Когда началось сражение, самниты долгое время бились с римлянами на равных. От третьего часа до восьмого противоборствующие стороны были столь равносильны, что знамена не двинулись с места ни вперед, ни назад и ни одна сторона не отступила. Вросши в землю и напирая щитом, каждый дрался на своем месте без передышки и не оглядываясь по сторонам. Силы воинов были уже на исходе, но тут самнитские конники, узнали, что римский обоз стоит далеко от вооруженных воинов без охраны и вне укреплений. Взалкав добычи, они бросились его грабить. Призвав начальника конницы, диктатор сказал: «Ты видишь, Марк Фабий, что вражеская конница оставила поле боя. Теперь наш обоз стал их обузой. Ударь на них, пока, подобно всем ордам, занятым грабежом, они рассыпаны повсюду в беспорядке».

Отлично построенная римская конница стремительно напала на рассеявшихся и обремененных грузом врагов и все кругом покрыла их трупами. Затем Марк Фабий развернул свои алы и с тыла напал на строй пехотинцев. Самниты не могли долго противостоять ужасу, который наводила конница, и натиску пехоты; пехотинцы перебили сопротивлявшихся в окружении, а конница устроила избиение беглецов, в числе которых пал и сам их полководец.

Это сражение нанесло самнитам такой удар, что на всех своих собраниях они начали шуметь – мол, ничего удивительного, что не добились успеха в этой нечестивой, начатой вопреки договору войне. Постановили отправить в Рим всю награбленную добычу и пленных. Однако, кроме пленных и того добра, что римляне признали своим, те ничего не приняли. Прежний договор их уже не устраивал. Сенат хотел заключить с самнитами договор на более жестких условиях. (Ливий; VIII; 22–40).

В 321 г. до Р. Х. консулами во второй раз были избраны Тит Ветурий Кальвин и Спурий Постумий. Военачальником у самнитов в тот год был Гай Понтий, известный своей воинской доблестью и военным искусством. Когда посланные от самнитов для возмещения причиненного римлянам ущерба возвратились, так и не добившись мира, Понтий сказал: «Не думайте, будто посольство было напрасным: гнев небес пал на нас за нарушение договора – теперь мы от этой вины очистились. Война, самниты, праведна для тех, для кого неизбежна…»

Понтий двинулся с войском в поход и, соблюдая строжайшую тайну, разбил лагерь у Кавдия. Отсюда он послал в Калатию, где, по слухам, уже стояли лагерем римские консулы, десять воинов, переодетых пастухами, приказав им пасти скот подальше друг от друга, но поближе к римским заставам. Повстречавшись с грабящими округу римскими воинами, они должны были говорить им одно и тоже: дескать, самнитские легионы в Апулии, осаждают там всем воинством Луцерию и со дня на день возьмут ее приступом. Было ясно, что римляне окажут помощь жителям Луцерии, своим добрым и верным союзникам, стремясь вместе с тем предотвратить в столь опасных условиях отпадение всей Апулии.

Так оно и случилось. Консулы раздумывали только о том, какой выбрать путь, так как к Луцерии вели две дороги. Одна, широкая и открытая, шла по берегу Адриатического моря – путь этот был более безопасным, но и более далеким; другая дорога, покороче, вела через Кавдинское ущелье. Когда, избрав второй путь, римляне углубились в ущелье, то наткнулись там на завал из деревьев и нагроможденных друг на друга огромных камней. Стало ясно, что это вражеская хитрость, и тут же поверху над ущельем замелькали неприятельские отряды. Римляне поспешно развернулись и стали отступать по той дороге, по которой пришли, но она так же оказалась прегражденной завалами и вооруженными людьми. Вся римская армия оказалась пойманной в ловушку, откуда не было выхода.

