Ян понимал, что со своего поста в случае успеха перейдет в высшее руководство.

Приближались новогодние торжества. Горячка распродаж, подстегиваемая агрессивной рекламой, свирепствовала уже месяц. В такое время у людей отключаются критические центры, прежняя страсть к приобретательству всего и вся перерождается в долг, заставляющий с азартом охотника и обреченностью гладиатора гоняться за блестящей мишурой.

Игорь уловил неприятную новизну в, казалось бы, знакомой кутерьме. Сейчас, из «вне игры», она выглядела почти балом деградации! Отвратительно. Но, повинуясь выработанному рефлексу, он все же решил достать сувениров Матвею и ребятам, для чего отправился в знакомый по прошлой жизни супермаркет.

Сразу у входа толпа людей в первобытном остервенении штурмовала кассы. Покупатели с переполненными тележками выстраивались в длинные вереницы, где каждый ревностно поглядывал на соседнюю очередь, двигавшуюся, как назло, быстрей, и бросался с руганью на наглецов, норовящих проскользнуть вперед «с одной банкой кукурузы».

Обстановка торгового зала, порушенная людским потоком, наводила на интересные мысли. Игорю отчетливо представилось, что он стоит в центре апокалиптической свалки, по которой роем мух ползают слепые и голодные самоубийцы. Они стараются, очень стараются пожрать себя с хоть каким-нибудь удовольствием.

Все дело в вещах. Наверняка у девяноста процентов товара нет ценности. Ни малейшей. Заводы трудятся день и ночь, выбрасывая на прилавок продукцию с мимолетным сроком полезного существования. Она не нужна людям, но вот парадокс – те стремятся ее купить! Одноразовые туфли, гирлянды, пластиковая посуда, триллионы открыток, убогие игрушки по немыслимым ценам, алкоголь, бейсболки, бумажные фонари, батарейки, елочные украшения, ванночки для ног, сувенирные фляжки, ножи, садовые гномы и прочее барахло – транзитом через руки потребителя скоро оказываются в мусорном контейнере. Цивилизация выхолостила первоначальную идею конечной необходимости, подменив ту вечным бессмысленным процессом. Свалка теперь начинается не где-то далеко за городом, а сразу в торговом зале, а покупатели из получателей благ давно мутировали в сортировщиков утиля. Им полагался бонус – выбрать для передачи по цепочке самое симпатичное барахло, но и здесь никакой свободы: рекламой в подкорку вживляются правильные «вкусы», «желания», так что снова обман.

Самоубийцы, не иначе. Как еще назвать людей, прожигающих жизнь за опостылевшим зарабатыванием денег, чтобы потом ее остатки, конвертированные в бумажки и циферки на ХАЭНах, добровольно-принудительно спустить в трубу? Здесь, впрочем, может скрываться разгадка парадокса: мозг превращает поражение в победу, пытается доказать сам себе, что все нормально – фантики, бусинки, стеклышки имеют ценность, они стоят потраченных усилий и предназначены для него, человека, а не для поддержания какого-то бессмысленного оборота ширпотреба. «Я здесь альфа и омега!» – кричит потребитель, и ему никто не возразит, главное – бесперебойно поддерживать процесс.

Вся адская жуть конвейера в том, что большинство потребителей не просто догадываются о нечестной игре против себя, они точно знают о ней! Но безысходность ситуации, осознание своей ничтожности перед сложившейся системой делают черное дело: человек смиряется. В конце концов, что остается? Уходить в пустыню, прозябать в рубище, терпеть нужду, холод, болезни? Или… как тот бездомный с грязным яблоком… Нет, на такое нужны убеждения и смелость, даже блаженная отвага. Так что лучше уж комфортное самоубийство. Игорь чувствовал, что в реальных условиях это, пожалуй, оправдано. Попытку побега могут себе позволить немногие одиночки. А если у человека, пусть умного и высокоморального, есть дети, немощные родители, кто-то, о ком нужно заботиться ежедневно, кормить хлебом насущным, а не бунтарской яростью и разглагольствованием о прекрасном? Нет, далеко не все из копающихся в «акционных» развалах, убивают свою жизнь из эгоизма.

