Этим утром она успела оказаться на месте обнаружения третьей убитой до того, как все следы были окончательно затоптаны. Эта жертва была брюнеткой, но носила светлый длинноволосый парик, которого при ней не обнаружилось. Длинные, остро заточенные ногти ярко-желтого цвета с россыпью стразов были наклеенными поверх своих коротко отстриженных и не накрашенных. Куртка и ботинки были дороже и ухоженней остальной одежды — цветастой джинсовой юбки, узорчатой блузки с глубоким вырезом и несколько раз старательно зашитых капроновых колготок — низкого качества и, вероятно, купленной в магазине подержанных вещей. В сумке у неё было два мобильных телефона; на том, что дороже и которым весьма бережливо пользовались несколько лет, входящие сообщения адресовались Эмили; на том, что дешевле, новее, но с треснутым экраном — Барбаре. Она, очевидно, занималась проституцией не так давно, пришла к этому от безысходности, остро это ненавидела и тщательно скрывала. Судя по следам пасты шариковой ручки на ребрах её ладоней и следам на кистях, у Эмили была другая, дневная работа где-то в офисе, которую она проводила за столом, работая над бумагами.

Всех троих задушил один и тот же человек — высокий и сильный левша. Каждую он убил достаточно быстро, чтобы они не успели попытаться дать ему отпор; воспользовался их же одеждой, затянув шарфы — и пару колготок — вокруг шеи одинарной петлей и надавливая слева несколько сильнее, отчего след от удавки оставался неравномерным. Всем троим он отстриг ногти — ровно, точно, будто имел в этом особую сноровку, но ни на одном из мест обнаружения тела не осталось отрезанных кусочков или хотя бы мелкой крошки лака, отколовшегося в процессе срезания. Вывод: он убивал их не там, где бросал тела. Барбару-Эмили он совершенно точно убил у себя дома — внизу её колготок остался мелкий ворсистый след светлого ковра и несколько рыжих тонких нитей котячьей шерсти, которой на одежде у неё не было — у самой Эмили, очевидно, кот не жил. Ни одна из троих не оказывала явного сопротивления. Из чего Мелинда делала вывод, что с каждой из трех убийца виделся не раз, они привыкли, что в сексе он придушивал их, играя. Потому в последнюю встречу ни Шеннон, ни Лили, ни Барбара не сразу смогли понять, что в этот раз он душил их на самом деле, а так — не успели даже попытаться отбиться.

Холмс выдвинула нижний ящик шаткого комода и, на долю секунды задумавшись над вмещавшимся в нем ассортиментом париков, выбрала кучерявый платиновый. Подхватив его просто за выбившийся локон, она затолкнула ящик ногой и вынула изо рта сигарету. Убийца был постоянным клиентом брикстонских девочек по вызову, и на остаток этой ночи Мелинда собиралась стать одной из них. Более действенного способа выведать что-то у проституток не существовало.

***

Джон опер «Бонневиль» о подножку, поддел пальцем заедающее крепление на багажнике, вытянул оттуда пакет из супермаркета «Теско», в который заехал на пути из больницы, отыскал в кармане косухи ключи и шагнул к двери 221Б. Он был уставшим, едва ощущающим реальность, но довольным. Первый рабочий день — ночь — прошел хорошо и ещё лучше закончился: Ватсон и медсестра из реанимации Мэри договорились вечером вместе прогуляться. Все, чего сейчас хотел Джон, был душ и кровать, но мысленно с нетерпением забредал в грядущую встречу.

Он вошел в дом, и прихожая встретила его кромешной темнотой и оставленным в углу сразу рядом с дверью пылесосом миссис Хадсон. Джон натолкнулся на него, от неожиданности выронил связку ключей, а когда потянулся к включателю, вспомнил, что свет не работал — электрик так и не явился на вызов. Ему пришлось отставить пакет и присесть, кряхтя от боли. Нога устало ныла, пол был пыльным, ключи нашлись у первой ступеньки. Утирая руку просто о джинсы, он поднялся на второй этаж и свернул к двери, ведущей на кухню. Всё здесь было таким же пустым и необжитым, как и в прилегающей гостиной: на полках стояло несколько разномастных запыленных тарелок и чашек, вокруг крана над раковиной запуталась паутина, холодильник стоял выключенным с распахнутыми дверцами. Джон шагнул к нему и потянулся в пакет за упаковкой яиц, и тогда заметил гостью.

