Она поднялась и поцеловала его в голову, как ребёнка.

— Знай, мы с Филом с тобой. Не стесняйся, не стыдись… Ты лучшее, что у нас всех есть. Такое перенести, да и ещё не стать злым и жестоким после этого, может не каждый. А ты смог. Ты сильный, добрый и благородный, — она выпустила его из объятий, взяла его за руки и, глядя в его заплаканные глаза, сказала: — Я никогда тебя не оставлю. Клянусь.

— Спасибо вам. Я и не мечтал об этом… Не смел даже молить об этом Господа… Однажды, глядя на небо… — Адриан взглянул в окно, за которым уже стемнело, и внезапно застыл: — Там что-то горит…

Фелиция тоже посмотрела: и правда, на горизонте небо осветилось заревом пожара. И это было не совсем далеко. Наверное, на окраине поместья.

— О, Боже! Что случилось?!

Они вдвоём выбежали из комнаты.

— Конни! Джеральд! — позвала Фелиция.

— Фелиция! — по лестнице сбежала Констанция. — Ты тоже видела? Я только что заметила. Посмотрела в окно: Джеральд докурил наконец, или нет… Мы уже спали давно. Ночь на дворе. Как вдруг он соскочил, сказал: «Курить хочу», оделся и ушёл…

— Я побегу позову Фила!

— А я Томаса! Томас! Томас!

Женщины убежали из гостиной.

Адриана неожиданно привлекала алая роза на круглом столике. Откуда она тут взялась? Почему не в вазе с водой? Он подошёл к ней. Сердце его вздрогнуло. Цветок лежал на конверте, на котором значилось его, Адриана, имя! «Адриану» — было написано письменным шрифтом и ниже печатными буквами. Видимо, пославший на всякий случай написал в двух вариантах, не зная, какие буквы умеет читать и писать юноша: только печатные или нет. Он умел и так, и так, но кто-то был не в курсе.

Робко, будто бы письмо могло обжечь его, молодой человек вскрыл конверт.

«Адриан!

Могу ли я после того, что сделал с тобой, рассчитывать на твоё снисхождение? Наверное, нет… Прости меня. Наверное, я не имею никакого права просить тебя об этом, но умоляю, прости, пожалуйста. После того, что сотворил, я недостоин тебя… Сможешь ли ты простить когда-нибудь? Лучшее, что могу сделать для тебя, это отомстить твоему мучителю, отомстить самому себе, поэтому я должен уйти, уйти навсегда. Я разлучил тебя с тем, кто любил тебя, кто вырастил тебя, заменив тебе меня, я бросил тебя как последний трус, когда ты был совсем маленьким, я приказал подвергнуть тебя пыткам, я неоднократно и сам поднимал на тебя руку, я страшно ревновал тебя… Я искренне раскаиваюсь, но уже поздно — я довёл тебя до такого состояния, что ты мне не веришь… Я недостоин тебя, но всё же я — твой отец…. Ты должен знать это… Даррен — не твой папа. Ты — мой сын, Адриан….

Прощай! Прости, если сможешь… И не вини себя — здесь целиком и полностью моя вина. Твой отец»

— Нет, нет… Быть не может… — Адриан положил письмо на стол, как нечто опасное для жизни, и отдёрнул от него руку, будто бы бумага, и правда, обожгла его.

В этот момент вбежали Томас, Констанция и Фелиция. Молодой человек взглянул на них, и тут какая-то мысль внезапно осенила его.

— Он там… Спасите его, пока не поздно… — и лишился чувств.

Томас в страхе, воскликнув его имя, бросился к нему. Он поднял его, донёс до дивана и аккуратно положил. Обе женщины кинулись тоже. Управляющий на испуганные восклицания двух леди, что с ним, ответил, что бедняжка, наверняка, переутомился. Адриан вскоре открыл глаза и обнаружил себя на диване. Тётка и мачеха с любовью глядели на него. Том перевёл дух и улыбнулся.

— Как он? — сходу спросил юноша.

Все трое сразу же поняли о ком речь, но управляющий почему-то не дал ответить двум леди и поспешил предложить юноше отправиться отдыхать. Фелиция поддержала мужчину, и Адриану пришлось уступить. Они с Томом решили лично удостовериться, что с юношей всё хорошо, что пришёл в себя, и что не станет делать никаких глупостей, типа бежать на пожар. А Констанция как-то отрешённо осталась в гостиной, когда те ушли. Ей вспомнились слова пасынка, оброненные перед тем, как тот потерял сознание.

— А что он имел в виду? — задумчиво произнесла она, и ужас наполнил её душу. — А где Фил?!

— Он вместе с охранниками побежал на пожар! — отозвался управляющий на ходу.