Вот женщина с небольшой корзинкой. На дне дешевые одноразовые игрушки в блистерах: кукла с жидкими волосами, огромной головой и рахитичным тельцем да машинка вырвиглазного колеру. Краска с них облезет за два дня, и вонять химией они обещают изрядно, но это лучше, чем не подарить дочке и сыну ничего! У детворы должен быть праздник, как и у более обеспеченных сверстников. Вот мужчина, замерший у башен из автопокрышек. Его терзает мучительный выбор между ценой и собственными возможностями. Купи он сейчас нужные покрышки – и на жизнь семьи останется шиш без масла, а на носу рождество, домашним необходимы вкусный стол, пластиковая елка, наряды. Мужчина стучит пальцами по ХАЭНу, на его лице отображается почти отчаяние…

Кремов почувствовал тошноту. Вот дурак! Начал прислушиваться к людям в гипермаркете! Уж где-где, но не в Храме новой веры следовало этим заниматься. Еще Казимиров предупреждал, что для Нервов путь туда закрыт: огромные толпы, душевные терзания, алчность, надменность, позерство, страхи, зависть – вся гниль и гадость человеческая в лошадиных дозах, кто ж выдержит такое без последствий?! И ладно бы на минутку заскочить, хвать искомое и наружу, так нет же.

Игорь поспешно направился к выходу.

На парковке в молочном свете гигантских фонарей, усеянный сверкающими пупырышками ледяных капель и окутанный зимним неплотным туманом, ждал «Супер-В». Он, как и Игорь, смотрелся здесь чужеродно, а потому располагался подальше от автомобилей. Те, воплощая достижения хозяев на материальном поприще, солидно мигали огнями дистанционного запуска, прогревали комфортабельные салоны и отпугивали эвакуаторщиков затейливыми номерами. Откормленные бычки, взирающие по-хозяйски высокомерно на маленького мерзнущего «Супер-В». То и дело какой-нибудь из них предупредительно распахивал зев багажника, чтобы принять порцию ширпотреба, затем устраивал утомленного бюргера в комфортном чреве и укатывал, довольно шурша покрышками.

С глотком холодного воздуха пришло облегчение.

Что стало с вещами? Машины-бычки «жили» дольше зубной щетки или пары носок, но все же слишком мало, чтобы выскочить из общей мусорной закономерности. Где же та граница, за которой появляется смысл вещи, более высокий, нежели свалочный транзит?

Во-первых, стоящая вещь баснословно дорога. Ее невыгодно производить доступной, ведь, задержавшись у покупателя надолго, она и изготовителя надолго оставит без работы. Во-вторых, такая вещь исчезающе редка, потому что не соответствует мимолетной безжалостной моде, кромсающей мир на свой манер. В-третьих, очень специальна и даже жива: ее создают вдохновенно, без оглядки на вульгарный маркетинг и технологические тиски, в ней есть мастерство, оригинальная философия. А самое главное, стоящая вещь в современном мире – проклятие, ломающее свалочную систему. Система этого не прощает.

Мотоцикл благодарно рыкнул мотором, отозвавшись на нажатие кнопки стартера. Они с Игорем не спеша покатили мимо четырехколесных туш, выдыхая пар в промозглый мегаполисный воздух. «Супер-В», умей он рассуждать, наверняка ни о чем не жалел бы. Он упивался бы своим могуществом и редким совершенством, доказывая раз за разом особую правоту почившей упрямицы «блюстар», и, как породистое животное, скорее сдох бы, чем опустился бы до сытой лакейской беспринципности.

Да, на парковке гипермаркета ему не место. Ему не место и в мегаполисной зиме, где стылая слякоть сантиметровыми слоями налипает на мотор, цепь, фару, превращая мотоцикл в бомжа-замарашку, где асфальтовые реагенты разъедают проводку. Он не рассчитывался на эксплуатацию в таких условиях, это точно, но все равно посматривает на трудности равнодушно и безотказно служит хозяину.

«Нам с тобой повезло! – подумал Игорь, похлопывая „Супер-В“ по баку. – Ты без меня наверняка пропал бы… Впрочем, как и я без тебя».

В один из ничем не примечательных дней Матвей через ХАЭН попросил Кремова зайти. В офисе кроме Ястреба оказалась Юкэ. Она сидела у окна в кресле, нервно покачивая свешенной ногой, и демонстративно не обращала внимания на Игоря.