Из дома были отосланы все слуги под предлогом, что не хватает людей в другом их поместье, преданном Конни, где как раз пора снимать урожай. Остался только мистер Томас. Доктор Джонсон повесил объявление в больнице, что, если будет нужен кому-то срочно, пусть ищут его в доме Джеральда. Он был не единственным врачом в этой больнице и в округе, поэтому его отсутствие не могло никого подвести. Эвелина и Мартин уехали, забрав с собой Геральдину и Эйлин. Обе девушки сначала не хотели покидать дом. Такая беда, чуть не ставшая трагедией, снова сблизила сестёр, которые отдалились друг от дружки, когда вскрылось, что обе любят одного и того же юношу. Кому было отдано сердце красавца Адриана, никто не знал. Что теперь ссориться из-за него?

Большой дом стал казаться ещё больше, когда все слуги уехали, а родные разъехались. На ранчо остались Джеральд, Констанция, Томас, Адриан и Фил, хотя дядя любыми способами пытался спровадить племянника, который до сих пор не бросил идею забрать с собой двоюродного брата, да и ещё не скрывая это.

Джерри решил написать Фелиции. «Надо это обязательно сделать! Она давно мечтала обрести в лице Адриана племянника» — сказал он жене. На что та очень удивилась и спросила, разве её золовка обо всём знает, и получила утвердительный ответ. Вся эта любовная история произошла на глазах у Фелиции. «Все были, по-моему, в курсе, кроме меня!» — возмутилась Конни.

Джеральд написал письмо. И хотел, чтобы Фил отвёз его матери, но тот просёк, что дядя таким образом хочет убить двух зайцев: и сестру известить и племянника спровадить домой, и поэтому наотрез отказался, сказав, что не бросит Адриана. Пришлось Джеральду воспользоваться услугами почты. Ему, конечно, было приятно, что Фил так сильно прикипел к его сыну, но отношение к нему самому, мужчину задевало. И мало того, мешало ему налаживать отношения с Адрианом, ведь племянник всячески препятствовал любым возможностям, считая, что брата сейчас может это ранить. Он планировал подождать, пока кузен поправится окончательно, сказать ему прямо всю чистую правду, увезти отсюда к себе и сделать всё возможное, чтобы тот никогда-никогда не видел больше отца-тирана.

Томас вошёл к Адриану. У них всегда были ровные отношения, раб уважал управляющего, никогда не доставлял ему проблем, а управляющий всегда им был доволен и даже иногда заступался за него.

— Ну, и как твои ощущения? — спросил посетитель больного.

— Спасибо… Все хорошо… — ответил тот, впрочем, как всегда.

— Тебя удивляет, наверняка, то, что происходит? Только мне-то можешь сказать правду…

— Правду?

— Ну, да, — управляющий улыбнулся, — правду. Не говори, что, мол, раз они так хотят, ты должен выполнять, а ни задавать вопросов и удивляться. Мол, такова их воля….

— Я не понимаю, зачем им это, — после долгого молчания тихо ответил Адриан. — Зачем они играют со мной? Даже по имени не зовут…

— Солнышко, — прервал его Томас, обратившись в стиле хозяев, и подмигнул ему, словно бы дразня, — но ты же спас их дочь, загородив её и приняв все пули на себя, и чуть на тот свет не отправился из-за этого. Конечно, они тебе благодарны.

Разумеется, управляющий знал, что дело не только в этом, но говорить не имел права. Да, хозяева были благодарны Адриану, но ведь вести себя подобным образом договорились ещё до того, как узнали о трагедии.

— Не бойся господина Джеральда, — неожиданно сказал Томас. — Он на самом деле тебя тоже очень… благодарит за спасение мисс Эйлин. Единственное, что бы я мог тебе посоветовать…. Это ничего не говорить ему про Даррена. Только если сам спросит, но всё равно подолгу не рассуждай…

— Но почему?

— Не наше это с тобой дело. Мы ведь не знаем, что там произошло, но ходят слухи, что они что-то не поделили.

— Что могут не поделить хозяин и раб?

— То, над чем мы не властны… — ответил загадочно управляющий. — Чувства. Ты вот говоришь, что тебе не принадлежат ни твоя жизнь, ни твоё сердце… Но знаешь, сердце на самом-то деле не принадлежит даже самому свободному человеку на свете, потому что даже он не может повелевать им и своими чувствами. Не ведаешь, кого полюбишь, любить по приказу нельзя.

