– Вам осталось назначить место и время встречи.

– Если вы настаиваете… – Лорд Кархародон немного подумал. – Встретимся там, где я дрался на дуэли со своим автоматом.

– А когда?

– Скажем, через неделю. Вас устроит?

– Через неделю? – Герцог задумался. – Вроде, это понятие мне известно. Дайте сообразить.

– Через семь дней – после того, как планета обернется семь раз вокруг Солнца, – заметив, что пояснение не принесло результата, Лорд Кархародон мрачно добавил: – Я одолжу вам один из своих хронометров. Он подаст сигнал, когда придет время отправиться на дуэль.

– Вы очень великодушны, – ответил Герцог.

Лорд Кархародон отвернулся, чтобы скрыть раздражение, и тут же недовольно поморщился: на глаза ему попался О'Двайер – солдат расхаживал между стойками, беззаботно посвистывая. Лорд Кархародон повернулся к Герцогу.

– Мы станем драться, пока один из нас не будет убит. Вы не против?

– Нисколько. Я так и предполагал.

– Вы не боитесь смерти?

– Я уже умирал несколько раз. Конечно, воскрешение немного выбивает из колеи, но это быстро проходит.

– Я против воскрешения, Герцог. Это мое условие.

– Вы шутите?

– Я никогда не шучу, Герцог Квинский.

Герцог удивленно посмотрел на своего собеседника.

– И вы будете недовольны, если вас воскресят?

– Я сочту это за плохую услугу, сэр.

– Что же, мне остается только принять ваше условие.

– Вы еще можете отказаться.

– Да нет, я согласен.

– Вы согласны с этим условием и в отношении самого себя?

Герцог опешил.

– Вы согласны, сэр? – Лорд Кархародон пронзил Герцога взглядом.

– Остаться мертвым? Лорд Кархародон не ответил.

Герцог Квинский неожиданно рассмеялся.

– А почему бы не принять ваше условие? Ведь мы стараемся для наших друзей.

– Для ваших друзей, – поправил Кархародон.

Не обратив внимания на замечание Лорда Кархародона, Герцог Квинский продолжил:

– Кроме того, ваше условие придает поединку подлинность. Никому и в голову не придет упрекнуть меня в фатовстве. Жаль одного: велика вероятность, что я не смогу насладиться произведенным эффектом.

– Вы готовы умереть, чтобы позабавить своих друзей? Мне кажется, вы проявляете легкомыслие.

– «Легкомыслие» – не то слово. Я хочу поставить настоящее представление, проявить подлинный артистизм. Это мое давнишнее желание.

– Тогда больше говорить не о чем. Вы выберете себе шпагу?

– Полагаюсь на вас. В оружии вы разбираетесь лучше меня. Мне бы только хотелось до дня нашего поединка оставить у себя автомат. Вы не возражаете?

– Нисколько, – ответил Кархародон.

– До встречи, – Герцог Квинский отвесил поклон. – О'Двайер!

Солдат поднял голову, оторвавшись от увлекательного занятия: он разбирал на части энергетическое ружье.

– Герцог?

– Мы уезжаем.

Не спеша, но явно со знанием дела, О'Двайер собрал ружье и поставил его на место. Затем нашел глазами Лорда Кархародона.

– У вас есть на что посмотреть. Как-нибудь загляну к вам.

Лорд Кархародон не удостоил его ответом. О'Двайер пожал плечами и пошел следом за Герцогом.

Сидя перед дисплеем и посматривая, как удаляется аэрокар Герцога Квинского, Лорд Кархародон попытался уразуметь, чем объясняется неожиданное согласие Герцога драться насмерть. Не найдя тому толкового объяснения, он, в конце концов, заключил, что все дело в скудоумии и бездарности всего космоса. Придя к этой утешительной мысли, Лорд Кархародон посчитал, что не совершит злодеяния, если убьет на дуэли одного из носителей этой глупости. Еще более утешительной показалась Лорду Кархародону мысль о собственной смерти, но такую возможность он расценил как чрезвычайно сомнительную.

