Тем больше праздничных флагов и праздных горожан.

Тем выше градус веселья. В прямом смысле слова. Городской парк культуры благоухал ароматами вино-водочного магазина, источал дымный жар шашлыков. Присутствовали неизменные атрибуты семейного досуга — мороженое, пирожные, сладкая вата, надувные диснеевские персонажи на палочках… Нет, не только диснеевские, между Микки Маусами и прочими Белоснежками Годунов разглядел несуразные самолетики и танчики. Для детишек постарше, тех, что гуляют уже за ручку не с мамами, а под ручку с девушками, наличествовал ассортимент сувенирных сердечек "Made in China", фосфоресцирующих браслетиков, светящихся рожек.

Возникло совершенно иррациональное желание взглянуть на город с высоты колеса обозрения — и тотчас же угасло: на аттракционы выстроилась длиннющая очередь.

И он отправился в забегаловку под открытым небом. Как говаривал один его сослуживец, шашлык без водки — деньги на ветер. Такого рода агитация влияния на Годунова не имела — он употреблял шашлык исключительно с томатным соком.

М-да, хлеба в избытке, зрелищ — нехватка. Впрочем, самые инициативные запаслись петардами — то тут, то там раздавался звук, напоминающий хлопок лопнувшей покрышки; изредка бледной звездочке удавалось подняться над вершинами деревьев.

Годунов никогда не любил толпу. Но одиночество не любил ещё сильнее. Его всегда раздражали массовые гулянья, а вот салют… Салют — другое дело. Минуты ничем не омраченного торжества. В тот миг, когда, перекрывая убогонькие хлопки петард, грянул первый залп, на Александра Васильевича накатил такой восторг, какому прежний Санька позавидовал бы. Неизъяснимый, немой. Толпа разразилась свистом и нечленораздельными выкриками. Рядом с Годуновым звонко стукнула об асфальт пивная бутылка, где-то в стороне испуганно заплакал ребенок. Новый залп на мгновение перекрыл все звуки. И снова взвыла-взревела толпа. В небе гасли, оставляя седые стёжки, звездочки салюта. На земле тем временем свершалась фантасмагория. Завистливо потрескивали, силясь разгореться, белесые точки петард. Под ними тяжело парил дородный надувной Пегас. Блуждали болотные огоньки — горожане запечатлевали на видеокамеры мобилок не событие, нет, — зрелище. Дюжий парень, увенчанный светящимися рожками, увлеченно тискал хрупкую девицу с ангельскими крылышками за спиной…

Вдруг подумалось не об орловцах-современниках, а о москвичах сорок третьего года. Слышала ли в тот вечер Москва, видела ли что-то, кроме Первого Салюта?.. Ты определенно становишься ханжой, Александр Васильевич, хорошо, если за год-другой в мизантропию не скатишься!

Залп, ещё один, еще…

И — темнота, которую тщетно силились рассеять немногочисленные фонари. Толпа разочарованно заулюлюкала.

Нет, не темнота — потемки.

Очередная маршрутка подкатила к остановке уже переполненная, из раскрывшейся двери ехидно выглянул желтый воздушный шарик с намалеванными глазами и ртом. Безнадежно!

День, проведенный на ногах, давал о себе знать, однако же… Эх, была-не была, чего тут идти-то, через каких-то через полгорода. Еще в отроческие походные времена Годунов усвоил: главное — правильно выбрать темп движения, тогда можно часами шагать и шагать, отмеряя версты. Тем паче — по холодку. Наблюдая звезды и слушая ветер. И стараясь не замечать излишне веселую публику.

Не удалось. У Комсомольского сквера его настигла свара. Именно так — настигла. Двое парней в изодранных футболках, двигаясь какими-то несуразными перебежками, умудрялись на бегу волтузить друг друга в классическом стиле пьяных разборок, то есть — куда попало. Две растрепанные девчонки вскрикивали-всплакивали тоненько, испуганно, хромая следом на высоченных каблуках. М-да, резвится молодняк…

Будь Годунов моложе, он, пожалуй, кинулся бы разнимать. Даже не так: чувствуй он себя моложе. Тут ведь не в физических кондициях дело — в умонастроении, том самом, которое побуждает лезть не в драку, а в карман за сотовым телефоном. Его опередили: какой-то не слишком трезвый бородач возмущенно орал в трубку, держа ее почти на вытянутой руке:

— Алё! РОВД? Здрас-сьте вам, РОВД! У вас тут чуть не под окнами смертоубийство творится, а вы там… р-репы чешете!.. Где-где? Говорю ж, у вас под боком… Да на площади. Возле "двоих из пивной", говорю!