Вскоре в лагере начала ощущаться нехватка продовольствия, и римлянам волей-неволей пришлось отправить послов просить сперва мира на равных условиях, а не добившись мира, вызывать на бой. На это Понтий отвечал, что война уже завершена, а раз римляне, даже потерпев поражение и попав в плен, не способны смириться со своею участью, то он прогонит их под ярмом – раздетых и безоружных; в остальном же условия мира будут равными для побежденных и победителей: если римляне уйдут из владений самнитов и уведут обратно своих поселенцев, то оба народа будут впредь подчиняться лишь собственным законам и жить как равноправные союзники; вот на таких условиях он-де готов заключить договор с консулами, а если в них что-то им не по нраву, то послов пусть больше не присылают.

Консулы отправились к Понтию для переговоров, но когда победитель завел речь о договоре, они отвечали, что без веления народа договор заключить невозможно, так же как без фециалов. Кавдинский мир был скреплен не договором, а только клятвенным поручительством. Клятвенное обещание дали консулы, легаты, трибуны и квесторы. И еще потребовалось шестьсот всадников в заложники, которые должны были поплатиться головой за нарушение обещаний.

После заключения договора римлянам приказали безоружными и раздетыми выйти за вал. В первую очередь были выданы и взяты под стражу заложники; потом ликторам приказали покинуть консулов и с консулов сорвали их облачение. Тита Ветурия Кальвина и Спурия Постумия, чуть не нагих, первыми прогнали под ярмом, затем тому же бесчестию подвергся каждый военачальник в порядке старшинства и, наконец, один за другим все легионы. Вокруг, осыпая римлян бранью и насмешками, стояли вооруженные враги и даже замахивались то и дело мечами, а если кто не выражал своим видом должной униженности, то оскорбленные победители наносили им удары и убивали.

Весть о бесславном поражении вскоре достигла Рима. Сперва пришло известие об окружении, потом о позорном мире, принесшая горя еще больше, чем слух об опасности. Узнав об окружении, начали было производить набор, но потом, услыхав о столь постыдной сдаче, оставили все хлопоты о подкрепленье и тотчас, без всякого почина со стороны властей, все, как один, стали соблюдать траур.

Спустя несколько дней стали прибывать отпущенные самнитами воины. Стыдясь своего позора, они проходили в город по ночам. Консулы по возвращении заперлись в своих домах и не исполняли никаких обязанностей. Интеррексами были назначены Квинт Фабий Максим и Марк Валерий Корв. В правление последнего новыми консулами избрали Квинта Публилия Филона в третий раз и Луция Папирия Курсора во второй.

Консулы вступили в должность в самый день избрания и доложили сенату о Кавдинском мире. Когда началось обсуждение, Спурий Постумий заявил, что во время переговоров с победителями они с Титом Ветурием связали себя поручительством, постыдным ли или, быть может, неизбежным, но в любом случае не обязательным для римского народа, коль скоро на то не было его воли. А раз так, то договор этот и не требует от римского народа ничего, кроме выдачи их самнитам. «Прикажите же фециалам выдать нас нагими и в оковах! – сказал Спурий Постумий. – Если и впрямь мы хоть как-то связали народ обязательством, пусть мы же и освободим его от страха перед богами, чтобы ни божеское, ни человеческое – ничто уже не стояло на пути новой войны, законной и благочестивой после нашей выдачи».

Все одобрили Спурия Постумия и согласились с ним. Сенат принял постановление, что все поручители мира должны быть переданы фециалам для отправки в Кавдий. Самниты вольны поступать с ними так, как посчитают нужным. Что до остальных граждан, то они свободны от обязательств и не должны исполнять договора, заключенного без их согласия.

Римляне пылали таким гневом и ненавистью, что когда был объявлен набор, войско составили почти из одних добровольцев. Из прежних ратников вторично составили новые легионы, и армия двинулась к Кавдию. Шедшие впереди фециалы, подойдя к городским воротам, приказали совлечь с поручителей мира одежды и связать им руки за спиной. Затем они вошли в собрание самнитов, приблизились к трибуналу Понтия, и Авл Корнелий Арвина, фециал, произнес такие слова: «Поелику эти люди без веления римского народа квиритов поручились перед вами за договор о союзе и тем самым поступили беззаконно, я, освобождая народ римский от нечестия, выдаю вам этих людей».