Вскоре после визита к Лорду Кархародону Кевин О'Двайер, досадуя на обидную округлость своей фигуры, отправился прогуляться в лес, примыкавший к дворцу Герцога Квинского. Однако мысли солдата были заняты не только своим раздавшимся животом. Его тревожил еще и Герцог, над которым нависла нешуточная опасность. За время, проведенное под одной крышей с Герцогом, О'Двайер проникся к нему симпатией, почитая его в душе за большого ребенка или даже за сколь добродушного, столь же и неразумного Лабрадора, нуждающегося в постоянном присмотре.

Размышляя, как уберечь Герцога от беды, О'Двайер забрел в заросли исполинских бледно-желтых нарциссов. В тени гигантских цветов царила приятная прохлада. Так и не определив, чем помочь Герцогу, О'Двайер прикинул, что сидя думать намного легче. Он опустился на землю и, прислонившись к могучему стеблю приглянувшегося нарцисса, с наслаждением вытянул ноги. Но и в такой, несомненно, удобной для плодотворного размышления позе, в голову, как назло, ничего не шло. Несомненно, бравый солдат все-таки нашел бы выход из положения, если бы не нарциссы. Их дурманный аромат погрузил О'Двайера в состояние сладостного покоя. Его глаза стали слипаться, голова поникла, плечи обвисли. Но только поспать не дали: О'Двайера шлепнули плечу. Он вздрогнул, открыл глаза и среди высокой травы увидел голову Гана Хока. Поднеся палец к губам, Ган Хок заговорщицки прошептал:

– Ты здесь один?

– Нет, вместе с тобой, – О'Двайер гулко зевнул.

– Нашел, когда зубоскалить. Дело серьезное. Меня послал за тобой сержант. Ты разве не слышал, что нам удалось вырваться на свободу?

– Слышать-то слышал, да что толку в этой свободе?

– Как что? Мы решили вернуться обратно, к своим. Сержант говорит, иначе нас сочтут за дезертиров.

– Мы не дезертиры, – ответил О'Двайер. – Мы военнопленные. Да и как вернуться назад? Даже опытным путешественникам во времени такая попытка может оказаться не по зубам. Нам же говорили об этом.

– Сержант Мартинец считает, что нас обманывают.

– Я так не считаю. А ты?

– Неважно, – уклончиво ответил Ган Хок. – Как бы там ни было, тебе пора вернуться в отряд. Сержант разработал преинтересный план, но у нас почти не осталось боеприпасов, да и продовольствие на исходе, а с этими кольцами, которыми нас снабдили, никто не знает, как обращаться. Надо покумекать всем вместе, как пополнить наши запасы.

О'Двайер просунул руку в прорезь рубашки и задумчиво почесал живот.

– А как, по-твоему, Мартинец в здравом уме?

– Он командир. Его приказы не обсуждают. Бесспорное положение, которому он ранее неукоснительно следовал, показалось О'Двайеру неуместным.

– Скажи сержанту, что я остаюсь у Герцога. Хорошо?

– Это дезертирство! – возмутился Ган Хок. – Тебя подкупили враги. По тебе видно.

– Вокруг нас не враги, а наши потомки.

– Может быть, и потомки. Только их бы тут не было и в помине, если бы земляне не одержали победу над грифами. А мы еще ничего не сделали для этой победы. Если ты не пойдешь со мной, значит ты дезертир, а с дезертирами не церемонятся. – Ган Хок многозначительно ткнул пальцем в висевший у него на поясе нож.

Оценив обстановку, О'Двайер капитулировал.

– Хорошо, я отправлюсь с тобой. Все равно из плана сержанта ничего не получится.

– Мартинец все рассчитал. У нас неплохие шансы вернуться назад.

Тяжело вздохнув, О'Двайер поднялся на ноги и, петляя между нарциссами, поплелся за Ганом Хоком.

– Драться на таких условиях с Лордом Кархародоном просто немыслимо, дорогой Герцог, – сказала Железная Орхидея, придавая весомость своим словам переливами кожи.

– Я уже принял эти условия, – возразил Герцог Квинский, пропуская Железную Орхидею в гимнастический зал. – Кстати, соглашаясь на них, я хотел угодить друзьям и особенно вам, наипрекраснейший из цветков.

– Вы добились обратного: я опечалена.

– Расскажите об этом Вертеру. Ему будет любопытно: печаль – его извечное состояние.

– Я еще более опечалюсь, когда Кархародон убьет вас. А победит он, я уверена.

– Чепуха! Я теперь фехтую наравне с автоматом.