Томас нервно вертит в ладонях игрушечный мячик Фарфаллы, неведомым образом оказавшийся под рукой. Шарп начинает всерьёз опасаться, что неуёмное стремление его жены проникнуть во все тайны и докопаться до истины рано или поздно приведёт к тому, что правда раскроется.

* Мотылёк, бабочка — итал.

========== VI. Правда ==========

Комментарий к VI. Правда

Soundtrack - Brian May, “Too Much Love Will Kill You”

В любви нет места совершенству.

Эдит никогда не думала, что ей придётся согласиться с этой фразой. В девушке кипело нерастраченное тепло, которое она мечтала подарить Томасу — да и Люсиль тоже. И самому Аллердейл Холлу, этому угрюмому хозяину здешних земель, оплоту былых времён, безвозвратно погрязшему в прегрешениях своих владельцев.

Но в любви нет места совершенству. Проходит не так уж много времени с момента её приезда, но Эдит уже ощущает себя полностью истощённой, измученной неравной борьбой с загадочной болезнью и неиссякающими загадками поместья. Она словно бьётся в закрытые двери в поисках ответов на вопросы, но Аллердейл Холл лишь высасывает из неё силы, оставляя взамен гнетущее, всепоглощающее чувство ужаса. Миссис Шарп видит, что её надежды построить добрые отношения с сестрой мужа терпят крах — за застывшей, натянутой улыбкой кроется отвращение, которое с каждым днём становится для Эдит всё более очевидным, какой бы мёд не источали уста Люсиль.

А Томас… Он не даёт жене повода усомниться в его чувствах, но его недоверие к её страхам порождает отчуждение между супругами. Слишком часто Шарп уходит от ответов, слишком часто отказывается признавать очевидное, слишком часто по ночам его не оказывается рядом. Эдит уже не удивляется этому, лишь с горечью отмечает, как растёт в груди болезненный ком, никак не связанный с изнуряющим её кашлем. Когда очередной ночью миссис Шарп встречается с призраком матери Томаса и Люсиль, это становится для неё переломным моментом, рубежом, после которого она не может больше отрицать — ей хочется сбежать из этого дома, её веры в лучшее не хватает на то, чтобы свить уютное семейное гнездо в таком месте, как Аллердейл Холл. Чуть придя в себя после истерики, она с запоздалым отчаянием осознаёт, что произнесла слова, которые, по своему же собственному разумению, не должна была произносить никогда — «Мне нужно уехать отсюда». Но если она останется — сколько ещё удастся протянуть?

Нет, нет, уговаривает себя девушка, всё вернётся на круги своя. Целебный чай Люсиль и забота Томаса поставят её на ноги. А загадки рано или поздно разрешатся. Эдит неимоверным усилием воли берёт себя в руки. В конце концов, её пугают призраки, происхождение которых туманно, существование которых не доказано, а её муж бьётся над решением реальных проблем — и ему требуется её поддержка. Поэтому, когда баронет получает на почте новые детали для машины, миссис Шарп разделяет его воодушевление:

— Ни на секунду не сомневайся в своём успехе, дорогой, даже не смей думать о провале, на этот раз ты преуспеешь!

Шарп благодарно стискивает её руку, и прямо здесь, на почте, распаковывает драгоценную посылку, чтобы скорее рассмотреть, что ему прислали. Глядя на то, с каким восторгом её муж вертит в пальцах металлические винтики, Эдит вновь преисполняется надеждой на благополучный исход событий. Томасу по силам воплотить свою разработку в жизнь, а ей по силам разгадать пугающие знаки от привидений Аллердейл Холла.

Именно в этот момент в руки Эдит попадает очередная зацепка, повергающая девушку в ступор — письмо на её имя из Милана. Миссис Шарп озадачено рассматривает слегка пожелтевший конверт. Он выглядит так, словно ждал адресата уже очень давно. Эдит вдруг ловит себя на мысли, что напоминает сейчас себе героя детективных рассказов Конан Дойля, столь любимого Аланом — какого-нибудь сыщика, который стоит на пути к разгадке, но никак не может связать воедино все нити, чувствуя, что упускает нечто важное.