Белокурая кучерявая девушка в короткой искусственной шубке невнятного блеклого цвета, в узко обхватившей бедра юбке, колготах в сеточку и высоких сапогах с тонкими каблуками, на один из которых нанизался пожелтевший листок. Она развалилась в кресле Холмс у камина, перекинув ноги через один подлокотник и опустившись спиной на второй. Она энергично жевала резинку, затем надула из неё большой белый пузырь и с громким хлопком лопнула.

— При-у-вет! — сказала она, с любопытством разглядывая Джона.

— Доброе утро, — ответил он сухо, прячась за дверцу холодильника. Не успели они въехать, как Холмс уже воплотила свое предупреждение о том, что в гостиной станет принимать клиентов. И вот теперь эта девчонка, единственной ассоциацией с внешностью и поведением которой была работа по вызову, заявилась в их дом с утра пораньше. И ещё заняла место Мелинды. Джону стало как-то злорадно весело оттого, что блондинка проявила такую наглость, и он понадеялся, что это разозлит Холмс.

— Что-у прине-ус? — поинтересовалась, снова хлопая жвачкой, гостья. Она коверкала слова на ливерпульский манер — Ватсон знал это, потому что один из его близких сослуживцев разговаривал так же. Он выудил из пакета бутылку молока, поставил её на полку в дверце, а затем оглянулся на ведущий к спальне соседки проход. Дверь в её комнату была приоткрыта достаточно широко, чтобы он рассмотрел, что не засланная кровать была пустой, а шторы плотно задернуты.

— Вы пришли к Мелинде Холмс? — задал он встречный вопрос, оглядываясь на гостью. Она оскалилась ему, обнажив зубы и зажатый между ними смятый комок жвачки, опустила ноги на пол и встала, нетрезво покачнувшись на каблуках и широко взмахнув руками, чтобы удержать равновесие. Она тонко хохотнула и упрямо повторила:

— Что-у прине-ус? Есть что-у-то вкусное? Пе-у-ченье?

Пальцем с длинным черным прямоугольником ногтя она подхватила край жвачки и тягучей белой лентой стала наматывать вокруг фаланги. Несколькими широкими шагами она пересекла расстояние от кресла до холодильника и, деловито отвернув край пакета, заглянула в то, что Ватсон ещё не успел достать: пачку сливочного масла, упаковку сахара, бутылку средства для мытья посуды, коробку новых бритвенных касет для станка и тюбик лосьона после бритья.

— Скучно-у! — раздосадовано выдохнула она, капризно морщиня брови. Джон раздраженно одернул пакет, борясь с острым желанием оттолкнуть блондинку — она остановилась слишком близко к нему.

— Кто Вы такая? — отчеканив каждое слово отдельно, с натиском спросил Ватсон. Гостья закатила глаза. Те были карими, и в тени низко нависших густых накладных ресниц он рассмотрел ободок линз, а в этом их движении перехватил что-то неуловимо знакомое. Джону были знакомы и её острые скулы, на нижней губе он рассмотрел белесый шрам.

— Мэл? — выговорил он удивленно прежде, чем успел внятно в мыслях сформировать эту догадку. — Холмс, это Вы?

Блондинка вытянула жвачку изо рта, зажав её между пальцев, и резко изменившимся голосом — приобретшим сиплую бархатистость — совершенно без акцента ответила:

— Хвалю за наблюдательность. Сегодня она Вам ещё пригодится. Сколько времени Вам нужно, чтобы отоспаться?

Ватсон растеряно заглянул в темный, нуждающийся в подключении к розетке холодильник, словно в нём помимо только что возникших там молока и яиц могло оказаться что-то, вносящее ясность в происходящее.

— Что… за маскарад?

— Шести часов хватит? — стояла на своём Холмс. Она скосила взгляд на наручные часы Джона, а затем заглянула ему в лицо, и его поразило то, насколько неизменно — вне зависимости от цвета глаз и общего облика — холодно и цепко она смотрела. — В три по полудни я жду Вас в гостиной.

— Зачем?

Но Мелинда не ответила. Она между пальцами скатала жвачку в плотный шарик, метко забросила его в раковину и, крутнувшись на пятках — тонкие каблуки с надрывным скрипом проехали по паркету, оставляя на нем две отчетливых изогнутых царапины — пошла в свою комнату.