— Дядюшка, случилась беда! Адриан умирает! Мы ходили к доктору Джонсону, зная, что тот принимает мулатов, но он…он… Времени нет! Пожалуйста, милый дядюшка, сходи к врачу, наври, что ты… отец Адриана, иначе он умрёт! В него стреляли!

Все вздрогнули и ахнули в испуге! Хозяин ранчо подскочил в кресле. Он хотел бежать, но…

Джеральд опустил голову. Констанция испытующе посмотрела на него и, поняв, что тот ничего отвечать не хочет, сказала ему:

— Ну?!

— Нет, я не могу… Я стесняюсь, что… что у меня…чёрный сын. Что про меня люди скажут?

— Иди! — сказала Констанция. — Бессовестный! Кто мог подумать, что так выйдет?!

Тут вызвалась Эвелина, сказав, что готова пойти, но только после этого они его заберут в сыновья. Но Геральдина грустно возразила. «Поздно. Я так переволновалась, что сказала доктору, что белый родитель — это отец, а ни мать. Он меня сам спросил. Не буду же я молчать. Где же ещё искать белых мужчин? Больше нет подходящих… Охранники не согласятся…». Чарльз и его друг-кучер даже подскочили на местах от удивления, заявив, как же так нет согласных?! А они с Фредом?! Друг-кучер охотно кивнул и добавил, что на коляске они быстро доберутся.

Но доктор им не поверил… Он отчитал их, призвав подумать: а если вдруг с белым случится беда, а он в это время спасать раба станет? Да и ещё напомнил, что у мистера Фреда, это девятый ребёнок-мулат! «Сколько их у вас?!» — всплеснул руками доктор.

Если в поместье Чарльза кто-то из бывших невольников заболевал, тот ходил за доктором и выдавал себя за отца. А они хоть и были бывшими, но всё-таки рабами, и доктор Джонсон, всё равно отказывался принимать, поэтому приходилось его обманывать. Причём, врач вынужден был верить на слово, ведь среди больных не оказывалось мулатов, а Фред говорил: «Ну, откуда я знаю? Ну родилось дитя таким! Но папуля — я!»

Понимая, что всё пропало, что доктор ни за что, похоже, не согласится им помочь, Чарльз, делая вид, что ему просто невероятно стыдно, «признался», что это его сын, но он постеснялся, испугался, вдруг жена прознает, вот и попросил друга «взять вину на себя». Но мистер Джонсон и ему не поверил! Да и ещё и посмеялся, не староват ли, мол, он такого молодого сына иметь! У мистера Фреда хоть за тридцать всем.

— И я помню, как сам плакал, когда не смог спасти вашего Густаво… Вы тогда сказали, что единственного сына потеряли… Так что не тратьте своё и моё время! Всего вам доброго! Я не пойду! Пусть родной папаша идёт! Но знаете, он не придёт, потому что вы врёте, что больной раб — мулат! Мне надоело закрывать глаза на ваши шуточки. Думаете, я не догадываюсь, что восемь детей мистера Фреда — ему не дети? Всё! С меня хватит!

— Дети, мои кровиночки! — стоял на своём «папа», которого уводил Чарльз.

Они вернулись в поместье, сообщили эту весть, но Джеральд всё-равно отказывался идти. Он заявил жене, что та обещала ему, что не станет не заставлять признаваться до отъезда, а Конни ругала его. Ведь никто не виноват, что так вышло!

Узнав от Геральдины, что Фреду и Чарльзу доктор не поверил, и что Джеральд не согласился, Томас заявил, что он пойдёт!

Но и он вернулся ни с чем. Хорошо, что его возил Фред, и они очень быстро вернулись. Прибыв обратно, Томас сразу же побежал в комнату Фила. А друг Чарльза вошёл в гостиную, горестно качая головой, мол, нет, не получилось.

Услышав очередную страшную новость, Констанция приподнялась в кресле и призвала к совести мужа:

— Ну, кто ожидал, что так выйдет? Он без сознания! Ничего не узнает, а доктора попросим никому не говорить!

Но супруг, сидя в кресле напротив, с раскрасневшимся лицом, сцепив руки на животе, дабы унять дрожь в них, почти шёпотом возразил, что это как-то по-детски такое просить.

— Он умрёт… И мне лично не по-детски страшно! Ладно! Я сама пошла! Скажу ему, что у моего мужа сын на стороне, и он стесняется позвать доктора, боится, что люди скажут.

