился и сгрёб мешки в охапку, после чего пренебрежительно сбросил их за ширму, отряхнув руки.

– Ну, мы пойдём, – кивнул Содос как будто сам себе.

– Подожди, – остановил Рассел, Содос подтолкнул его, но тот не обращал внимания. – Может вы всё-таки расскажете, зачем вам эти уродцы?

– Вам действительно интересно, господин Рассел? – улыбнулся мужчина, складывая руки за спиной.

– Да, очень.

– Что ж, тогда прошу, – худой жестом пригласил приятелей сесть. – Видите ли, господа. Вам покажется это скучным. Я всего лишь пытаюсь изучить этих маленьких, несомненно, весьма прелестных созданий. Знаете, научный интерес, – мужчина широко улыбнулся.

– Ну, не очень-то уж и прелестных, – ухмыльнулся Содос. – Вот видишь, теперь ты, может, наконец, успокоишься? – спросил он у Рассела.

– В таком случае, не смеем вас задерживать, – согласно произнёс тот.

– Ничего, ничего, добрые господа.

Содос подтолкнул Рассела к дверям. Мужчина встал, слегка поклонившись. Они вышли за двери, которые начали беззвучно закрываться. Содос уверенно шёл в направлении выхода, таща за собой Рассела, в этот раз он как никогда хорошо помнил обратную дорогу. Рассел обернулся. В закрывающихся дверях стоял довольно высокий, худой мужчина. Лёгкая безразличная улыбка не сползала с его бледного лица, а глаза… На миг Расселу показалось, что в них сверкнули кровавые колечки. Двери уже захлопнулись, когда Рассел схватил Содоса за плечо и, прижав к каменной стене, шепнул:

– Подожди-ка, мы ещё не уходим.

– Шим! Чёрт тебя дери! – с этими словами черноволосая девушка распахнула двери и вылетела из спальни.

– Дверь, – раздался недовольный бархатный голос.

После чего ещё одна девушка, на этот раз полуголая, одеваясь на ходу и смущённо хихикая, выскользнула из той же двери, которую аккуратно прикрыла за собой. Она натянула домотканую рубашку на голое тело и упоительно зажмурилась, а потом прислонилась спиной к двери, прикусив губу и закрыв глаза. Она рассмеялась и убежала, почти не касаясь каменного пола босыми ножками. Из небольшой щёлки в двери показался недовольный взгляд.

– Я же сказал, закрывать проклятую дверь! – на порог вышел черноволосый красавец лет двадцати восьми, стройный и растрёпанный. В чёрно-угольных волосах застряло несколько белых пёрышек, в его руке была порванная подушка.

– Дерьмо, – ругнулся он, и подушка полетела в стену. Порвавшись ещё сильнее, она разметала по освещаемому солнечными лучами коридору сотни белых пушинок. Он закашлялся и, отплёвываясь, захлопнул дверь с такой силой, что с потолка посыпалась извёстка. Послышались шаги, и в коридоре появилась хорошо одетая женщина. Светлые волосы почти касались плеч, а на свету поблескивала заколка из белого стекла. Женщина сбавила шаг и начала осматривать коридор. И когда она постучала в дверь, перья всё ещё летали в воздухе, прилипая к стенам. Подождав немного, она сильно дёрнула за деревянную ручку.

– Шимус, я знаю, что ты там! Сколько можно говорить? Хватит запираться, ты не в борделе! – властный тон женщины эхом прокатился по коридору.

Дверь резко распахнулась, и Шимус вывалился наружу, споткнувшись о порожек. Увидев, кто же всё-таки стоял за дверью, он горделиво приосанился. После чего, давая понять всем своим видом, что он не намерен обращать на гостью ни малейшего внимания, Шимус двинулся к лестнице. Его грациозные движения говорили о высоком происхождении, а каждый шаг был своеобразным произведением искусства. Его походку нельзя было спутать ни с чьей другой. А если кому-то было бы до этого дело, то этот кто-то с уверенностью подтвердил бы, что это так. Плечи Шимуса были небрежно расправлены, ноги ступали по одной линии, от чего бёдра неспешно раскачивались из стороны в сторону. Шимус гордился своей походкой даже больше, чем всем остальным, что унаследовал от родителей. Один из которых, кстати, сердито догонял его, пытаясь сохранить достоинство и приказывая остановиться.

– Стой, я тебе говорю! – не унималась женщина. – Стой!

– Мама, угомонись, – сдержано произнёс Шим, не оборачиваясь.

– Ты подумал над тем, что я тебе говорила?

– Не подумал и думать не собираюсь, – отрезал Шимус. – И вообще я не понимаю, зачем ты каждый раз заводишь этот разговор, ты ещё не так стара, как хочешь, чтобы все думали.

– Ты должен! Рыба сама себя не купит и не сложится в кладовую! Это семейное дело и твой долг, если я вдруг…

– Если вдруг что? Уйдёшь на покой? Ты сама прекрасно знаешь, что этого не будет.