До аудитории оставалась всего пара шагов, когда распахнулась соседняя дверь – за ней была обычная палата (господ будущих медиков, как известно, зачастую учат прямо в клиниках). Опираясь на костыли, в коридор осторожно вышел высоченный симпатичный парень.

– Ого какой, – вздохнула Валя. – Хоть сиделкой к нему иди…

– Болтушка. – Кира потянула замешкавшуюся подругу. – Он же женатый, на фига ему еще одна сиделка?

– А ты откуда знаешь?

– Да кольцо ж на пальце!

– Это перстень!

Кира отрицательно покачала головой. До аудитории оставался буквально шаг, но этот шаг она сделать не успела: этот высокий и симпатичный женатый пациент поскользнулся и упал буквально к ногам девушек. Кира бросилась его поднимать.

– Ну что же вы, не ушиблись?

Незнакомец, не поднимая головы, пробормотал:

– Ничего, я сейчас… Извините.

А потом поднял голову и встретился взглядом с озабоченным взглядом Киры.

– Господи, как вы прекрасны… Настоящий ангел…

Кира не успела ничего ответить: из дверей выскочил Кирин отец (он всегда передвигался стремительно, повторяя, что «иногда жизнь пациента зависит от пары секунд»).

– Что здесь происходит?

Кира виновато опустила голову.

– Это я виновата…

– Нет-нет, – не дал ей договорить незадачливый пациент. – Это я во всем виноват. Увидел вас и упал… Вы будете моей женой?

Кира немного опешила. Но ее отец не растерялся.

– Не будет она вашей женой, Воронов, у вас же перелом, а не раздвоение личности… А вы, красавицы, марш на зачет!

За руки, как маленьких, он потянул девушек в аудиторию. Симпатичный Воронов, уже вставший на ноги – вернее, на одну ногу и костыли, – проговорил вслед:

– Я верю, вы будете моей женой! Я Игорь, Игорь Воронов!

– Кира, – вполголоса ответила девушка.

Телефон в сумочке запел, когда Кира выходила из магазина. В руках у нее были надувные шарики-сердечки, наполненные гелием, и пара огромных пакетов с покупками. Свободной рукой (хотя освободить руку могла бы только какая-нибудь достаточно опытная ведьма… ну да женщины это неплохо умеют) она нашарила ключи и смогла нажать на кнопочку, чтобы отпереть водительскую дверь. Устроив в машине шарики и покупки, опустилась на водительское сиденье и только после этого вытащила давно уже замолчавший телефон. На экране честно светилось, что звонила «Мамуль». Кира набрала номер и привычно проговорила, как только услышала, что мать взяла трубку:

– Солнышко, все в порядке!

Кирина мама была такой же, как многие другие мамы. К счастью. Потому что быть мамой – и с этим не поспоришь – работа трудная, отнимающая все силы и все время. Поэтому иногда ни этих самых сил, ни этого самого времени не остается, чтобы затормозить ненадолго и подумать: «С чего это вдруг я паникую?» Кирина мама тоже, в общем, думала потом. После того как услышит голос обожаемой дочери. А до этого мгновения сидела тупо (уж простите меня, наши прекрасные мамы) пялясь на молчащий телефон и накручивала себя, представляя самые страшные картины.

Кира за своей родительницей это давно знала – причем на маму не действовали практически никакие аргументы. Ни ответ на экзамене, когда трубку не брала дочь, ни срочная операция (а хоть бы и не срочная), когда не брал трубку отец. Мать тихо произносила «господи, что-то случилось!» и садилась ждать, когда непутевые родственники перезвонят. Собственно, поэтому Кира сразу и сказала, что все в порядке.

Теперь можно было неторопливо устроиться за рулем, подкрасить губы, тронуться с места – мама, придя в себя, уже могла поддержать обычный разговор. Честно говоря, маму можно было и не слушать, что, собственно, Кира и делала.

– …А в отпуск полететь куда-нибудь к морю. Как ты, солнышко, согласна?

– Мам, да я еще не думала об этом, честно. Отпуск у Игоря еще нескоро.

– А при чем тут его отпуск? Я говорила о нашем с папой. Опять не слушаешь меня.

– Да слушаю, мась, слушаю. Но при чем тут я, – Кира сделала ударение на последнем слове, – к вашему отпуску? Летите к морю, конечно.

