— Ты слышишь, как бьётся моё сердце? — спросил сэр Гарольд.

— Да… Подождите! Но как это возможно?

— Ты так мало о нас, призраках, знаешь, — засмеялся он, потрепал внука по голове и выпустил из объятий. — А как же говорят, что мы, умершие, всегда живы, пока вы о нас помните? Ваша память заставляет биться наши сердца где-то в другом мире. Так что не забывайте нас! Обещаешь, что всегда будешь помнить меня?

— Обещаю…

— Вот и славно! — улыбнулся «дедушкин призрак». — Жаль, что тебе придётся меня только помнить. Но всё же я им ещё всем покажу! Послушай, ты даже мне уже не принадлежал, не то, что ему, так что не имел он права истязать тебя!

— Как так не имел? Я его раб…

— Ты не раб, Адриаша… И никогда им не был…

Адриан, услышав такое, даже вжался в подушку. Быть такого не может! Наверное, ему послышалось.

— Они не имели права издеваться над тобой, мучить тебя, — в голосе покойного хозяина этого дома появилась ярость, о которой всегда ходили легенды в поместье даже после его смерти, — пытать, надругаться, истязать…! Но я его засужу! Он у меня ещё попляшет! Он сгниёт в тюрьме!

— Не надо! — испугался Адриан. — Прошу вас…

Гарольд взглянул на него, почему-то на миг застыл, перевёл дух…

— Про меня, — с гордостью сказал он, — всегда говорили, что я ни с кем и ни с чем не считаюсь! И это правда! А он вывел меня из себя, теперь я не успокоюсь, пока не вызволю тебя! Я за своего внука кого хочешь засужу! Так что, засужу его!

— Но как вы это сделаете? Вас же нет на земле…

— Есть способ! Не волнуйся, иначе бы я не говорил. Я не последний плебей, чтобы трепаться зря. А когда всё закончится, я тебя заберу.

— А… а можно меня… не забирать? Я ещё пожить хочу…

— Ой, правда, что я такое говорю? Прости меня, я не так выразился. Не это имел в виду. Я тебя не совсем к себе заберу, просто помогу уйти от них…

— Но зачем ворошить былое? Всё в прошлом. Этого никогда больше не повторится…

— Нет уж! Джеральд меня разозлил сначала по молодости, когда вёл себя, как последний плебей и тряпка, да и ещё сейчас, измучив моего внука, — он говорил тихо, но торопливо, волнуясь, боясь собственной эмоциональности, страшась, что кто-то может услышать и. — Послушай, мой сахарный, я выполнил обещание и дал твоей матери вольную, только не успел отдать ей сам документ. Она об этом сама не знала. А позже я дал и Даррену. И он об этом так же не знал. Они только думали, что рабы, не зная о вольных. А когда Джеральд выкинул номер, отказавшись уехать во Францию с Алиссией, я рассердился, ведь это я сказал Фелиции, чтобы она предложила помощь. Мне хотелось им помочь, но так, чтобы нерадивый сыночек об этом не знал, чтобы дать ему возможность думать, что это он, преодолевая все препятствия, спас свою жену и своего ребёнка! Джеральд думал бы, что в опасности бежал с любимой, а на самом деле не было никакой опасности — я сам ему всё тайно организовал, у меня даже билеты были! А он смалодушничал, отказался от моей помощи, которую я предложил через Фелицию! И я решил тогда, что ничего вам не скажу! И потом написал вольную и Даррену, как только он женился на твоей маме, а сказать им об этом не успел. Так что родился ты уже у свободных людей свободным человеком и не был уже моим рабом. Если бы я сказал им, что у них есть вольные, они бы уехали и тебя бы забрали, а я только вид делал, что мне наплевать на внука. Я увёз эти документы с собой в Европу. А когда рассказал жене, бабке твоей, что хочу тебя усыновить, она сказала мне, что ты раб, и у меня не получится этого сделать. И я ей, дурак, поведал про вольные. Лилиан сделала вид, что смирилась, а потом оказалось, что постепенно травила меня, подсыпая отраву в еду. Я уехал лечиться в Европу вместе со шкатулкой с документами. Так что, получается, Джеральд силой держал в рабстве свободного человека, да и ещё издевался над ним.

— Но он же не знал…

— Да как он это докажет, мой мальчик, что не знал?