А он и позабыл, к счастью своему, это жаргонное наименование памятника! Неприхотлива, все-таки, людская фантазия, ей хоть хлев — лишь бы крыша над головой. А ведь это его, Саньки Годунова, поколение додумалось, не молодь… у молоди даже на подлость жизненных сил не хватает, помахаться по пьяни — это да. И снова, в который раз за сегодняшний день, коротко стукнула, отозвалась болью в виске мысль: ты, Александр Васильевич, осколок иной эпохи, погребенный в толще своих и чужих воспоминаний.

Наверное, это не так уж страшно, — быть осколком. Страшнее — пустой банкой из-под пива. Пройдет дворник, проедет поливальная машина — и нет тебя, даже и следа нет. А осколки хранит сама земля. В память.

Ночью Годунову снилась война. Не впервые. Он никогда не был ни на какой войне. Но война его не отпускала.

Осень 2011 года, Орёл

— Юнармеец Селиванова сборку закончила! — звонко выкрикнула девчонка с большущими белыми бантами на рыжих лисьих хвостиках, потрясая воздетыми над головой руками.

— Тридцать пять секунд. Жень, можешь лучше, — другая, с бантами на темных косичках, опустила секундомер. — Еще попробуешь?

— Да ну, опять палец прибила.

— Так сходи у товарища майора бинтик попроси. Да вообще, заранее бы обмотала, я так на прошлых соревнованиях делала, реально помогает.

— Юнармеец Гришечкин сборку закончил.

— Мог бы и не торопиться, минута пятнадцать секунд.

— А я на соревнования не собираюсь.

— Да кому ты нужен на соревнованиях! Ты на Посту нормативы сдай, горе мое. И вообще, хорош дурака валять, а? — темноволосая пошелестела страничками блокнота. — Вот. Понедельник — неправильно пришит шеврон, вторник — не вычищены ботинки. Пашка, ты один замечаний собрал больше, чем весь караул, а за это баллы снимают, между прочим! Если из-за тебя с первого места по району слетим…

— Тебе хорошо говорить, ты тут в третий раз…

— Ир, пойди сюда! — это уже из соседней комнаты. — Какая там тема для боевого листка?

Годунов выразительно поднял глаза над газетной подшивкой. Ирина, перехватила взгляд и провозгласила:

— Тишина в караульном помещении!

— Начкар-р-р! — уважительно проклекотал зеленый волнистый попугайчик и поудобнее перехватил лапами край погона.

Годунов усмехнулся, представив себя со стороны. Ни дать ни взять Джон Сильвер третьего ранга. Вот ведь полюбился он нахальному пернатому! Чуть ли не больше, чем девчонки с золотыми сережками, — попка отнюдь не дурак, на бижутерию не клюет.

Согнутым пальцем пощекотал попугая по шейке, попросил вполголоса:

— Скажи "пиастры"!

— Пуля-Пул-лечка, — ласково проворковал в ответ зеленый. Представился, то есть.

— Приятно познакомиться.

— Начкар-р-р! — требовательно повторил попугай.

— Ирин, командуй, в столовую пора, — спохватился Годунов.

— Ну Александр Васильевич, ну ещё пять минуточек! Славка и Вика не разбирали.

— После обеда.

— Да после обеда сразу заступать, толком не потренируешься уже!

— Отставить! Командуйте, юнармеец Сальникова.

— Караул, строиться на обед!

Годунов запер за уходящими дверь караулки на два из четырех замков — в документах Поста сие было обозначено как "дополнительные меры безопасности в связи с угрозой террористических актов", хотя ничего подобного в городе не происходило… тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — и тоже отправился морить червячка… Ну не считать же, в самом деле, обедом лапшу быстрого приготовления и пару купленных по дороге пирожков с повидлом?

На подходе к кабинету начальника услыхал треск телефонного звонка.