Доктор Шерман мне не помог. Дело кончилось тем, что вчера после школы я поехал на сессию на автобусе. Напечатал предварительно новое письмо – жизнеутверждающее и безобидное, и смотрел, как доктор Шерман молча читает его на моем компьютере.

Я честно старался. Напустил туману в рассуждения о некоей проблеме, с которой пытаюсь справиться.

– Кто-то кое-что у меня забрал, – сказал я доктору Шерману, – кое-что личное, и меня беспокоит, что произойдет, если я не смогу это вернуть.

– Давай представим, что может случиться, – ответил доктор Шерман. – Если ты не получишь свою вещь обратно, то чем это может закончиться в худшем случае?

Настоящий ответ: Коннор выложит мое письмо в интернет, его увидит вся школа, в том числе Зо, и все узнают, что я пишу чрезвычайно искренние письма самому себе, а это странно и стремно, и мои дни, которые и раньше были нелегкими, превратятся в нескончаемый кошмар, и я буду чувствовать себя еще более одиноким и ничтожным, чем прежде, а я не думал, что такое возможно, когда вчера впервые пошел в выпускной класс.

Ответ, который я даю доктору Шерману:

– Не знаю.

Пока, похоже, самое плохое не произошло. Еще не произошло. В интернете нет моего письма. Я набрал свое имя и не увидел ничего нового. Письмо никто не обсуждает.

Последний пост Джареда Клайнмана: НАПЕРДЕЛ ПОД ОДЕЯЛО.

Алана Бек написала: В АФРИКЕ И АЗИИ ДЕТИ ПРОХОДЯТ В СРЕДНЕМ 3,7 МИЛИ, ЧТОБЫ НАБРАТЬ ВОДЫ.

Рокс лайкнул фото модели в купальнике и подписался на страницу хлопьев для завтрака.

На ум приходит другая еда: картофельное пюре. В прошлом году за ланчем подрались Рита Мартинез и Беки Уилсон. Никто не знает, что послужило тому причиной, но все помнят, что Рита крикнула Беки прежде, чем прыгнула на нее: Я засуну это пюре тебе в… Рита проглотила последнее слово, так что осталось неясно, имела она в виду переднюю дверь Беки или заднюю, но какая разница? Дело пошло. Люди стали посылать картофельное пюре Беки домой. За обедом делали вид, что производят с ним разные неприличные действия. В нашей школе если ты хочешь, чтобы кто-то поумерил пыл, то просто говори «картофельное пюре». Или можно использовать эмоджи с облаком, которое на него похоже. Письмо, украденное у меня Коннором, – это мое картофельное пюре. О нем никогда не забудут, если дело выйдет наружу. Оно станет преследовать меня всегда и везде.

Из-за угла появляется автобус. Даю ноге отдохнуть и задаюсь вопросом, а не слишком ли наивно и примитивно мое представление о том, что может случиться в худшем случае. Что если Коннор предпочел пойти более старомодным путем? Например, он мог распечатать бумажные копии моего письма и положить каждому в шкафчик. Или сейчас он уже у школьных дверей и лично вручает их входящим в школу ученикам. Это имеет свой смысл. Он считает, мое письмо доказывает, будто он сумасшедший, и в отместку сделает так, что всем станет ясно: в действительности безумен тот, кто пишет письма самому себе. Вот этот парень: Эван Хансен.

Сажусь в автобус, не понимая, откуда раздается урчание: из мотора или из моего живота. Никаких фанфар, когда я иду к своему месту. Парень в ряду напротив лежит и храпит. Автобус трогается. Десять минут до моей казни.

А может, меньше. Слышу смех и отрываю глаза от телефона. Мальчишка, сидящий на два ряда впереди меня, лопается от смеха. Он наклоняется через проход и показывает свой телефон приятелю. Тот берет его.

– Да ладно, – говорит он другу. Теперь они оба хохочут.

Вот оно: худшее, что могло произойти. Коннор, должно быть, приурочил атаку на меня к тому моменту, когда я буду на пути в школу. Он действительно безумный гений. В любую секунду эти парни могут обернуться и начать пялиться на самого несчастного лузера на свете.

Закрываю глаза, готовый открыть их, когда придет время кошмара, но, осмелившись наконец посмотреть, что происходит, вижу следующее: приятель возвращает телефон первому парню, и в автобусе вновь повисает тишина.