– До-оченька, да ведь ты-то полетишь с нами. Мы с папой уже и тур присмотрели на троих.

Кира тяжело вздохнула, порадовавшись, что муж этого не слышит. О нет, у Игоря с родителями Киры были прекрасные отношения, но ему не очень нравилось, что Кира, став его женой, не перестала быть любимой и опекаемой дочерью. Нет-нет, он не требовал, чтобы супруга вообще не общалась с родителями, но хмурился, когда теща настаивала, чтобы «Кирочка» оставалась «у нас пожить несколько дней: она выглядит такой усталой, вот и отоспится немного».

– Кир, ты б маме как-то намекнула, что отоспаться и дома можешь.

– Да я уж не просто намекала – открытым текстом так… почти посылала. Дом есть свой, и я могу отлично отоспаться… Когда ты мне это позволяешь.

Игорь после этих слов обычно довольно ухмылялся, и разговор сам по себе сходил на нет. Но мама продолжала быть «самой лучшей мамой» своей обожаемой Кирочки, и через месяц-полтора все начиналось сначала. Сейчас, похоже, этот самый месяц истек, иначе мама бы не завела в который уж раз порядком надоевший разговор «А поехали с нами».

Кира вела машину осторожно. К счастью, в три часа дня о пробках можно было не беспокоиться и чуть нажать на педаль газа. Но девушка все-таки была травматологом, пусть и совсем без опыта, а потому прекрасно знала, к чему может привести избыточная лихость за рулем. Поэтому она куда больше внимания уделяла тому, что происходит на дороге, чем маминым словам.

– Мам, я с вами не полечу, и ты это прекрасно знаешь.

– Но почему, Кирюш?

Ох, как же ненавидела временами Кира свое имя! И то, как мамочка его сокращает.

– Мам, я замужем уже пять лет! И хочу ездить в отпуск с мужем, а не с родителями. Ты с бабушкой много ездила в отпуск после того, как за папу замуж вышла?

– Деточка, ты не сравнивай! Это были совсем другие времена! Бабушка бы с радостью взяла меня с собой – да вот только некуда было ездить всей семьей и денег негусто было… А сейчас-то мы можем себе позволить побаловать любимую доченьку и Ниццей, и Римом…

«Господи, ну почему у меня нет брата или сестры? Хорошо бы младшую сестренку. Чтобы ей сейчас было… лет шестнадцать. И чтобы мамочка занималась ею двадцать пять часов в сутки, а меня оставила в покое…»

Увы, младшей сестры у Киры не было. И старшей тоже: она, как уже понятно, была у мамы единственным и совершенно обожаемым, даже обожествляемым ребенком. К счастью, характер ей достался от отца, и потому Кира выросла все-таки не избалованным цветочком, а достаточно разумной и уверенной в себе. Настолько, чтобы терпеливо переносить приступы маминой любви и относиться к ним с изрядной долей иронии.

– …К тому же ты слишком сильно любишь своего мужа, – продолжал звучать голос старшей Романько. – Просто растворяешься в нем.

– Мама, ну что ты такое говоришь! Как можно любить «слишком сильно»? Я его просто люблю. Уважаю…

– Вот-вот. Так нельзя. Мужчины совершенно не ценят такого к себе отношения. Они тут же садятся на шею, воспринимают это как само собой разумеющееся…

– И что в этом дурного, мась? Он знает, что лучше его для меня мужчины нет. И не заморачивается всякими глупостями вроде ревности…

Кира повернула с проспекта на тихую улочку. Почти рядом с домом не так давно она нашла совершенно изумительный магазинчик со сладостями. Правда, муж к сладкому был совершенно равнодушен, но Кира временами баловала себя то выпечкой из тончайшего теста, то всевозможными восточными лакомствами. Потом, конечно, приходилось изрядно потрудиться в тренажерном зале, но для нее отказ от сладкого был просто невозможен.

Тем временем мама продолжала:

– …это же и ужасно! Как это «всякими глупостями вроде ревности», доченька? Муж должен ревновать! Он должен изо всех сил стараться удержать тебя возле себя, завоевывать каждый день! А ты, уж прости, конечно, не даешь ему ни малейшей возможности сделать это. Даже, вон, не работаешь – только чтобы Игорьку обожаемому создавать все условия!