Так его упёртое, трусливое «Нет!» вдруг осенило Конни! Ведь она и сама же может пойти! Ну, и пусть, что не отец, а жена отца!

— Да! Я пошла! — заявила ещё раз женщина, сердясь на мужа.

Женщина, накинув шаль, — ведь в августе вечером уже прохладно, — сказала, что нельзя терять ни минуты. А напоследок даже назвала дражайшего супруга тряпкой, посоветовала ему сидеть тут и впитывать в себя слёзы, а потом, обернувшись к Фреду, вежливо улыбнувшись, спросила, не будет ли он так добр и её довезти до доктора?

Друг и кучер в одном лица сэра Чарльза, конечно же, согласился, и они с Конни поспешили из гостиной.

Джеральд понял, что его жена, как всегда, пришла ему на выручку, и ему стало стыдно.

— Подождите! Я с вами!

Он кинулся за ними, что даже снёс по пути столик в индийском стиле, что подарил им настоящий отец Геральдины. Со столика упала маленькая вазочка и разбилась вдребезги. Осколки её, алые, словно кровь, разлетелись по полу. Почему-то некоторые в зале решили, это — дурной знак, и что Адриан всё-таки погибнет.

Несколькими минутами ранее в комнате Фила Томас, как только вошёл, тут же рассказал, что мистер Джонсон его узнал, ведь лечился у него прошлой весной, и он помнит, что пациенту всего тридцать три… И, следовательно, не может иметь сына такого возраста… К тому же молодой человек ему ещё тогда говорил, что детей у меня нет…

— Постойте-ка! — возмутился вдруг Фил. — А что вы доктору сразу не сказали, чей Адриан сын?! Бегаете тут все! Цирк устроили! Идиоты!

У него глаза на лоб полезли. Надо же — какая тупость! Ещё бы конкурс устроили с призами и памятными дипломами! «У кого получится уговорить доктора!» называется!

— Сказать ему, что он сын — чёрного раба Даррена? — спросила Эйлин, тоном «думай, что говоришь».

— Опомнись! Я сейчас с ума сойду! — молодой человек схватился за голову, ему казалось, что она у него лопнет. — Он не хочет идти, тогда я сам пойду! Не могли сказать, что отец в отъезде, например?

Сказать, что Фил был взбешён, значит, не сказать ничего, он был в ярости! Тут такая трагедия, неизвестно ещё, выживет ли Адриан, тем более в него не просто стреляли, а стреляли после издевательств. Хватит ли у несчастного сил? Филиппу казалось, что сам умирает, а тут при таком положении вещей до этой Эйлин никак не дойдёт! И так уже всё понятно! Или нет?

Управляющий, которому ещё никто так прямо и не сказал, кто отец Адриана, попытался вразумить молодого господина. «Вы его на семь лет старше! — сказал Том. — Сколько вам было лет, хотите сказать, когда вы его родили?!»

— Я пойду к этому докторишке и скажу, что папаша — Джеральд, но он, видите ли, стесняется! Карету мне!

Но когда Филипп спустился вниз, выяснилось, что за доктором уехала Конни, а с ней и пристыженный муж.

Фил устало поднялся в свою комнату. Отчаянье наполнило его сердце.

— Как он?

— Дышит, но все ещё без сознания…

— Долго ли это продлится? — молодой человек подошёл к Адриану и взял его за руку. — Братик, ты только живи! Какие холодные у тебя руки! Не смей умирать… Умоляю тебя…

Но тут дверь распахнулась — на пороге стояли доктор и его ассистент.

— Слава Богу! — воскликнул Фил, и на глаза его выступили слёзы.

Мистер Джонсон попросил всех покинуть комнату.

Целых три часа никаких новостей… Заходить в комнату запрещено строго-настрого, и никак не узнаешь, как раненый. Помощь подоспела запоздало… Адриан умирает… Сможет ли доктор спасти его? Фил не являлся верующим, но сейчас молился…. Наверное, в последний раз он так горячо молил Господа много лет назад, когда умер его отец. «Ты забрал у меня папу, прошу, умоляю, не забирай Адриана… Я только что обрёл двоюродного брата, но, клянусь, люблю его, как родного… Оставь ему жизнь, он ведь ещё так молод!»… После чего вскакивал и бегал по коридору, не зная, как успокоиться.

Джеральд в это время…рыдал…. И тоже молился. Констанция плакала и… молилась. А также пыталась периодически успокоить мужа, который ужасно её нервировал.