— Умоляю вас, не делайте этого…

— Библию читал? Там написано: «Всё тайное становится явным», помнишь? А за внука я буду сражаться, если даже сам внук против! Это не месть, но, если хочешь, считай, что это так.

— Но господин Джеральд — ваш сын… — попытался возразить Адриан.

— И ты его сын, но это ему не мешало… сам знаешь что. Так что не пытайся меня переубедить! Скоро уж утро… Спать давай, — он встал с кровати, и Адриан лёг под его взглядом, «дедушка» заботливо укрыл его одеялом, погладил по голове, поцеловал в щеку, будто бы «внуку» было не восемнадцать, а восемь. — Спи… Спокойной ночи…

— Спокойной ночи…

За окном давно рассвело, настало утро, когда Адриан проснулся. Он тут же вспомнил о странном сне о сэре Гарольде. «Приснится же, — подумал юноша. — Это, наверное, из-за того письма. Как хорошо, что был только сон!». И он никому про него не рассказал, боясь, что его примут за ненормального, но эти «дедушкины» объятия из сновидения Адриан не забудет никогда…

Приближался день отъезда. Джеральд в тайне сердился на Фила, который заявил, что не оставит Адриана и поедет с ними. Даже мать не могла на него повлиять, а её брат решил, что сестра мало старалась. Но неожиданно Фелиции каким-то чудом удалось уговорить сына поехать с ней домой. Молодой человек уезжал с тяжёлым сердцем. Он этого страшно не хотел, но по каким-то причинам не мог остаться, его вынудили уехать. Что же такого сказала ему мать, что тот согласился?! Филипп плакал, не скрывая своих слёз, когда обнимал Адриана, прощаясь с ним. Он говорил ему, что они обязательно встретятся, что с матерью приедут к ним так скоро, как только смогут. Фил просил прощения за то, что должен его оставить. И юноша всё понимал. Он верил, что действительно дорог ему, как тот говорил, и поэтому верил, — нет, наверное, знал это наперёд, — что Филипп и Фелиция вернутся.

В день их отъезда Адриан ещё долго стоял у ворот и смотрел им вслед, даже когда коляска, увозившая их на вокзал, уже давно скрылась за поворотом. Сердце его разрывалось в груди от боли разлуки. Они стали для него очень близкими людьми. Юноша понимал, что не имеет никакого права даже мечтать о том, чтобы сэр Филипп и леди Фелиция остались на ранчо с ним, ведь те господа, а он — всего лишь раб… К тому же у них имелись свои дела…

— Увидишь ты ещё своего Фила! — засмеялся вдруг Джеральд у него за спиной.

— Пойдём, мой хороший… — мягко сказала Констанция и обняла его за плечи, — не будешь же ты тут вечно стоять… Пошли в дом…

И он повиновался… Они прошли мимо розового сада, деревья уже роняли листву: наступила осень. Последние розы отцветали, и их некому было подрезать. Глядя на них, сердце Адриана вздрогнуло: раньше он этим занимался, а кто поможет цветам сейчас? Никто больше не войдёт в этот сад, никто не соберёт опавшую листву, никто не прикроет розы опилками, чтобы защитить их от зимних холодов и снега… И тот маленький деревянный домик, спрятанный за живой изгородью из-за своего уродства, напрасно станет ждать хозяина. Розы увяли, последние осенние цветы скоро тоже уснут… И деревья, отплакав листьями, застынут в ожидание весны… А весной придёт ли сюда тот, кто всегда ухаживал за садом? Адриану это почему-то напомнило какую-то сказку из его детства, которую читала ему госпожа Фелиция. Нет, вряд ли красавец-раб когда-нибудь вернётся в этот розарий, к этим цветам и деревьям… Он умер для них ещё тогда, когда принял пули на себя. «А может, я давным-давно мёртв?» — почему-то подумалось Адриану, и сам же вздрогнул от этой мысли…

На юге страны у них имелся роскошный, большой особняк недалеко от побережья океана. Стоял он в маленьком, но очень богатом и уютном городке, притаившимся у подножий величественных, зелёных гор. Красота там была неописуемая!

Дом этот стоял запертым многие годы, за ним не следили ни слуги, ни управляющий… Периодически особняк проверяли по просьбе Джеральда какие-нибудь его знакомые, которые отправлялись в этот город по делам или на отдых, либо бывали проездом. Из друзей у хозяев там не жил никто. Это казалось идеальным местом, чтобы спрятаться от всех вместе с Адрианом.