«Вы давненько женаты, сэр», — вот эта фраза пригодилась бы ей, чтобы сложить отдельные кусочки в целую картину, но, к сожалению, бормотание старика Финли она не приняла всерьёз.

***

Томас давно привык существовать в туманной полудрёме, и теперь он нескоро приходит в себя. До поры до времени он непостижимым образом разделяет свою жизнь на две части: на одной чаше весов всё, что связано с Люсиль, на другой – всё, что связано с Эдит. Днями он всё чаще проводит время с женой, купаясь в незнакомой ему прежде атмосфере безоблачного счастья. Ночами Люсиль возвращает своё, яростно выцарапывая брата из рук ненавистной соперницы, неистово стремясь наверстать все минуты и часы, которые украла у неё новая миссис Шарп. И каждый раз в глубине души Томаса еле слышно скребётся совесть, нашёптывая ему, что любовь между ним и сестрой — порочна. Проводить ночи с Люсиль — словно дурная привычка, от которой хочешь отказаться, но машинально повторяешь снова и лишь после содеянного думаешь: «Как же так, отчего я опять сделал это?» Однако его сестра бы никогда не согласилась с такой трактовкой.

— Между нами — неразрывная связь, — неустанно напоминает она Томасу, как будто её жарких объятий и пленительных взглядов недостаточно. Шарп гладит Люсиль по волосам, вдыхая знакомый с детства запах, и понимает, что оспорить её слова он не может. Но ведь такие же слова он однажды сказал Эдит, так как же вышло, что он объединён сразу с двумя женщинами, такими разными — и такими незаменимыми для него? Люсиль не верит в то, что молоденькая американка может стать хоть сколь-нибудь родной её брату, зато сама она давно срослась с ним в единый организм; только вот для Томаса связь с сестрой постепенно превращается в тугие удушающие путы. Она упускает момент, когда её стремление сосредоточить на себе весь мир Шарпа начинает тяготить его, и поэтому невидимая нить между ним и Эдит становится для баронета важнее, именно за неё он отчаянно цепляется, пытаясь выкарабкаться из пучины своего полузабытья.

Проведённая с женой ночь на почте меняет отрешённое состояние Томаса: из вязкой, размытой дрёмы он попадает в настоящий кошмар — такой, в котором ты догадываешься, к чему всё ведёт, но, словно застряв в липкой паутине, не можешь ничего изменить, хочешь бежать быстрее и лишь стоишь на месте. Правда, осознаёт это Шарп не сразу, поначалу он, напротив, блаженствует от особой степени близости, возникшей между ним и Эдит. Раньше он никого не подпускал так близко, одну лишь Люсиль, никому не доверял настолько, а теперь он раскрылся перед Эдит и с трудом осмысливает произошедшее, словно это была не её первая ночь, а его. Жена не хочет возвращаться в поместье, и он разделяет её чувства всей душой: здесь, на почте, родилась их новая маленькая вселенная, хрупкая и прекрасная. Каждый жест, каждый взгляд теперь имеют другой смысл.

И именно поэтому, случайно оговорившись при Люсиль и встретив ревнивую отповедь сестры, Томас впервые ощущает, как отработанная за долгие годы схема даёт трещину. Он больше не может скрывать любовь к Эдит, он больше не хочет существовать с закрытыми глазами — но тогда ему придётся узреть не только ласковую улыбку жены, но и гримасу гнева на лице Люсиль. Хуже того, ему придётся взвалить на свои плечи тяжёлый груз тех преступлений, которые они с ней совершили. И, наконец, ему придётся осознать, на что он обрёк супругу.

— Как мне лучше её убить? — вкрадчиво спрашивает Люсиль, растягивая слова. — Ты ведь знаешь, что я не люблю ограничиваться лишь чаем. Это так скучно…

Она методично возит тряпкой по столу, очищая его от остатков еды — последствия вспышки её безудержного гнева, обрушившегося на голову вернувшихся с почты Томаса и Эдит.