Позже, когда я выхожу из него, то обнаруживаю, что никто не раздает копии письма. Никаких флайеров, с которых смотрит мое лицо. И все же, шагая по асфальтовой дорожке к школе и входя в металлические двери, я задыхаюсь. Какая страшная неожиданность поджидает меня за ними?

Английский: никаких трагедий. Матан: без проблем. Химия: без взрывов.

На ланч я отправляюсь в целости и сохранности. Вы думаете, я расслабился, но нет, ожидание убивает меня. Я хотел бы, чтобы все страшное уже случилось.

Моя первая стычка с Коннором произошла в столовой. Окончательная расправа со мной здесь же придаст нашей саге подобающую симметрию. Кроме того, истинному шоумену нужна большая и голодная аудитория.

И тут возникает вопрос: почему я здесь? И ответ на это всего один: я не знаю. Всегда есть выбор: дерись или убегай, но я, как обычно, застрял где-то посередине и бездействую. Остаюсь на месте, готовый к избиению.

Пробираюсь вдоль дальней стены, выискивая столик побезопаснее, но в основном ищу глазами Коннора. Его нигде не видно. Сажусь и ем. По крайней мере, пытаюсь. Мои зубы впиваются в маленькую морковку, и раздающийся при этом звук отдается эхом у меня в голове, будто выстрел. Глотаю кусок морковки, и тут кое-что приходит мне в голову. Что-то пугающее. Сегодня я не видел не только Коннора, но и Зо.

В отсутствии Коннора, собственно, нет ничего необычного. Но как расценить то, что в школе нет и Зо? Вряд ли Мерфи устроили себе семейные каникулы посреди первой недели учебы. И вообще, не похоже, что Зо слишком уж ладит с Коннором, и она не стала бы прогуливать вместе с ним. И, кроме того, я не могу припомнить, когда Зо в последний раз пропускала школу, а я, да, всегда обращаю на это внимание. Некоторые пьют энергетические напитки или кофе, но для меня несколько взглядов на Зо – заряд, необходимый мне каждый день. Обычно я принимаю дозу, по крайней мере, дважды: одну перед занятиями (ее шкафчик вниз по коридору от моего), а затем за ланчем. Мне бы хотелось, чтобы ее отсутствие было простым совпадением. В другой какой день я бы так и решил. Но не после вчерашнего. Отсутствие в школе Коннора и Зо именно сегодня должно что-то да значить, и хотя я не законченный нарциссист, у меня возникает ужасное чувство, будто это имеет ко мне прямое отношение.

Надеюсь, я не прав. Может, они оба в школе, просто еще не попались мне на глаза. А может, подхватили грипп, и в этом причина их отсутствия. За несколько столиков от меня Джаред одновременно ест и смотрит в компьютер. Хлопаю его по плечу.

– Что? – спрашивает он, не поднимая глаз.

– Можно с тобой поговорить?

– Лучше не надо.

Понял, но мне не к кому больше обратиться, а дело – серьезное.

– Ты видел сегодня Коннора Мерфи? Или Зо Мерфи?

– Так-так-так. Я видел, как ты вчера говорил с Зо. Наконец решил подкатиться к ней, а?

– Нет, дело не в этом.

– Тебе нужна помощь в том, чтобы узнать, где расположена вагина? – ехидничает Джаред. – Для этого наверняка существует специальное приложение.

И хохочет над собственной шуткой. Он так и не посмотрел на меня. Полагаю, настоящей вагины он тоже еще не видел. Оглядываю столовую, выискивая своего врага или его гораздо более симпатичную сестру. Трудно сказать. Они могут быть где-нибудь здесь. Вновь обращаюсь к Джареду:

– Я просто интересуюсь, видел ли ты ее.

– Нет, не видел, – отвечает Джаред. – Но я, конечно же, скажу ей, что ты ее ищешь.

– Нет, пожалуйста, не надо.

Он наконец поднимает голову.

– Считай, что это уже сделано. Не благодари.

Когда я отхожу от него, он спрашивает:

– Какой такой «ор»?

– Прошу прощения?

Он показывает на мой гипс. Я специально надел майку с длинными рукавами, хотя за окном – градусов тридцать. Видны только две последние буквы имени Коннора – О и Р. Его подпись заняла столько места, что я не смог спрятать ее целиком.

– Ор смерти, – отвечаю я. – Крик смерти. – Не знаю, с какой стати я брякнул такое, но эти слова кажутся правдой не только сегодня, но и всегда.