Томас боялся, что упомяни Адриан Даррена в разговоре с Джеральдом, тот, чего доброго, опять что-нибудь с ним сделает в порыве ревности, поэтому счёл своим долгом предупредить.

— Кстати, одна леди попросила меня передать тебе записку, — Томас улыбнулся и, достав из кармана конверт, протянул его молодому человеку.

«Адриан!

Я безмерно благодарна вам. «Любой бы поступил так» — скажите вы, но это не так. Юркой, подлой и лицемерной оказалась судьба. Буду молиться за ваше выздоровление. Любые трудности пусть не пугают вас.

Эйлин»

Констанция, когда заходила к Адриану, в первую очередь всегда обнимала его, называя ласковыми именами типа «солнышек» или «лап». То ли ей это нравилось и действительно хотелось, то ли для личной дисциплины сделала это обязательным ритуалом, но получалось у неё всё очень естественно, ни наигранно, ни лицемерно. Но самому юноше это жутко не нравилось, но он никак это не выказывал, боясь наказания. Джеральд, заходя с супругой (один стеснялся), всегда пытался учиться у неё, запоминая фразы, манеры, действия. Первый раз они побыли недолго. Муж наблюдал за женой, как та «сюсюкается» с его сыном, и поражался, как у неё это получается. Куда делась неловкость, куда пропало волнение?! В тот раз он смог сказать юноше несколько заранее заготовленных фраз, что-то вроде, как здоровье, какой это храбрый поступок — загородить собой человека от пуль, и так далее. Вылетев из комнаты и отбежав подальше от дверей, Джерри возбуждённо начал говорить, не дав жене ничего спросить:

— Дорогая, ты видела какие у него ресницы?! А глаза! Какой же он красивый!

Со стороны могло бы показаться, что он восхищается новорождённым внуком.

Нет, Адриан не капризничал, не жаловался, не злился, не обижался… Просто будто бы потерял интерес ко всему. Впервые в жизни он пожалел, что не умер. Как всегда, послушно выполнял всё, что ему велели, но больше никогда его губы не улыбались. И даже, если происходило нечто забавное, на его лице не появлялось даже подобия улыбки.

Мистер Джонсон сказал, что это шок.

— Наверное, ещё до ранения он был такой, стал после этой… пытки. Видимо, всё скапливалось, скапливалось, а последнее наказание бедняжка не выдержал. Будьте с ним очень добры и очень терпеливы. Постепенно-постепенно ваш сын придёт в себя.

Прошло несколько дней, и доктор разрешил Адриану выходить из дома. Гулять его водили Фил и Констанция. Джеральд старался не попадаться на глаза сыну, хотя очень хотел. Ему было невероятно стыдно за себя и невероятно страшно за состояние несчастного, ведь неизвестно, как тот отреагирует. Да и ещё племянник не подпускает! Фил в открытую говорил дяде: «А-ну, пошёл вон отсюда!». Идею забрать Адриана, когда тот совсем выздоровеет, молодой человек так и не оставил. Если тёте он хоть как-то доверял, то Джеральду — нет.

Конни ещё сильнее привязалась к Адриану, по-настоящему привязалась. Она с радостью за ним ухаживала, проводила с ним целые дни, ни на минуту не оставляя свою заботу, «нянчилась» с ним. Куда делась та властная леди с характером? Удивительно! Новоявленный пасынок пробудил в ней такую нежность и любовь, что та сама удивлялась. Конечно, она очень любила Эйлин и Геральдину и всегда была добра и ласкова с ними, но они ведь ей родные, а Адриан нет! Вот тебе «и только её», как когда-то госпожа сказала своей кухарке!

На работу временно приняли нескольких слуг, причём, выбирали нездешних, и все они были поражены красотой «молодого господина»…. Но ему было строго-настрого запрещено разговаривать с ними, потому что все боялись, что тот скажет им, что является рабом, а ни хозяйским сыном, как было всем видом показано. Новым работникам никто ничего не говорил, но разве будет хозяйка обращаться к слуге «солнышко» или «лапа»?!

— И явно там что-то не так! — судачили помощницы кухарки. — Кто он? До того красивый, что сердце замирает от одного взгляда на него. Но ведь видно, что был кто-то из южных в их роду!