Томас и Фелиция убежали. Их шаги стихли.

— А точно же! — леди приложила ладонь ко лбу, и…зарыдала. — Ах, Виктор, если бы ты знал, кого я люблю…

Фелиция заботливо укрыла Адриана одеялом. Томас убежал помогать остальным.

— Как он? — снова спросил юноша.

— Кто? — удивилась леди. — Как ты? — и сделала ударение на «ты».

— Я нормально. Как господин Джеральд?

Женщина грустно улыбнулась, погладила его по волосам и спросила, зачем он спрашивает про этого мерзавца.

Адриан сел и схватился за голову.

— Это я во всём виноват, только я. Я никогда не прощу себе этого. Я так вёл себя… — в его голосе послышалось присутствие слёз. — Я не понимал… Я его довёл…

— О чем ты? Это ты его довёл? Как бы не так! Как бы не наоборот! Не плачь, моя радость… — она подалась вперёд и обняла его. — Что случилось? Ты чего такое говоришь?

В этот момент в комнату залетела Конни. Она хотела что-то сказать, как замолкла на полуслове.

— Солнышко, ты плачешь? — наконец, спросила леди. — Ты чего? Все нормально! Всё обошлось, слава Тебе, Господи! Все живы!

Адриан поднял голову, и Фелиция выпустила его из объятий. Юноша спросил леди Констанцию, всё ли с ним, с господином Джеральдом, нормально, жив ли он.

— Да что ему будет? Неблагодарный! Он когда-нибудь меня сведёт в могилу! Собой он хотел покончить! Поджёг это проклятый большой дом на окраине ранчо и намеревался сгореть вместе с ним!

— Собой?! — воскликнула Фелиция. — Он сумасшедший?

— Он не сумасшедший это я виноват… — прошептал Адриан.

— Ты не виноват, — тут же сказала ему тётка и пожалела, что поругала при всех брата, но ей хотелось тем самым намекнуть племяннику, мол, смотри и делай наоборот.

— Что он делает? Ему плохо? Как себя чувствует? — спросил юноша у госпожи Констанции.

— Нормально с ним всё, не беспокойся. Фил орёт то же, что и ты: «Это я виноват!». А Джеральд сидит весь в лохмотьях, как бродяга, заливается слезами. «Зачем вы меня спасли?» — спрашивает, а на самом ни царапинки. А то, что ты виноват, даже не думай, лапочка. Я так же и Филу сказала.

— Тоже с «лапочкой»? — улыбнулась Фелиция.

— Да, тоже с «лапочкой»!

Внезапно они услышали чьи-то громкие шаги за дверью, будто бы кто-то торопился к ним. Раздался голос Тома. Он, позвав леди Констанцию, сообщил, что сэр Джеральд зовёт её, что взялся за бутылку. Женщина, переглянувшись с золовкой, усмехнулась:

— Ему, что же, собутыльник нужен?! Зачем он меня зовёт?! Ладно, сейчас спущусь!

С этими словами она выбежала за дверь. «Да, несладко придётся Джеральду» — подумала его сестра, а сама спросила племянника:

— Адриаша, всё нормально? Ты как?

— Неужели это правда?

— Что правда? Что он выпить хочет? Правда, наверное.

— Вы… вы не видели письмо?

Фелиция изумилась, ответив, что нет, и спросила, что за письмо такое. Адриан рассказал, как нашёл конверт. Леди, конечно же, спросила, что там было написано, что так сильно его взволновало. Юноша взглянул на неё испуганными, карими глазами, такими любимыми для них всех, и не сразу решился ответить:

— Он написал, что я… я… его сын.

Сердце леди вздрогнуло, появилось такое чувство, словно где-то раздался выстрел. Будто бы озвучен смертный приговор и через секунду приведён в исполнении. Из глаз Фелиции потекли слезы.

— Почему вы плачете? — с беспокойством и заботой спросил племянник.

— Солнышко, а ты… ты не веришь?

— Нет… Как такое возможно: я чёрный, а он белый? Но мне говорили, что я похож на мулата… И даже на обычного европейца… только яркой внешности…. Я — его сын…. Этого не может быть. Правда? Скажите, это шутка?

«Да, рано ещё, — подумала Фелиция. — Но что мне делать? Джерри не хотел, видимо, признаваться сейчас. Просто так получилось. Он же не думал, что у него ничего не выйдет, что кто-то заметит пожар, и его спасут. Значит, оставшись в живых, ему это признание ненужно… Но Адриаша… Он в шоке. Он не готов такое слышать. Это может его ранить. А я только добилась того, чтобы племянник излил мне душу, а этот Джеральд всё испортил!»